Риск — мое призвание
Шрифт:
— Herr Драм, — позвал он.
— Да, — обернулся я.
— Мюллер будет продолжать выполнять свои прежние задачи.
— Ну и что это должно означать, черт возьми?
— Пользуясь вашими словами, это было ваше упущение. В конце концов, вы нашли для нас Вильгельма Руста.
— Боже мой, Мюллеру достаточно было только осведомиться у его сына!
— У сына, да. Но не в Burschenschaft, здесь у нас не было ничего. Давайте, Herr Драм, продолжайте поиски Фреда Сиверинга.
— А как быть с нашей договоренностью?
— Здесь все кончено, но я не исключаю возможности к ней вернуться, если вам удастся что-то
— К примеру, найти Штрейхеров и заставить их предстать перед судом по обвинению в похищении человека? — предположил я.
— Может быть, и так.
— Я найду для вас Штрейхеров, — пообещал я.
Ферге зашелестел бумагами на своем столе.
— Итак? — произнес я.
Не глядя на меня, он ответил:
— До свидания и желаю удачи, Herr Драм.
Глава 8
В ту ночь я спал плохо и проснулся с тупой болью в затылке. Но уже рано утром я был в редакции боннской газеты «Таймс». Она располагалась неподалеку от улицы Кобленц. Из окна позади стола Бронфенбреннера открывался прекрасный вид на особняки, сады и Рейн. Бронфенбреннер был плотным темноволосым малым лет тридцати с небольшим и с усиками а-ля Гитлер. «Интересно, — подумал я, — сколько таких усиков еще осталось в Германии».
После того, как было выяснено, что мы оба знакомы с Пэтти Киог, я спросил:
— Это вы освещали дело Burschenschaft?
Его английский был столь же плох, как и мой немецкий. Сквозь шум пишущих машинок и звонки телефонов он переспросил:
— Что это биль за дело?
— Штрейхеры, — сказал я.
Он поднял голову, и в его глазах, поначалу выражавших лишь вежливость, засветился интерес.
— Штрейхеры? Ну и что?
Я вытаращился на него:
— Что, фараоны держат карты близко к орденам?
— Ви имейт что-то мне сообщить?
Я немного поразмыслил. Мой счет с Йоахимом Ферге, по крайней мере, на теперешний момент был закрыт. И это было сделано Ферге, а не мной. Кроме этого, я не брал перед Ферге каких-либо обязательств относительно сохранения тайны, хотя он, по-видимому, и хотел бы, чтобы я это сделал. Я сказал:
— Штрейхеры сейчас мчатся на восток. Вы знаете, где они могут быть?
Он зажег очень толстую, ядовито-зеленую сигару и предложил мне такую же. Я ответил, что не курю по утрам, и он заметил:
— Мой друзья в Берлин обично не отказываться. А что?
— Ночью в Burschenschaft Korporation, — сказал я, — был застрелен Вильгельм Руст.
Он чуть не проглотил свою сигару.
— Junge! [14] — рявкнул он по-немецки. — Дай-ка последние новости!
Топая, подбежал мальчишка с гранками, и Бронфенбреннер быстро, но внимательно пробежал их глазами.
14
Малый! (нем.).
— Ncin, — сказал он. — Nein.
— Этой ночью я находился там с фроляйн Киог, — сказал я. — Отто Руст застрелил своего отца. Может быть, кое-кто сочтет это за случайность. Штрейхеры пришли за Вильгельмом Рустом, но, когда его убили, они забрали вместо него фроляйн Киог.
Бронфенбреннер положил сигару на латунную пепельницу размерами с крестильную купель.
— Как это биль, ви мне рассказывайт? — попросил он.
Я рассказал ему все в подробностях. Он записывал за мной с таким видом, будто в этом была вся его жизнь. На его лице была озабоченность мужчины судьбой девушки, которая ему нравилась или которую он, по крайней мере, уважал. Когда я закончил, он переспросил:
— Она такой… такой… как это ви сказаль…
— Какая бы она ни была, — ответил я, — сейчас она в беде.
— Отважный, — вдруг вспомнил он, чрезвычайно довольный собой, и внезапно помрачнел.
— Я рассказал вам все, как на духу. Вы можете использовать эту информацию полностью или частично, но не указывайте ее источника. Хорошо?
Он кивнул.
— И, кроме этого, — добавил я, — мне нужно имя человека в Берлине.
— Ви поедет за ней? — он вытащил из лежавшего на его столе журнала для записей визитную карточку и написал на ней имя и адрес. Я положил карточку в карман, даже не взглянув на нее. До Берлина было еще далеко.
— Да, — подтвердил я. — Я за ней поеду.
— Время, по крайней мере, ви имейт, — сказал он, участливо кивая и приглаживая ногтем большого пальца свои усы. — Конечно, она им нужна. А она так красива, и еще… еще так отважна. Для этот девушка я имею чувство, как для моя родная дочь.
Он был еще не стар, но его глаза говорили о том, что он не имел в виду ничего дурного, и я промолчал. Он обошел стол, приблизился ко мне и сжал мою ладонь своими мягкими короткими пальцами.
— Ви найти ее, — произнес он. — Ви обязательно найти фроляйн Киог.
Я пожал ему руку, поблагодарил за помощь и спустился по лестнице на улицу. Ярко светило солнце. Я поймал такси и поехал в Мелем Ауэ.
Через полчаса я уже был на пароме, переправлявшемся на другой берег Рейна. По пути в Мелем Ауэ таксист сидел вытянувшись, будто аршин проглотил. Он, должно быть, определил, что я американец, и воздерживался от комментариев по его поводу, хотя будь я англичанином, французом или немцем, он бы уже все уши прожужжал. Винить его в этом не стоило. Мелем Ауэ, спроектированный и построенный американским архитектором, был отвратительной пародией на здание. Он имел шесть этажей и внешне напоминал гигантского водяного жука, водруженного на опоры у самого края лужайки, которая использовалась раньше как поляна для игры в поло. Уже никто не помнил, действительно ли пони во время игры шлепали копытами по воде, но архитектору кто-то что-то сказал насчет паводков, и Мелем Ауэ водрузили на колонны, хотя шансов на то, что здесь случится наводнение, было, наверное, не больше, чем на то, что Фридрих Барбаросса, как гласила легенда, восстанет из своего склепа.
Энди Дайнин потягивал кофе из белого бумажного стаканчика, какие являются непременной принадлежностью любого американского кафетерия. Сбросив нога со стола, он встал, дружески потряс меня за руку и заметил:
— Ну и видок у тебя, братец!
— Видел бы ты меня прошлой ночью, — пробурчал я в ответ.
— Неприятности от Ферге?
— От людей, которые причиняют неприятности самому Ферге.
— Звучит немного запутанно, а?
Энди был крупным малым со здоровым румянцем — результатом постоянного пребывания на свежем воздухе. За своим столом он смотрелся почти так же нелепо, как красотка Джули Хэррис смотрелась бы на артиллерийском полигоне.