Ритмы истории
Шрифт:
Как показывает опыт Запада, период конфронтации выдвигает, подчас очень Шумно и безапелляционно, идеи децентрализации, суверенитета личности, свободного договора. Но лишь в период интеграции эти идеи учатся искусству компромисса. Однако сам период интеграции больше рассуждает о принципах, чем проводит их в жизнь. Централизованная партийно-индустриальная система сохраняется во всей своей полноте.
Первоначально политика периода интеграции дает неплохие результаты. Стабильность приводит к хозяйственному росту, повышается благосостояние населения. Но первый же экономический кризис вызывает панические ощущения в обществе. Люди теряют уверенность в завтрашнем дне, которой так гордились «интеграторы» (в России это, видимо, будут социал-демократы или умеренные сторонники самоуправления). Их короткое время заканчивается. Руководство начинает нервничать, его меры становятся все более авторитарными. Государственное регулирование хозяйства тем временем продолжает обострять хозяйственный кризис.
В 1998–2000 гг. «интеграторам» придется уступить бразды правления. Пришедшие им на смену люди не имеют, на первый взгляд, никакого сходства с обществом компромисса. Протеже динамичного молодого
40
Забавное «попадание в точку»: в 1997–1998 гг. у власти действительно находились проводившие подобный курс «молодые реформаторы», при чем один из них, первый заместитель премьера Б. Немцов был членом Российского христианско-демократического движения в 1990–1991 гг., а в 1997–1998 гг. пригласил работать своими советниками христианского демократа В. Аксючица и анархиста (то есть радикального сторонника самоуправления) А. Шубина. Казалось бы, очень удачный прогноз. Но мы должны помнить о приведенной выше поправке — на календаре сменялись не периоды, а лишь стадии развития, и все эти предсказанные здесь явления в 90-е гг. были еще крайне незрелыми, а значит — неустойчивыми. «Младореформаторы» надеялись, что им дадут проводить свой курс до 2000 г., а правительство рухнуло уже в 1998 г.
Опыт Франции показывает, что здесь возможны самые неожиданные варианты — в 1981 году у власти встали социалисты с планами решительного усиления роли государства в экономике. Жизнь заставила их действовать в прямо противоположном направлении. Здесь важна была решительность.
Наследство, которое достанется «синтезаторам» новой эпохи, будет бедственным. Кризис экономики, возможно довольно острый, растущая эпидемия СПИДа [41] , неравноправие разного рода автономных формирований, не доспоривших о разграничении своих полномочий, мощные и неуступчивые общественные движения, готовые сопротивляться тем преобразованиям, которые их не устроят.
41
Тогда СПИД был символом новых непредсказуемых заболеваний, здесь речь должна идти, конечно, не о конкретной болезни, а о проблеме в целом.
Перед новой властью встанут тяжелые задачи — эвакуировать государственную машину из сферы экономики насколько это возможно, сломить сопротивление тех слоев населения, которые привыкли получать государственную помощь, сделать большинство людей собственниками своего «дела». Чтобы справиться с этими задачами, «синтезаторы» могут пойти на решительное столкновение с массовыми, как правило, профсоюзными, организациями. Столкновение может привести к общенациональным забастовкам. Возможно кровопролитие. Правительство все-таки победит, но страна так и останется расколотой на победителей и побежденных. Первые будут все более превращаться в приобщенные к собственности средние слои. Побежденным придется искать новое место в жизни, накапливая недовольство для следующего периода.
Такой жесткий вариант опасен своими долговременными последствиями. Классический его пример — политика М. Тэтчер в Великобритании. Более мягкий вариант демонстрирует Франция — социалисты прежде всего думают не о том, как победить социального противника, а о том, куда пойдут люди, высвобождаемые с производства. Выбор России будет зависеть от того, какая сила сможет взять на себя бремя синтеза — решительные противники «бездельников» или те, кто не прочь порассуждать о социальной справедливости. Последние будут действовать более медленно, однако надежно.
На фоне разрушительных картин синтеза не очень заметны процессы, которые определяют его суть. Официальные отношения на производстве постепенно вытесняются неформальными. Покровительство фирмы работнику, фирма-семья (Япония), более свойские отношения между работником и менеджером, стирание граней между управляющим и управляемым по мере роста грамотности последнего, по мере компьютеризации (США) — это тот «конструктив», который все более переводит производственные отношения из вертикальной сферы в горизонтальную, с уровня приказания на уровень диалога, из технологической сферы в нравственную… Рабочие и предприниматели, интеллигенты и крестьяне, даже чиновники постепенно «переплавляются» в новый класс, сочетающий черты мелкого предпринимателя, рабочего и интеллигента. Марксисты презрительно называли этот класс «мелкой буржуазией», сейчас более употребимо название «средний класс», которое тоже ничего не объясняет.
