Римская история

Александрийский Аппиан

82. Хотя и консулов охватила жалость при виде превратности человеческой судьбы, но они оставались суровыми, ожидая, пока карфагеняне насытятся своим плачем. Когда же последние прекратили стенания, вновь наступило молчание. И дав себе отчет в том, что их город безоружен и малолюден, что нет у них ни кораблей, ни катапульт, ни стрел, ни мечей, ни людей, способных обороняться, так как недавно еще погибло у них пятьдесят тысяч человек, что у них нет никакого наемного войска, ни друга, ни союзника, ни времени, чтобы их приобрести, что враги держат в своих руках и их детей, и оружие, и страну и осаждают город вооруженные, с кораблями, с пехотой, с машинами и конями, что Массанасса, другой их враг, у них под боком, — они воздержались от шума и дальнейшего выражения негодования, как нисколько не помогающих в несчастьях, и вновь обратились к речам. И Баннон, [529] которому было прозвище Тигилла (Tig>llaw), самый знатный из всех присутствовавших тогда, попросив разрешения говорить, сказал:

529

161. У Diod., XXXII, 6, 3, ошибочно Бланнон; ближе не известен. Имя засвидетельствовано пуническими надписями. См. Gsell, Histoire ancienne de l'Afrique du Nord, III, 349, прим. 6.

83. "Если есть у нас помимо сказанного еще прежде вам, римляне, право на слово, мы будем

говорить не для того, чтобы выставлять свое право (не ко времени несчастным спорить), но чтобы вы узнали, что у вас есть основательный и разумный повод оказать нам милосердие. Ведь мы, властители Ливии и моря в самых широких пределах, воевали с вами за гегемонию; от нее мы отказались при Сципионе, когда передали вам корабли и слонов, которых имели, и взяли обязательство платить вам дань и даем ее своевременно. Во имя богов, которыми тогда клялись, пощадите нас, пощадите клятвы Сципиона, клявшегося, что римляне будут карфагенянам союзниками и друзьями. Нет ничего, в чем бы мы погрешили против этого договора. У нас нет ни кораблей, ни слонов, мы не уклоняемся от взносов дани, но были даже вам союзниками против трех царей. [530] Пусть не сочтет нужным кто-либо упрекнуть нас, если это раньше мы уже говорили, когда вы требовали оружия, ибо несчастия делают многословными и вместе с тем при молениях нет ничего могущественнее, как ссылка на договор, да и мы не имеем возможности прибегнуть к чему-либо другому, кроме слов, мы, которые всю нашу мощь выдали вам. Таковы прежние условия, поручителем которых, о, римляне, является Сципион. Что же касается настоящих условий, вы, консулы, являетесь для нас и творцами их и свидетелями. Вы потребовали заложников, и мы отвели вам самых лучших. Вы потребовали оружия и получили все, чего даже после осады взятые города добровольно не отдают. Мы верили обычаю и образу действия римлян. Ведь и сенат прислал нам обещание, и вы, требуя заложников, говорили, что разрешите Карфагену быть автономным, если получите их. Если было прибавлено, что остальные ваши приказания будут сообщены потом, не достойно вас было при требовании дать заложников, требовании совершенно ясном, обещать, что город будет автономным, а затем как какую-нибудь прибавку к выдаче заложников потребовать, чтобы сам Карфаген был разрушен. Если вы считаете законным его уничтожить, то каким образом вы оставите его свободным или автономным, как вы говорили?

530

162. Подразумеваются Филипп V, Антиох III и Персей; ср. Арр., Syr., 22; Liv., XLIII, б, где идет речь об участии карфагенян в войнах против названных царей.

