Робинзоны
Шрифт:
— Меня зовут Максим. Я здесь сорок три года.
Старик говорил с трудом и с сильным акцентом, как человек с трудом подбирающий слова, каждый раз выуживая их из тайников памяти. Стоит ли этому удивляться если он прожил среди местных столь долгий срок, тут впору удивляться не плохому знанию, а как он вообще не забыл родную речь, ведь здесь он не мог обмолвиться ни с кем ни единым словом. Сорок три года. Немалый срок.
Выходит то его странное поведение это вовсе не страх. Его просто накрыла ностальгия, во и объяснение начавшим слезиться глазам. Господи, как он вообще сумел там сдержаться и не подать виду. Странности его поведения разумеется не прошли
— Вы с Земли? — Все же поинтересовался Дмитрий.
— Да. Я русский. Из СССР.
— Значит, дороги домой все же нет, — тяжко вздохнула Лариса.
— Или он не пытался ее найти. — Все же попытался вдохнуть в подругу немного уверенности Дмитрий.
— Пытался, — вздохнул старик, — но у меня ничего не получилось. Вас выбросило где-то здесь, на берегу?
— Да, — подтвердил Дмитрий, — в метрах пятистах отсюда в лесу.
— А меня прямо в озеро, ближе к тому берегу озера. Мопед мой утонул, а мне пришлось избавиться от одежды, чтобы выплыть. Была весна, вода холодная, но я не утонул. Трое суток прожил на берегу, ловя рыбу и питаясь ею, а потом я заболел. Я потерял сознание и лежал на камне, когда меня заметили с проплывающей пироги, как раз началось весеннее кочевье.
Понятно. Разброс радиусом минимум метров в шестьсот, непонятная периодичность, одним словом если и есть возможность нарваться на этот портал, то только по воле случая, а случай это дело такое, доверяться ему при такой вероятности, это хуже не придумаешь, скорее издохнешь. Дмитрий с сожалением посмотрел на Ларису. Вот, мелькнула надежда и опять ее нет.
— все нормально Дим, — сглотнув твердый ком произнесла Лариса, — я ведь уже смирилась с тем, что это билет в один конец.
— А как вы оказались у того озера? Ну, на Земле?
— Мальчишкой был, мне только одиннадцать исполнилось, родители купили мопед, отец у мены директором промбазы был. Начитался книжек про индейцев и поехал играть. Мопед у меня вместо мустанга был. Заехал в тот клятый лес, чтобы подальше от глаз, со мной ведь никто не дружил, директорский сынок, а у отцовых знакомых только девочки.
— Понятно. А мопед глубоко лежит?
— Не знаю. Я ведь точно и не скажу где именно это произошло, даже тогда не знал, когда это только случилось, испугался сильно.
— Погодите Максим… — Дмитрий выжидательно посмотрел на старика, да и не такого уж и старика, под шестьдесят ему, предпенсионный возраст, так сказать.
— Лучше Вейн. Вот называете Максимом, а мне чудится, что к другому человеку обращаетесь.
— Хорошо, Вейн. А почему вы не привнесли в этот мир ничего нового, совсем ничего.
— Мне тогда одиннадцать было, что я мог?
— Ну не знаю. Хотя бы изобрести лук или приручить собаку.
— Единственно, что я мог предложить это лук, но из этого ничего не вышло. Когда я сделал себе игрушку, то взрослые заинтересовались, но потом отмахнулись. Копье можно метнуть куда точнее и дальше, чем стрелу. Пытались это повторить и взрослые мужчины, но луки быстро ломались у них в руках. Я знал, что это должно работать, но как этого добиться понятия не имел, как не знаю и сейчас. Так это и осталось детской забавой и то недолго.
— Шаманы запретили?
— Нет. Шаманы они конечно новое не любят, но тут постарались сами охотники. Детские забавы должны развивать, а что будет развивать бесполезное, хотя и интересное детям. Пусть лучше мечут дротики и дерутся с копьями, в жизни это пригодится. Пытались сделать оперение на дротики, но они почему-то стали неточными, поэтому от этого отказались. А что касается животных, тот тут вопрос очень серьезный и в первую очередь, против будут именно шаманы. Младшие братья должны жить на воле, никто не может лишить их свободы. Великий дух уже давно определил каждому живому его путь, и ничего не остается кроме как следовать ему. При мне был случай, когда один охотник попытался приручить котенка рыси.
— И как?
— Его убили. Замучили у тотемного столба, вымаливая у Великого духа прощение для ослушника.
— И как, вымолили?
— Наверное, — пожал плечами Максим, — Он за полдня, что над ним издевались, не проронил ни звука. Крепкий был охотник, в одиночку выходил на медведя и рысь взял в одиночку, когда она на него кинулась.
— А вы не пытались потом взяться за это?
— Нет. Боялся. Запрещено.
— Понятно. Выходит мы тоже ослушники и вы прибыли, чтобы уничтожить заразу.
— Вот уж нет.
— А как вы вообще стали их верховным шаманом?
— Меня воспитывал шаман. Сначала-то я был в семье охотника, что нашел меня, но потом шаман заинтересовался мной. Я был любопытен, сообразителен, хорошо все усваивал, ведь и в прошлой жизни, я был прилежным учеником. Когда шамана не стало, то я занял его место.
— Но когда стали верховным шаманом, почему не попытались поломать ситуацию и не начать одомашнивать животных?
— Верховным шаманом я стал только сейчас, до этого был просто шаманом рода. После мора из шаманов остались только шестеро и то все молодые. Стариков вовсе не стало. Сегодня я не просто верховный шаман, но и старейшина племени, самый старший из оставшихся, младше меня на двадцать лет. Сейчас у меня много власти, и я могу начать то, чего боялся раньше.
— И как сильно пострадало племя?
— Очень сильно. Нас было больше пяти тысяч, сорок два рода, теперь вместе с детьми не наберется и тысячи, осталось только двадцать шесть родов. Пройдут долгие годы, прежде чем мы сможем подняться на ноги.
— Если вам дадут это время.
— Если нам дадут это время, — соглашаясь, кивнул шаман.
— А его дадут?
— Нет. Слабые здесь не выживают. На большой охоте с нами не будет никто считаться, нам будут доставаться крохи. Охотники из других племен без страха будут забирать наших женщин. Мы будем обречены жить впроголодь и будем медленно умирать, а наши земли постепенно займут другие. Сауни как народ не выживут, если им не помочь.
Ясно. Получается старик приехал сюда не просто потому что захотел увидеть своих земляков, он рассчитывает на помощь. Хм. Вообще-то, им с Ларисой тоже не помешает помощь. Даже если ему удастся создать свой поселок, одним им не выстоять. Появится слишком много соблазнов для других и их задавят, желая заполучить все те новинки, что они смогут сделать. При этом, скорее всего, никто не станет заморачиваться с тем, чтобы перенимать ремесла или учиться земледелию. Урвать сейчас, отобрать, ограбить, не отдадут — убить, никто не будет думать о завтрашнем дне. Об этом легко рассуждать и поражаться тупости аборигенов, если позабыть, что эти рассуждения относятся непосредственно к тебе. Это тебя будут убивать и грабить.