Рискованная игра
Шрифт:
– Кто вы?
– Как кто? Профессионал. Специалист по разбиванию сердец. И обожаю трудности. Ну же, попробуй сделать так, чтобы мне на этот раз нелегко пришлось. Скоро явится полиция потолковать с тобой, вот тогда и можешь разливаться соловьем. Уж я-то знаю, к кому ты помчишься. К своему ушлому дружку, большой шишке в ФБР. Позвонишь лапочке Нику, верно? Я, во всяком случае, от души на это надеюсь. И он тут же примчится на помощь. Посоветуй ему увезти ее и спрятать от меня. А вдруг я решу, что игра не стоит свеч, и займусь кем-то еще? На твоем месте я хотя бы попытался.
– Откуда вы знаете?
– Спроси меня.
– О чем?
– Как ее зовут, – засмеялся безумец. – Кто моя клиентка.
– Умоляю вас, примите помощь, – снова начал Том. – Что вы делаете…
– Спроси
– Да. Кто она?
– Она прекрасна, – заверил собеседник. – Изумительные полные груди, длинные темные волосы. Безупречное тело и лицо ангела. Само совершенство. От нее дух захватывает, но я надеюсь навсегда лишить ее дыхания.
– Назовите ее имя, – потребовал Том, моля Бога, чтобы у него хватило времени защитить бедняжку.
– Лорен, – прошипела змея. – Ее имя Лорен. Паника стиснула горло Тома.
– Моя Лорен? – еле выдавил он.
– Верно. Наконец-то вы поняли, отец! Я собираюсь прикончить вашу сестрицу.
Глава 2
Агент Николас Бенджамен Бьюкенен собирался в долгожданный отпуск. Последние три года он забыл об отдыхе, и, по мнению начальства, доктора Питера Моргенштерна, переутомление начинало сказываться на его отношении к работе. Кроме того, Моргенштерн сообщил Нику, что тот становится несколько рассеянным и циничным, и Ник в глубине души опасался, что Питер прав.
Моргенштерн всегда отличался прямотой. Ник восхищался и уважал его, почти как собственного отца, и редко с ним спорил. Его босс был надежнее скалы. И не протянул бы в бюро больше двух недель, если бы позволил эмоциям брать верх над рассудком. Ник считал, что самым большим его недостатком была раздражающая способность оставаться невозмутимым и хладнокровным, как мраморная статуя. Ничто и никогда не могло вывести его из себя.
Двенадцать агентов его отдела, лично отобранные Питером, звали его Удавом, разумеется, за спиной, но он знал и не обижался. Ходили слухи, что он даже рассмеялся, когда услышал прозвище впервые, и это послужило еще одной причиной его хороших отношений с агентами. Он сохранил чувство юмора – немаловажная деталь, учитывая то, чем занимался его отдел.
Единственным признаком раздражения или злости была привычка повторять одну фразу по нескольку раз, и при этом хриплый от долголетнего курения сигар голос Питера ни на йоту не повышался. Черт, может, остальные агенты правы и Моргенштерн действительно в родстве с анакондами?..
Одно было ясно: начальство умело ценить хороших работников и отделять зерна от плевел, поэтому за четырнадцать лет службы Моргенштерна повышали шесть раз. Однако он никогда не почивал на лаврах. Когда его назначили главой отдела, занимавшегося поиском пропавших без вести, он приложил все усилия к тому, чтобы собрать сотрудников, у которых почти не бывало проколов. Решив эту задачу, он обратился к следующей. Загорелся идеей создать специальное подразделение по розыску пропавших и похищенных детей. Написал пространное обоснование и немало времени потратил на то, чтобы убедить начальство: при каждой возможности потрясал перед носом директора толстенным докладом.
Его упорство и настойчивость наконец были вознаграждены, и теперь он возглавлял новое элитное подразделение. Ему позволили самому набирать персонал, сначала с бору по сосенке, тех, кто приходил к нему из всех отделов. От каждого требовалось пройти курс специальной подготовки в академии Куонтико, прежде чем предстать перед Моргенштерном для последующего жестокого тестирования и не менее бесчеловечных тренировок. Выживали при этом лишь немногие, но зато оставшихся можно было с полным правом назвать выдающимися экземплярами. Кто-то даже подслушал, как Моргенштерн заверял директора ФБР, что на него работают самые сливки из всего штата агентов и уже через год он докажет всем маловерам свою безусловную правоту. После этого он вручил бразды правления отделом по поиску без вести пропавших своему заместителю Фрэнку О'Лири и все время и усилия посвятил вновь созданной группе.
