Робинзон
Шрифт:
Он встал, подхватил одной рукой лук, другой - мою канистру и пошел вдоль ручья в сторону рощицы. Минуту я колебался. Грузы... график... свадьба... Успею! Неизвестные цивилизации на дороге не валяются. Я махнул на все рукой и догнал аборигена.
Пробраться через рощицу было очень даже непросто. Абориген уверенно петлял между стволами и кустами по ему только известной тропинке. Я все время спотыкался, но старался не отставать. Неожиданно заросли кончились, и мы оказались на солнечной полянке. На противоположном ее краю, у основания небольшой горы полукругом стоял, высокий забор, сооруженный из плотно пригнанных друг к другу толстых кольев, вбитых в землю. Верхушки кольев были заострены.
Когда мы подошли к забору, абориген поставил на землю канистру, положил лук, подпрыгнул и, повиснув на одной руке, другой достал из-за забора легкую лесенку.
Перелезли через частокол. За первым забором был второй. Мы оказались как бы в коридоре из двух частоколов. Здесь валялись пустые корзины, горы глиняных котлов, горшков, амфор. Пройдя метров тридцать по коридору, мы уперлись в основание горы. В горе была дубовая дверь. Абориген постучал в нее условным стуком, и дверь сама открылась. Мы вошли в прохладное подземелье, освещенное слабыми электросветильниками. Потолок его подпирали толстые бревна. Вдоль стен тянулись стеллажи, заставленные всевозможными ящиками, мешками, сосудами, неизвестными мне приборами, механизмами, агрегатами.
Преодолев еще несколько подземных комнат, мы вышли на большую солнечную лужайку у основания горы, окруженную забором из кольев. Я прикинул в уме наш маршрут и пришел к выводу, что это внутренняя ограда и что попали мы за нее, сделав круг под горой. Правда, забор мне показался теперь пониже. В нем было проделано несколько бойниц, и у каждой на турели стоял тяжелый бластер. Я перегнулся через острые колья и увидел тот самый коридор из заборов, заставленный корзинами и горшками, по которому мы подошли к двери в горе. Внутренняя лужайка возвышалась над окружающей местностью на метр-полтора. Именно поэтому снаружи забор был высоким, а изнутри - низким.
На огороженной лужайке стояла просторная палатка из какой-то перламутровой синтетической ткани. Над палаткой раскинул пышную крону гигантский дуб, на одной из ветвей которого сидел человекоподобный робот. Как только мы подошли к палатке, робот взмахнул руками и хрипло закричал:
– Бедный Робин Крузо! Где ты был? Как ты сюда пришел?
– Заткнись!
– рыкнул на него абориген и, подобрав булыжник, запустил им в андроида. Робот замолчал и полез по веткам дуба еще выше. Забравшись почти на самую вершину, он снова забормотал, правда, уже не так громко:
– Бедный, бедный Робин Крузо! Робин, Робин, Робин Крузо!
– Кто это?
– спросил я, кивнув на робота.
– Пятница, - ответил абориген с кислой усмешкой.
– Не обращай на него внимания.
– А почему он на дереве?
– Свихнулся, и ему кажется, что он попугай.
Какое-то смутное воспоминание зашевелилось в моем сознании. Где-то, когда-то и что-то подобное я не то слышал, не то видел.
– Послушайте, а как вас зовут?
– поинтересовался я.
Абориген церемонно поклонился и произнес нечто совершенно непереводимое на земной язык. Сгорая от стыда, я признался, что не в состоянии произнести его имя. Он хмыкнул и сказал:
– Тогда зови Робинзоном, как эта "птица".
Какое-то смутное воспоминание еще раз шевельнулось в моей черепной коробке, но так и не всплыло из глубин трясины - разношерстной информации, накопленной памятью нескольких поколений моих предков. С тех пор, как ученые расконсервировали у землян память предков, вообще отпала необходимость в обучении. Зато появились новые проблемы. Лично я, например, постоянно путаю: что было со мной в жизни, а что - с дедом или каким-нибудь пра-пра-прадедом.
Робинзон развел огонь, сел на камень и принялся разделывать дичь. Пока он занимался приготовлением пищи, я внимательно осмотрел его жилище, странные укрепления из кольев.
– А зачем понадобились такие мощные фортификационные сооружения? осведомился я, закончив осмотр.
– От людоедов, - буркнул Робинзон, вращая над огнем насаженных на вертел уток и щурясь от жары и дыма.
У меня отвисла челюсть.
– А они... з-з-здесь есть?
– выдавил я, заикаясь.
– Кто?
– Ну эти... л-л-людоеды.
– Нет, конечно.
От души малость отлегло. Я недоуменно пожал плечами.
– Что-то я не пойму: зачем тогда нужны заборы, бластеры и так далее?
– А ты лучше у психа-робота спроси. Он по молодости столько инопланетных книг прочитал, что у него сдвиг против фазы произошел. Вот назвал меня Робинзоном, себя - Пятницей, воздвиг целую крепость из кольев, пещеры вырыл, рощу за неделю вырастил - тонну стимуляторов на нее грохнул. А потом и вовсе свихнулся: залез на дерево и твердит, что он попугай. Целыми днями только и слышишь: "Робин Крузо, Робин Крузо!"
Хозяин установил под кроной дерева массивный стол, крепкие деревянные кресла, принес кувшин с холодной водой, два маленьких хрустальных бокала, тарелки и прочую посуду, водрузил в центре стола здоровенное блюдо с жареным мясом и пригласил меня к столу. Где-то в вышине все еще бормотал робот. Жаркое выглядело недурно и приятно пахло. Робинзон наполнил бокалы жидкостью из моей канистры и один из них поставил передо мной.
– А тебя как зовут?
– спросил он.
– Витек, - представился я, - Звездохватов.
– Ну, тогда врежем, Витек, - предложил он и поднял свой бокал.
– Кому врежем?
– не понял я.
– По стопарику для начала. За встречу.
– За контакт?
– Пущай за контакт, - согласился Робинзон и залпом осушил свой бокал.
Выпив напиток, он скривился как и у звездолета, схватил кувшин и принялся жадно глотать воду. Напившись воды, Робинзон занялся едой. Я сидел в нерешительности. Память предков что-то подсказывала мне, но слишком уж неразборчиво спросил я неуверенно.