Судя по всему, синтез в России будет скоротечным. После напряженной борьбы первых двух-трех лет III тысячелетия Россия преобразится. [42] Это будет федерация автономий, связанных твердой (возможно даже излишне) властью. Экономический кризис не на долго прекратится, и жители станут лишь изредка вспоминать времена хозяйственных неурядиц. Государственное вмешательство в экономическую жизнь будет незначительным. Многие проблемы решатся за счет массовой компьютеризации. Она, в частности, нанесет удар по основам индустриальной цивилизации — концентрация людских и прежде всего интеллектуальных ресурсов в городах станет все менее необходимой. Мегаполисы постепенно опустеют — население рассредоточится по небольшим агломерациям Коттеджей, соединенных с внешним миром телевидением, телефонной связью и компьютерными системами. Нравы станут более суровыми, чему будет способствовать угроза заболевания СПИДом — уже не столь страшной болезнью, как до изобретения средств борьбы с ней, но все же еще очень опасной. Но СПИД — это еще не
42
Увы, пока в России продолжается процесс деградации, нельзя сказать, когда это преображение станет реальностью. Сначала нужно развернуть вектор с деградации на возвращение к прогрессу. Возможно, речь идет не о первых годах, а о первых десятилетиях III тысячелетия.
Рост благосостояния может сгладить значительные противоречия в обществе, но они не исчезают — немалая часть общества недовольна переменами, ходят разговоры об угрозе фашизации режима, сохраняется безработица, часть рабочих традиционных отраслей, сокращаемых очередной перестройкой, не может переквалифицироваться. Многие не принимают государственную политику из-за неуступчивости режима.
Эта картина — лишь один из вариантов общества, в котором нам придется жить в начале нового тысячелетия. Последовательность периодов неизменна, но длительность их зависит от нас. [43]
43
Конечно, в 1990 г. мне хотелось, чтобы в начале следующего тысячелетия моя страна была среди лидеров прогресса, и я относил к ней прогнозы, касающиеся мировых лидеров. В общем, эта картина больше соответствует современным тенденциям развития Западной Европы и США. Экологическая проблема в «зоне процветания» была смягчена за счет вытеснения грязных технологий в Третий мир. Из Третьего мира продолжается приток населения, что препятствует сокращению мегаполисов, хотя средний класс и перемещается в коттеджные пригороды.
Однако горький опыт августовских «путчистов» вряд ли даст возможность «ельцинистам» повторить успех Керенского, спровоцировав «прокадетскую» военщину на корниловский мятеж. [44] Трудно предсказать конкретную форму развязки этого конфликта. Здесь возможны несколько вариантов, обусловленных особенностями 1991 г. в отношении 1917 г.
Во-первых, у руководящего ядра «Временного правительства» («ельцинистский клан») есть шанс выйти из стадии «первой революции» (7662) раньше, чем это произошло в 1917 г. (тогда Временное правительство полностью выдохлось в пассивном реагировании на «вызовы» социальной катастрофы, пройдя весь цикл формирования до 6629). [45]
44
Это мое предупреждение конца 1991 года не было услышано лидерами оппозиции, она все же наступила на эти грабли, и в 1993 г. дала спровоцировать себя на действия, которые были истолкованы елицинистскими медиа как мятеж.
45
В сегодняшней классификации речь идет о событиях стадий *544* — *548* в 1991–1993 гг. и *440* в 1917 г.
Для того чтобы свернуть с дороги, которая ведет нынешний режим к катастрофе, есть две возможности. Первая — самопревращение «Временного правительства» в большевистский режим. [46] Нельзя устанавливать «сильную исполнительную власть», не прибегая к репрессиям. Керенскому хватило совести отказаться от широкомасштабных репрессий, от установления открытой диктатуры, но он не смог перейти от чисто административной политики к реформам, которые могли бы расширить социальную базу Временного правительства. Нынешнее «Временное правительство» с его большевистским воспитанием способно перейти к диктаторским методам правления и совершить переход 76627-7663, соответствующий Октябрьскому перевороту. Чтобы перехватить инициативу у необольшевиков в этом деле, российским руководителям (возможно, уже во главе с Руцким) нужно консолидироваться с ДДР, использовав пристрастие последнего к «чрезвычайным» мерам. Тогда «корниловский мятеж» станет бессмысленным, а «корниловски настроенные» репрессивные органы станут опорой нового режима. [47]
46
Именно этот вариант и стал осуществлять Ельцин, пойдя по пути «белого большевизма», большевизма по методам, антибольшевизма по целям.
47
Здесь речь идет о неосуществившейся авторитарной альтернативе во главе с Руцким. Сам генерал был к этому склонен, но поскольку сам Ельцин пошел по пути авторитаризации системы, а Руцкой выпал из команды ельцинистов, то Руцкому пришлось вступить в антиельцинский блок, опиравшийся на представительную ветвь власти. Движение демократический реформ (ДДР), выражавшее номенклатурные интересы под демократическим лозунгами, в результате распалось. Однако в случае победы Руцкого в столкновении 1993 г. (а такая возможность всерьез рассматривалась до октября этого года) «большевистский сценарий» во главе с ним снова встал бы на повестку дня. В случае, если бы Руцкой сменил бы Ельцина на посту президента, он скорее всего вступил бы в конфронтацию со своими демократическими союзниками. Это в микромодели подтвердила и авторитарная практика руководства Руцким Курской областью уже при Ельцине. «Россия Руцкого» также должна была бы пережить еще один виток борьбы президента и представительной власти уже в 1994 г.