Ритуал для призыва профессора

– Десять лет! – в моей голове одновременно звенели гнев и обида. – Мы встречались десять лет, с первого курса сидели вместе на лекциях. Вместе получили дипломы, поступили в аспирантуру. Я за тебя ночами кандидатскую писала, пока ты неизвестно где болтался. А теперь ты заявляешь мне, что нам нужно расстаться!

Сидящий напротив меня Леша даже не поморщился, на его лице крупными буквами была прописана вселенская скука.

– Я не виноват, что ты оказалась такой непроходимой дурочкой. Смотреть хорошенько надо было, с кем встречаешься! – издевательски

Ярость окончательно затопила мою душу. Если бы мы не сидели в людном кафе… Если бы не посторонние зрители наших разборок, я бы уже расцарапала ему лицо.

– Десять лет, Леша! – шипела я змеей, глотая комок в горле. – Десять лет вместе. Я тебе нужна была только для получения степени? Как рабсилу меня держал? А теперь не нужна стала? Может… У тебя все это время еще кто-то был?

Мой бывший жених картинно приподнял брови. Его красивые карие глаза блеснули озорством, таким неуместным в данной ситуации.

– А ты что, верила в мою верность? – мужчина сокрушенно покачал головой. – Холодова, ты с мозгами дружишь? Да с тобой, синим чулком, импотентом стать можно! У тебя же одна наука на уме. Ты же спишь с учебниками по анатомии. И ничто тебя так не заводит как продольный разрез печени на макете. Очнись уже, Холодова, ты не женщина, а ученый. На таких, как ты, не женятся, их используют для карьерного роста. Плечи у тебя крепкие, шея тоже. Вот меня же десять лет на себе тащила.

Алексей издевательски засмеялся. А я вдруг четко осознала свою никчемность.

Неужели я кажусь такой со стороны?

Бред, ну бред же.

Как и всем молодым женщинам, мне хочется и любви, и тепла. Я не только о карьере, но и о семье мечтала. В этого мерзавца с первого курса влюблена. А получается, что вся моя сознательная взрослая жизнь оказалась обманом.

Мой привычный мир дал трещину, которая, разрастаясь, грозила разрушить все вокруг.

– Леша, что ты говоришь?! Я же люблю тебя, как ты можешь так спокойно кидать мне в лицо такие слова! – слезы подступили к моим глазам. – Неужели я для тебя никогда ничего не значила? Ты же клялся, что любишь. Ты мой первый и единственный мужчина. Леша, за что ты так со мной? За что?

Он отпрянул и поморщился. Может что-то и шевельнулось в его душе, но виду он не подал. Так и смотрел на меня, как на дурочку простодушную. И это не шутка, и не розыгрыш. Меня действительно подло использовали. Много лет морочили мне голову и глумились над моими чувствами.

– Неужели не любил? – шепотом потерянно пробормотала я, хотя и так знала ответ. – Все ради кандидатской степени? Ты ведь о ней с первого курса мечтал. Она так была важна для тебя, что ты пошел на такую подлость? Леша, ты как живешь с такой гнилой душой? Ты сам себе не противен?

Подняв чашечку, он сделал небольшой глоток уже остывшего чая. Ничего в нем не указывало на покаянность. Как я вообще могла любить такого! Я же на все ради него была готова. А он таким подонком оказался.

Куда же мои глаза смотрели?

Сама виновата, так легко дала себя обмануть. А ведь он, и правда, никогда не говорил ни о браке, ни о семье. В душе все остыло и онемело. Я сама во всем виновата.

– Ладно, Холодова, если ты уже сама все поняла, то я тебя оставляю. Спасибо за все! Ты полностью оправдала все мои надежды. Но впредь постарайся не быть столь наивной. Накапливай опыт, так сказать! – посмеявшись, он поднялся и двинулся на выход.

– Подонок! – шепнула я ему вслед, но Леша уже меня не слышал.

Высокий статный молодой человек приковывал взгляды девушек. Как же я раньше не поняла, что он из себя представляет. Ведь получается, он десять лет водил меня за нос. Играл на чувствах, использовал в своих целях.

А я…

– А я дура! – ругнулась я тихо.

Так мерзко стало. Все слова, что он сказал мне, сейчас казались правдой.

Я тряпка, заучка, синий чулок.

Ругая себя мысленно, боялась только одного: что сейчас расплачусь в общественном месте и совсем потеряю всякое к себе уважение. Официантка и так подозрительно на меня поглядывала. Тяжело вздохнув, я жестом призвала ее.

– Хотите расчет? – уточнила она, глупо хлопая наращёнными ресничками.

– Пирожное с вишней и принесите счет, пожалуйста, – буркнула я, не поднимая глаз.

Официантка скрылась, а я бестолково принялась рассматривать людей вокруг. Рядом со мной за столиком сидело несколько молоденьких девушек-хохотушек. Они бурно что-то обсуждали, давясь смехом. Чуть дальше – мило держалась за руки явно влюбленная парочка. А у самого окна пила сок пожилая дама странного вида. Вот вроде обычная цыганка, но что-то в ней казалось неправильным. То ли манера держать стакан с оттопыренным мизинцем, то ли слишком цепкий умный взгляд, которым она окинула меня с ног до головы. Заметив внимание к своей персоне, женщина встала и направилась в мою сторону.

Вот только этого и не хватало.

На душе и так выжженная дыра. Мысленно подобравшись, приготовилась вежливо выпроводить дамочку обратно за ее столик.

– Добрый вечер, – поприветствовала она меня чуть скрипучим неожиданно старческим голосом, – хотя вижу, что вечер и не особо добрый.

Вздохнув, максимально вопрошающе глянула на незваную собеседницу. Не проняло. Женщина удобно устроилась на стул, на котором еще несколько минут назад сидел Леша.

Незаметно подошедшая со спины официантка поставила передо мною голубенькую тарелочку с пирожным и положила сбоку небольшую кожаную папку, в которую вложила счет.

– Вы что-то хотели? – прямо спросила я у старушки-цыганки, как только официантка отошла от стола.

– Хотела, – по-доброму улыбнувшись, ответила она, – поговорить, нам, старикам, в нашем возрасте только и остается, что беседы вести.

– О чем беседовать? – накопленное раздражение грозило выплеснуться, – мы даже незнакомы.

– А разве для того, чтобы просто поговорить, нужно быть знакомыми? – искренне удивилась она, – напротив, милая девочка, для того чтобы душу вывернуть наизнанку годится только незнакомец. Вот ты поделишься со мной бедой своей, я выслушаю тебя, а потом разойдемся в разные стороны. Ты – направо, я – налево, и каждый останется при своих мыслях. Тебе легче станет, а я почувствую себя все еще кому-то нужной.