Команда его была поистине уникальной. Каждый член в совершенстве владел методикой
Стрессы, которым они подвергались, были настолько невыносимы, что у нескольких агентов случился инфаркт, но никто не мог бы назвать их людьми средними и ничем не выдающимися. Ни один из них не вписывался в общее представление об агенте ФБР, но и Моргенштерн ничем не походил на типичного начальника. Он в два счета доказал, что может без труда управлять столь необычным подразделением. Работники остальных отделов прозвали его агентов апостолами, скорее всего потому, что их было двенадцать, но Моргенштерну не нравилось прозвище, поскольку подразумевало слишком высокие стандарты, которым они были обязаны соответствовать. И эта скромность была еще одной причиной, по которой окружающие так безоговорочно его уважали. Его сотрудники также ценили то обстоятельство, что шеф предоставлял им полную самостоятельность, не вмешивался в расследование, но всегда был готов при необходимости встать за них горой. И насчитывалось немало случаев, когда лишь благодаря его поддержке апостолы доводили дело до конца. Во всем бюро не существовало более трудолюбивого и знающего сотрудника, поскольку Моргенштерн, помимо всего прочего, был дипломированным психиатром и скорее всего именно поэтому любил время от времени беседовать по душам со своими агентами. Ему невероятно нравилось усаживать их в своем кабинете и, как они выражались, «потрошить мозги, не считаясь ни со временем, ни с желаниями жертвы. Единственная причуда, с которой его людям приходилось мириться и которую они искренне ненавидели.
К сожалению, именно сейчас ему взбрело в голову потолковать о деле Старк. Он прилетел из Вашингтона в Цинциннати и попросил Ника, возвращавшегося с семинара в Сан-Франциско, сделать остановку, чтобы побеседовать с глазу на глаз. Ник не желал обсуждать дело Старк: все произошло месяц назад, и ему было тошно даже думать об этом. Но что поделать? Он знал, что хочешь не хочешь, а придется подчиниться,
Он приехал в региональное отделение бюро, подождал шефа, и оба уселись за полированным дубовым столом в зале совещаний. Ник двадцать минут терпеливо слушал, как Моргенштерн пересказывает подробности этого запутанного дела. И остался совершенно спокоен, когда шеф объявил, что он заслуживает всяческих поощрений за свои героические действия. Правда, внутри все кипело, но Бьюкенен давно привык скрывать истинные чувства. Даже босс с его орлиным взором, постоянно выискивающим следы переутомления или стресса, обманулся, посчитав, что Ник в прекрасной форме. По крайней мере так думал сам Ник.
Закончив петь дифирамбы, Моргенштерн долго вглядывался в стальные глаза агента, прежде чем спросить:
– Что ты чувствовал, когда застрелил ее?
– Неужели это так важно, сэр? Зачем прокручивать все это снова и снова.
– Это неофициальная встреча, Ник. Нас здесь двое. Тебе необязательно обращаться ко мне «сэр», и да, я считаю это необходимым. Отвечай, пожалуйста. Что ты чувствовал?
Однако Ник медлил, ерзая на жестком стуле, как нашкодивший мальчишка.
– Откуда мне знать? И что значит «чувствовал»? Игнорируя вспышку гнева, босс хладнокровно повторил вопрос в третий раз:
– Ты прекрасно знаешь, о чем я. Что ты испытывал в тот момент?
Он давал ему возможность ускользнуть. Ник понимал, что может солгать и сказать, что ничего не помнит, что был в тот момент слишком занят, чтобы заботиться о своих чувствах, но он и Моргенштерн всегда были скрупулезно честны друг с другом, и он не хотел все испортить. Кроме того, Ник был уверен, что Питер мгновенно распознает ложь. Поняв, что дальнейшие увертки бесполезны, он сдался и решил выложить все как на духу:
– Да, помню. Давно не был так счастлив. По-настоящему счастлив. Дьявол, я был на седьмом небе! Не вернись я в тот дом сразу, опоздай всего на полминуты, не выхвати вовремя пистолет, малыш был бы уже мертв. На этот раз я едва не опоздал.