84. Вот что имели мы сказать и о прежних договорах, и том, который был заключен между нами. Если и этого вы не примете во внимание, то мы перестанем говорить — что остается еще несчастным, — станем плакать и просить. О многом можем мы молить из-за множества бедствий: мы взываем ради города древнего, по воле и благоволению богов воздвигнутого, во имя его славы, достигшей такой высоты, ради его имени, известного по всей земле, ради стольких святилищ, в нем находящихся, и богов, не причинивших вам никакого зла: не лишайте их торжественных служений, шествий и праздников, не лишайте гробницы обычных приношений, так как мертвые ни в чем перед вами не виновны. Если есть у вас жалость даже к нам (а вы говорите, что, жалея нас, вы разрешаете нам переселиться) пощадите государственный алтарь, пощадите площадь, пощадите богиню — хранительницу совета — и все остальное, что еще для живых радостно и ценно. Ведь в самом деле, чего вам еще бояться Карфагена, вам, владеющим и нашими кораблями, и нашим оружием, и вызывающими зависть слонами? А относительно переселения, если кому-либо покажется, что вы предлагаете нам это в утешение, то это — дело невыполнимое, переселиться в глубь материка людям, живущим благодаря морю, бесчисленное количество которых работает на море. Вместо этого мы делаем вам другое предложение, более приемлемое для нас и более славное для вас: город, ни в чем не повинный перед вами, оставьте невредимым, нас же самих, которых вы переселяете, если желаете, убейте. Ведь только так вы покажете, что вы гневаетесь на людей, а не на храмы, богов, могилы и город, ни в чем не виновный.

85. К славе благородства и благочестия стремитесь вы, римляне, во всех делах и в счастливых обстоятельствах показываете свою умеренность; и это вы внушаете всем, кого бы вы ни побеждали. Так вот, ради Зевса и богов, и других, и всех тех, которые еще теперь хранят Карфаген (да никогда они ни вам, ни детям вашим не воздадут злом за понесенные бедствия!), да не нарушите вы вашей собственной доброй славы впервые по отношению к нам, не оскверните вашего доброго имени таким поступком, который и совершить трудно и столь же тяжко о нем слышать; к тому же он будет совершен вами первыми. Ведь много было войн у эллинов и у варваров, много и у вас, о, римляне, против других народов: и никто никогда не разрушал до основания города, протянувшего до битвы руки с просьбой о пощаде и передавшего оружие и детей и согласившегося перенести любое наказание какое только есть у людей. Во имя богов, которыми мы клялись, изменчивости человеческой судьбы и страшнейшей для счастливых Немесиды мы просим вас, чтобы вы сами не накладывали своими руками пятна на свою добродетель, не доводили наши несчастья до неисцелимой гибели, но разрешили, если вы сами не дадите нам владеть своим городом, еще раз послать, по крайней мере, в сенат послов относительно него и молить об этом. Вы видите, что это короткая отсрочка, но в этот короткий промежуток времени она несет нам долгое мучение вследствие неизвестности будущего; вам же равно безопасно будет теперь ли или немного спустя совершить намеченное, но зато вам прибавится слава благочестия и человеколюбия".

86. Это сказал Баннон, но по суровому выражению консулов в течение всей речи было ясно, что они ни в чем не уступят карфагенянам; когда он кончил, Цензорин ответил: "Относительно того, что предписал сенат, зачем нужно много говорить? Он предписал, и должно быть сделано; и мы не можем отложить исполнение того, что уже давно было приказано исполнить. Если бы мы это приказывали вам, как врагам, нужно было бы только сказать и принудить сделать; когда же это делается, о, карфагеняне, ради общей пользы, может быть, отчасти и нашей, но гораздо более вашей, я не откажусь изложить вам и основания этого решения, если вас можно скорее убедить, чем принудить силой. Это море всегда побуждает вас, помнящих о былой вашей власти и силе на нем, поступать несправедливо и от этого ввергает вас в несчастья. Ведь из-за него вы старались захватить Сицилию и потеряли Сицилию; вы переправились в Иберию и потеряли Иберию. И после заключения перемирия вы грабили купцов, особенно наших, и, чтобы скрыть это, топили их, пока, пойманные с поличным, вы не откупились от нас Сардинией. Так и сардов вы потеряли из-за моря, которое как бы создано, чтобы побуждать всех стремиться всегда к большему из-за быстроты в действиях на нем.

