Робким мечтам здесь не место
Шрифт:
Мы вели простую жизнь: в местечке было всего три улицы, обрамленные простыми деревянными домами. Там не было водопровода и электричества. Но в трех милях от нас находился железнодорожный вокзал, его пассажиры и грузы передавали нам образ – и вкус – мира за пределами леса.
Я до сих пор помню то потрясение, тот первый апельсин. Родители взяли меня с собой в дом своих друзей, где уже собралась большая группа гостей. Прибыл молодой человек, недавно возвратившийся из земли Израиля, он заворожил всех невероятными историями о далекой стране. Он говорил о бесконечном солнце и экзотической культуре, о пустынных землях и плодоносящих деревьях, о суровых загорелых евреях, которые трудились над преображением твердой земли и сражались за нее. Закончив рассказ, он повернулся к коробке, стоявшей за его спиной, и поднял ее, чтобы все собравшиеся увидели содержимое. По комнате пронесся громкий вздох. В его жесте было нечто церемониальное, торжественное, как будто он уже много раз делал это прежде. Один за другим каждый из гостей брал из коробки маленький пакет, аккуратно разворачивал пергаментную обертку и смотрел на спелый апельсин из Яффы [3] , сорванный с далекого дерева. Когда подошла моя очередь, я
3
Яффа (или Яффо) – один из древнейших портов в Восточном Средиземноморье. Город был основан не позднее XVIII в. до н. э., письменные источники впервые упоминают о нем в XV в. до н. э. (в перечне городов, захваченных египетским фараоном Тутмосом III), под египетским владычеством город находился до ХIII в. до н. э. Недолгое время хозяевами здесь были ханаанеи и филистимляне, а в Х в. до н. э. Яффа вошла в состав Израильского царства. Спустя два века, под ударами ассирийцев, контроль над Яффой снова перешел к филистимлянам, а в V в. до н. э. – к финикийцам. Александр Македонский покорил этот город и весь регион, принеся с собой эллинизм.
Яффа была римской, византийской, арабской, на некоторое время оказалась во власти крестоносцев. В XIII в. город захватили египетские мамлюки и уничтожили его. В начале XVII в. его отстроили заново под турецким контролем, он оставался в составе Османской империи до 1917 г., а затем перешел под британский мандат. До середины XIX в. маленькая Яффа, где едва насчитывалось 2000 жителей, находилась в запустении, однако начала расцветать после открытия морского сообщения с Францией, Италией и Россией. Именно здесь осела большая часть первой алии конца XIX в., в начале ХХ в. город, принимавший евреев и арабов, вырос до 10 тысяч человек. Часть еврейских поселенцев и репатрианты второй алии отселились чуть севернее и основали Тель-Авив. Несколько десятилетий города развивались самостоятельно, пока в 1949 г. не были объединены в мегаполис Тель-Авив-Яффа. Прим. перев.
Моя семья жила в тех краях уже несколько поколений. И действительно, сотни лет тот район евреи называли своим домом. Но, несмотря на простую красоту, ни один из моих родителей не считал жизнь в Вишнево чем-то устоявшимся. Они рассматривали штетл скорее как промежуточную станцию, одну из многих остановок на тысячелетней дороге обратно – на нашу истинную родину. Земля Израиля была не просто мечтой моих родителей; она была вдохновляющей целью для многих наших знакомых. Кажется, на каждом собрании разговор заходил о переезде в Сион, о том, чтобы оставить местечко, которое мы любили, присоединиться к первопроходцам, которые уже осваивали ту нашу землю. Мы часто говорили о Теодоре Герцле [4] , основателе сионистского движения, который утверждал, что будущее еврейского народа зависит от существования еврейского государства, связанного не только с религией, но и с языком и национальностью. «Пусть нам дадут суверенитет над [известным пространством] земной поверхности, достаточным для нужд нашего народа. И тогда уже мы сделаем все остальное».
4
Теодор Герцль (1860–1904) – общественный и политический деятель, основатель Всемирной сионистской организации, провозвестник формирования еврейского государства. Прим. перев.
Мечта Герцля стала моей собственной. Я воспринимал свою семью как людей благополучных, но живущих в изгнании. Мы говорили на иврите, думали на иврите и с нетерпением читали новости, приходившие из Подмандатной Палестины [5] – контролируемой Великобританией территории, в которую входила и наша древняя родина. Мы были охвачены коллективным стремлением – желанием вернуться туда, и эта тяга становилась все сильнее. Временами мне казалось, что я нахожусь в чистилище между далеким прошлым и неизбежным будущим. Чем ближе к нему мы подходили, тем невыносимее становилась задержка в пути.
