Римская республика. От семи царей до республиканского правления
Шрифт:
Рабов везли из Африки, Греции и Испании, что еще больше ухудшило положение римских крестьян. Именно рабы выполняли теперь сельскохозяйственные работы под руководством надсмотрщиков, которые выжимали из этих несчастных все соки. Владелец плантации жил в Риме, подальше от людских страданий, не ощущая никаких угрызений совести (такое «владение издалека» всегда способствует плохому обращению с работниками и рабами). Крестьяне, сумевшие уцелеть в хаосе воины, не могли конкурировать с крупными землевладельцами и разорялись.
Они в поисках работы стали переселяться в Рим. В городе возник многочисленный класс пролетариев. (Этот термин произошел от латинского слова «рождать детей», поскольку, по мнению аристократов, бедные нужны были только для того, чтобы поставлять воинов для легионов.)
Римский гражданин, живший в городе, обладал определенными правами. Каким бы бедным он ни был, он имел право голоса, а это означало, что аристократы, стремившиеся занять высокие посты, должны были принимать во внимание его мнение. Умные беспринципные политики хорошо понимали, что голоса римлян можно купить. Они добивались популярности у народа и набивали себе цену, голосуя за продажу римским гражданам продуктов по сниженным ценам и даже за бесплатное распределение зерна. Они также организовали бесплатные состязания и зрелища разного рода. Таким способом государственные деятели подкупали простых людей, и частенько бедняки поддерживали одного лидера в его борьбе против другого, не понимая, что действуют вопреки своим же собственным интересам.
Подобная тактика, обогащавшая политиков и наносившая огромный вред Риму, получила название «panem et circenses», что буквально переводится как «хлеба и цирков», хотя цирком в Риме называлось совсем не то, что теперь. Это слово образовалось от латинского «круг» и означало место (обычно, кстати, овальной формы), где проводились состязания и устраивались различные зрелища на потеху публике. Гонки на колесницах, бои гладиаторов, схватки с дикими зверями оживляли эти зрелища, превращая их в римский вариант современных водевилей (несомненно, очень грубый и кровавый). Поэтому лучше переводить «ранет circenses» как «хлеба и зрелищ».
Пока богатые богатели, а бедные беднели, пока свободные крестьяне разорялись, а число рабов все увеличивалось, Рим в политическом отношении испытывал застой. До начала войн с Карфагеном база городского правления неуклонно расширялась, делая его все более демократичным. Но когда в Италию вторгся Ганнибал, этот процесс остановился.
С одной стороны, когда в ходе Второй Пунической войны над Римом нависла смертельная опасность, все понимали, что необходимо иметь сильное правительство. Во время войны не до политических экспериментов. И сенат создал такое сильное правительство — надо отметить, что за всю историю Рима он никогда так хорошо не управлялся, как во время Второй Пунической войны и после нее.
Но ни один правящий класс никогда добровольно не откажется от власти. Так и римская аристократия, состоявшая из крупных землевладельцев, входивших в состав сената, не испытывала никакого желания менять ситуацию, когда опасность миновала.
В результате после долгих и тяжелых лет вой ны в Италии так и не наступил мир — в этом и заключался великий и трагический парадокс того времени.
Когда Ганнибал был изгнан с Апеннинского полуострова, Рим уже не боялся, что какая-нибудь вражеская армия решится, в обозримом будущем, вторгнуться на его территорию. И действительно, в течение последующих пяти веков на землю Италии не ступала нога захватчика.
И тем не менее, Италии не суждено было вкусить прелестей мирной жизни. Узколобая политика сената и его нежелание выпускать из своих рук власть привели к появлению нового, гораздо более ужасного типа войны. За войнами с внешними врагами последовала война рабов против свободных, бедных против богатых, Рима против его союзников, Рима против Рима.
Предвестником эпохи социальных столкновений стала самая ужасная из всех войн — восста ние рабов.
Особенно много рабов ввозили на Сицилию, которая превратилась в одну большую плантацию, где выращивалась дешевая пшеница для римского пролетариата. На Сицилии с рабами обращались хуже, чем со скотиной, ибо они стоили дешевле и их убыль было легче восполнить.
Однако эти рабы совсем еще недавно были свободными людьми. Многие из них у себя на родине считались уважаемыми гражданами, чье единственное преступление заключалось в том, что они имели несчастье жить в завоеванной стране, или воинами, вся вина которых состояла в том, что их армии оказались разбитыми, Их жизнь была хуже смерти, и требовался только вождь, чтобы эти люди восстали в отчаянной попытке вернуть себе свободу.
В 135 г. до н. э. сирийский раб по имени Евн провозгласил себя потомком Селевкидов и принял тронное имя Антиох. Возможно, никто в это не поверил, но рабы, ждавшие только повода, взбунтовались.
Восставшие, обезумевшие от страданий и хорошо понимавшие, что пощады ждать неоткуда, безжалостно грабили и убивали мирных людей.
Хозяева рабов (а именно они обычно и пишут книги по истории) подробно описывали в своих про изведениях зверства бунтовщиков. Но правда заключается в том. что после подавления восстания, чем всегда и заканчивались такие попытки, рабов подвергли еще более изощренным мучениям.
Первая невольничья война не была в этом смысле исключением. В течение нескольких лет на Сицилии лились реки крови. Сильнее всего зверствовали рабы в Энне, в самом центре острова, и в Тавроменее, современном Таормиие, на северо-восточном побережье.
Римлянам потребовалось целых три года, чтобы подавить восстание, и им пришлось пережить поначалу несколько унизительных поражений. Только в 132 г. до н. э. Сицилия была усмирена. и восстание рабов захлебнулось в крови.
Однако оно очень сильно напугало римлян. И некоторые политические лидеры, после всех ужасов, случившихся на Сицилии, видя признаки экономического упадка Италии, усугублявшегося с каждым годом, начали понимать, что настала пора для коренных преобразований.
Муж Корнелии, дважды избиравшийся консулом и с честью сражавшийся в Испании, умер в 151 г. до н. э., когда Тиберию было двенадцать лет, а Гаю — всего два года. Корнелия посвятила себя воспитанию детей (отказываясь от предложений выйти замуж, что по тем временам было неслыханным делом) и позаботилась о том, чтобы они получили самое лучшее образование на греческий манер.