87. И афинян оно, когда они предались морскому делу, и чрезвычайно возвеличило и погубило; морские прибыли похожи на купеческие, которые заключают в себе и возвеличение и полную гибель. Вы ведь знаете, что те самые, о которых я только что упомянул, распространив свою власть по Ионийскому морю до Сицилии, не прежде отказались от жажды захвата и наживы, чем потеряли всю свою власть, и гавани и корабли передали врагам, приняли в город чужой

гарнизон и сами срыли свои длинные стены; и стали они тогда даже почти что материковыми жителями. И это надолго спасло их. Ведь более устойчива, о, карфагеняне, жизнь на материке в занятиях земледелием, свободная от опасностей. Правда, выгоды там, может быть, меньше, но одновременно доходы от земледелия надежнее и безопаснее, чем от морской торговли. А в целом, мне кажется, город, стоящий на море, является скорее каким-то кораблем, чем землей: он всегда подвержен волнениям в делах и переменам; город же, стоящий в глубине страны, пользуется безопасностью, как находящийся на земле. Поэтому и в древности царские резиденции, как правило, были в центре их стран, и потому-то оказались столь обширными царства мидян, ассирийцев, персов и других.

88. Но я перестану ссылаться на пример царских резиденций, не имеющих к вам никакого отношения; посмотрите на вашу Ливию, сколько городов внутри этой страны живут безопасно. С любым из них вы можете стать соседями, чтобы избавиться от раздражающего вас вида и чтобы не было у вас тягостных воспоминаний о тех несчастиях, которые вы испытываете ныне, когда, смотря на море, лишенное кораблей, вы вспоминаете о множестве кораблей, которые вы имели прежде, и о всей той добыче, которую вы ввозили, и в какие гавани вы гордо вступали и наполняли добычей верфи и склады снастей. О чем напоминают вам внутри ваших стен выстроенные казармы для войск, коней и слонов? О чем напоминают рядом с ними выстроенные склады? Какие чувства пробуждает в вас все это? Что другое, кроме огорчения и страстного желания вернуть потерянное, если когда-нибудь представится к этому возможность? Это вполне человеческое чувство, когда люди, вспоминая о бывшем некогда счастье, надеются, что счастье вернется; лекарство же, исцеляющее наши бедствия, — это забвение, которого нельзя получить, если вы не избавитесь от этого зрелища. И самое явное тому доказательство — то, что вы, часто получавшие прощение и заключавшие договор, постоянно нарушали клятвы. Итак, если еще вы стремитесь к власти и, теряя ее, злобствуете против нас и выжидаете подходящего момента, тогда вам нужен этот город и такие гавани и верфи и эти стены, выстроенные наподобие лагеря. Но зачем мы будем щадить явно уличенных врагов? Если же вы честно отказываетесь от власти, не на словах только, но к в помышлениях, берете себе только то, чем вы владеете в Ливии, и на этом без всяких возражений заключаете с нами договор, ну же, покажите это и на деле, переселившись в глубь Ливии, которой вы владеете, и уйдя от моря, от которого вы отказались.

89. И не притворяйтесь, что вы просите пощадить святилища, алтари, площади и могилы; из всего перечисленного могилы останутся на месте; если вы захотите, то сможете, приходя сюда, приносить умилостивительные жертвы и совершать жертвоприношения в святилищах, являясь сюда. Остальное мы уничтожим. Ведь вы приносите жертвы не верфям, не стенам несете умилостивительные дары. И, переселившись, вы можете создать новые очаги и другие святилища и площади, и скоро и они станут для вас отчими, так же, как, покинув все это в Тире, вы переменили это на вновь созданное в Ливии и приобретенное вами тогда теперь считаете отчим. Кратко говоря, поймите, что мы постановили это не по вражде к вам, но для сохранения твердого согласия и общей безопасности; если вы вспомните, ведь мы и Альбу, [531] бывшую не враждебной нам, но нашей метрополией, не из неприязни, но высоко чтя ее, как ее колонисты, для общей пользы переселили в Рим, и это принесло пользу обеим сторонам. Но, говорите вы, есть у вас еще много работников, которые получают свое пропитание, трудясь на море. И об этом мы подумали, чтобы вам было удобно сообщаться с морем, и вы могли бы легко ввозить и вывозить продукты; ведь мы велим вам отойти от моря не на большое расстояние, а только на восемьдесят стадиев. [532] Ведь мы, предписывающие вам это, находимся от моря на расстоянии ста стадиев. [533] Мы даем вам выбрать место, какое хотите, и, переселившись, жить там по своим законам. Это и есть то, о чем мы говорили раньше, что мы оставим Карфаген автономным, если он будет нам повиноваться; ибо Карфагеном мы считали вас, а не землю. [534]

