Шрифт:
Annotation
Эллин Стенли
Эллин Стенли
Роберт
Стенли Эллин
РОБЕРТ
В июньский полдень окна шестого класса были широко распахнуты, и в них врывались все звуки разбегавшейся
"Будь здорова и живи
Школа-бола номер три!"
Мисс Джилди вздрогнула от последнего, особенно пронзительного вопля и приложила пальцы к больному лбу. Она страшно устала, больше чем за тридцать восемь лет учительства, и говорила себе, что на то были причины. Полугодие оказалось очень неудачным, совсем дрянным. Большой класс, директор вечно надоедал с новой методикой, и ужасная смерть матери, посреди всего.
Возможно, я была слишком привязана к ней, подумала мисс Джилди. Возможно, должна была помнить, что моя старая мама когда-то умрет и оставит меня одну на всём белом свете. Но ведь от того, что постоянно об этом думаешь, легче не становится. Нужно постараться забыть.
И будто всех бед было мало, в последние недели свалилась на нее эта безумная история с Робертом. Очень милый мальчик вдруг, ни с того, ни с сего, стал совершенно невозможный. Нет, он не надоедал и не безобразничал, но предавался среди бела дня нескончаемым грёзам, и ей приходилось десятки раз его тормошить. Она перевела взгляд на Роберта, который остался один в классе на парте перед ней. Стриженный под скобку, аккуратно причесанный, лопоухий худенький мальчик. Бледное лицо и мягкие, но серьезные голубые глаза.
– Роберт!
– Да, мисс Джилди.
– Ты знаешь, почему я велела тебе остаться после уроков?
Он задумчиво нахмурился, будто его вызвали отвечать по теме, которую он не выучил.
– Наверно, потому что я себя плохо вел, - выдавил он, наконец.
Мисс Джилди вздохнула.
– Нет, Роберт, совсем не поэтому. Я сразу вижу плохих мальчишек, но ты не такой. Я вижу, что тебя что-то тревожит, что-то не выходит у тебя из головы, и думаю, что я смогу помочь тебе.
– Честное слово, мисс Джилди, меня ничего не тревожит.
Мисс Джилди достала серебряный карандаш из своих волос и нервно постучала им по столу.
– Ну, давай же, Роберт. В прошлом месяце, каждый раз, когда я глядела на тебя, твой ум был за миллион миль отсюда. Расскажи мне, что это? Может быть, ты строишь планы на каникулы или ты поссорился с ребятами в классе?
– Я ни с кем не поссорился, мисс Джилди.
– Ты, кажется, не совсем понимаешь меня Роберт. Я не собираюсь тебя ни за что наказывать. Ты хорошо выполняешь домашние задания. Ты не отстаешь от класса, но как объяснить твою рассеянность? О чем ты думал сегодня днем, когда я прямо обратилась к тебе и говорила пять минут, а ты не слышал ни одного моего слова?
– Ни о чем, мисс Джилди.
Она резко стукнула карандашом по столу.
– Нет, ты что-то скрываешь, Роберт. Я требую, чтобы ты снова подумал и постарался объяснить мне это.
Глядя на его непроницаемое лицо, она понимала, что и сама ушла в оборону, и что если бы вдруг открылся какой-то удобный путь к отходу, она охотно бы отступила. Тридцать восемь лет - пронеслась мрачная мысль - а я всё еще хочу быть наседкой
– Послушай, Роберт, - устало сказала она.
– Теперь ты вспомнил, о чем ты думал?
– Да, мисс Джилди.
– О чем же?
– Я не хочу вам об этом рассказывать.
– Я требую!
– Хорошо, - мягко ответил Роберт.
– Я думал о том, как бы мне хотелось, чтобы вы умерли. Я думал, как бы мне хотелось вас убить.
Ее первой реакцией было полное оцепенение. Она стояла едва ли в десяти футах, когда машину занесло на тротуар, и она раздавила мать, вырвала мать из ее жизни. Но мисс Джилди не вскрикнула и не упала в обморок, а стояла, оглушенная совершенной нереальностью случившегося, как потом стояла в суде, где ей объясняли, что шоферу дали год тюрьмы, но у него не найдется и десяти центов, чтобы заплатить за причиненную им трагедию. Теперь перед ней были ровные ряды парт, широкая классная доска за спиной, а лицо Роберта посреди всего этого, потеряло реальность. Она ощутила, что встает со стула, идет к Роберту, который отстранился с широко раскрытыми в панике глазами и поднял локоть, чтобы защититься от удара.
– Ты понимаешь, что ты только что сказал?
– хрипло спросила она.
– Нет, мисс Джилди! Честное слово, это я просто так.
Она недоверчиво покачала головой:
– Почему ты это сказал? Что заставило тебя произнести эти злые и ужасные слова?
– Вы хотели знать! Вы всё время меня спрашивали!
Вид поднятого для защиты локтя поразил ее не меньше немыслимых слов.
– Опусти руку!
– крикнула она и попыталась овладеть своим голосом.
– За все мои годы я ни разу не ударила ребенка и теперь не подниму на тебя руку!
Роберт уронил локоть на парту и сжал ладони. Глянув на побледневшие костяшки его пальцев, она с удивлением заметила, что у нее самой руки неудержимо дрожат.
– Если ты думаешь, голубчик, что это пустячок и он тут же закончится, ты очень ошибаешься, - сказала она.
– Живо собирай свои вещи, и мы пойдем прямо к мистеру Харкнессу, которому будет любопытно обо всём этом узнать.
Мистер Харкнесс был директором. Появился он в прошлом полугодии и, если не считать его склонность к особенного фасона очкам (большие, в черной оправе, в чем мисс Джилди подозревала некоторую театральность) и пристрастие к "современным педагогическим методам", он был, как ей казалось, привлекательным молодым человеком.
Он взглянул на испуганное лицо Роберта, а затем на поджатые губы мисс Джилди.
– Ну, - любезно спросил он, - расскажите мне, что у вас приключилось?
– Об этом, я думаю, Роберт должен рассказать вам сам.
Она положила руку на плечо Роберта, но он отстранился и медленно попятился к мистеру Харкнессу. Его дыхание перешло в громкие прерывистые всхлипы, и он не сводил глаз с мисс Джилди, будто она была единственным предметом в комнате, кроме него самого.
Мистер Харкнесс приобнял Роберта и неодобрительно посмотрел на мисс Джилди.