531

163. Альба Лонга — по преданию, древнейший город Латия и центр Латинского союза, разрушенный при Тулле Гостилии.

532

164. 20 км.

533

165. 25 км.

534

166. Ср. Diod., XXXII, 6, 3; Liv., Ep., XLIX.

XIII.

90. Сказав это, Цензорин замолчал. И так как карфагеняне, пораженные его словами, не ответили ничего, он прибавил: "Что нужно было сказать, убеждая и утешая вас, сказано; приказание же сената должно быть выполнено и выполнено немедленно. Итак, идите: ведь вы все-таки еще послы". Так он сказал, они же, удаляемые служителями, предвидя, что будет сделано карфагенянами, вновь попросили разрешения говорить. Вновь допущенные, они сказали: "Мы видим неумолимость приказания; ведь вы не даете нам даже права отправить послов в Рим. У нас нет надежды еще раз прийти к вам: мы будем убиты карфагенянами, прежде чем закончим нашу речь. Мы просим вас не за себя (мы готовы перенести все), но еще раз за самый Карфаген; может быть, он, пораженный страхом, сможет подчиниться своему несчастью. Поставьте около него корабли, пока мы пойдем отсюда сухим путем, чтобы, и видя и слыша, что вы приказываете, они это перенесли, если только могут. Мы попали в такое безвыходное и бедственное положение, что сами заклинаем вас двинуть корабли против нашего отечества". Сказав это, они ушли, Цензорин же, двинувшись с двадцатью пентерами, стал на якорь около города. Из послов часть разбежалась во время пути, но большинство молча продолжало путь.

91. Карфагеняне же — одни смотрели со стен, ожидая, когда придут послы, и негодовали, что они так медлят, и рвали на себе волосы; другие же пошли навстречу подходящим, не имея больше сил ждать и побуждаемые желанием скорее узнать результат. Видя суровое выражение приближавшихся, они били себя в лицо и обращались с вопросами, одни ко всем вместе, другие же отдельно к каждому, если кто был дружен или знаком с кем-либо из них, хватая его и расспрашивая о случившемся. Так как никто не отвечал, они застонали, как бы предчувствуя явную гибель. Бывшие на стене, услышав это, застонали вместе с ними, ничего еще не зная, но как при явном и большом несчастье. Около ворот они едва не задавили послов, бросившись к ним целой толпой; они их едва не растерзали, но послы сказали, что прежде им надо встретиться с советом старейшин. Тогда только одни расступились перед ними, другие же пошли вслед, обуреваемые желанием скорее все узнать. Когда они вошли в здание совета, старейшины удалили остальных и одни заседали среди своих, толпа же стояла вокруг здания. Послы сначала объявили приказание консулов, и тотчас в совете поднялся вопль, и народ, стоявший снаружи, также завопил. Затем, когда послы перешли к тому, что возражали они, защищаясь и прося и убеждая разрешить им отправить послов в Рим, в совете вновь наступило глубокое молчание; все ожидали, желая узнать, чем все кончилось; и народ также молчал. Когда же они узнали, что даже отправить послов им не разрешили, они, горько плача, подняли вопль, и народ ворвался к ним.