5
Подмандатная Палестина (или Британский мандат Палестины) – политическое образование, возникшее в 1920–1923 гг. и просуществовавшее до 14 мая 1948 г. После успешных военных действий англичан на Восточном Средиземноморье и падения Османской империи часть ее ближневосточных территорий была передана мандатом Лиги Наций под управление Великобритании. Прим. перев.
Несмотря на желание отправиться дальше, мои воспоминания о детстве многочисленны и нежны. Моя мама, Сара, была прекрасной и любящей женщиной; она работала библиотекарем и была поклонницей русской литературы. Мало что приносило ей больше радости, чем чтение, и эту радость она делила со мной. Я мог бы стать книжником и начал как книжный мальчик, читая рядом с мамой. Это был веселый и полный любви вызов: попытаться не отставать от нее, хотя бы для последующего обсуждения прочитанного. Мой отец, Ицхак (известный как Гетцель), был добрым и щедрым; он торговал лесом, как и его отец. Он был энергичен и добр, заботлив и усерден в делах. Отец всегда ободрял меня и радовался моим достижениям. Его любовь дала мне уверенность, а эта уверенность – способность летать. Для меня это было величайшим благословением.
Родители воспитывали меня без чрезмерных ограничений, никогда не указывали мне, что делать, веря, что любознательность выведет меня на правильный путь. В юные годы, когда я решил выступать публично и тренировался перед родителями и их друзьями, я получал только поддержку и одобрение. Иногда я подражал кому-то (в городе было несколько человек, чей голос и манеру я взял за образец). В других случаях я готовил речи о природе сионизма или сравнивал достоинства моих самых любимых писателей. Взрослые видели во мне не по годам развитого мальчика, которого ждет большое будущее. Для меня самого это было началом чего-то значительного. Однако среди одноклассников я стал изгоем, слишком отличавшимся от остальных. Но, по сути, я был тем же, кем остаюсь и сейчас, в девяносто три года: любопытным мальчиком, увлеченным сложными вопросами, готовым мечтать и не восприимчивым к чужим сомнениям.
Родители помогли мне сформироваться таким, какой я есть, но одну из самых важных установок в жизни заложил мой дедушка, рабби Цви Мельцер [6] , которым я восхищался больше, чем кем-либо. Он был коренастым, но казался очень высоким. Окончив лучшую иешиву [7] в Европе, он стал одним из основателей еврейской сионистской школы «Тарбут» и выдающимся лидером еврейской общины. В нашем крошечном местечке было три синагоги и две библиотеки: одна на иврите, другая на идише. Если сионизм был центром нашей гражданской жизни, то иудаизм – центром жизни нравственной. Дедушка был авторитетной фигурой, и вся моя семья принимала его руководство, а благодаря его положению и исключительному уму он стал лидером общины, весь штетл обращался к нему за мудрыми советами.
6
Цви-Гирш Мельцер (около 1880 г. – 30 августа 1942 г.) – дед Шимона Переса по материнской линии, раввин в Вишнево, был внуком одного из самых влиятельных раввинов своего времени – Хаима бен Ицхака из Воложина, основавшего в 1803 г. воложинскую иешиву, из которой вышло много выдающихся раввинов и ученых-талмудистов. По воспоминаниям Переса, именно благодаря дедушке он начал читать Тору и изучать историю еврейского народа, обучился игре на скрипке, начал писать стихи на иврите и услышал сочинения Достоевского и Толстого на русском. Прим. перев.
7
Иешива (ешива) – высшее религиозное учебное заведение, предназначенное для изучения Устного Закона (главным образом Талмуда), дополняющего Письменную Тору. В XIX в. иешивы Литвы, Польши и Западной Белоруссии являлись средоточием талмудической науки, здесь же еврейские юноши готовились стать раввинами. Прим. перев.
Мне очень повезло не только потому, что в семье была такая важная фигура, но еще и потому, что он уделял мне особое внимание. Он был первым, кто учил меня истории еврейского народа, и первым, кто познакомил меня с Торой. Я присоединялся к нему каждую субботу в синагоге и внимательно следил за еженедельным чтением. Как и другие евреи, я считал Йом Кипур, еврейский Судный день [8] , самым главным из праздников. Он обладал исключительной ценностью для меня не только в силу значимости, но и потому, что я мог слушать, как поет дедушка. Только в этот день он служил нашим кантором, и его чудесный голос навсегда связан для меня с невыразимо прекрасной молитвой «Коль нидрей» [9] . Она переносит меня в глубины души, и я словно прячусь под его молитвенным покровом – и это единственное место, где я чувствовал себя в безопасности в такой серьезный день. Из темноты этого укрытия я просил Бога простить преступников и помиловать каждого человека, ведь Он сам посеял в нас семена слабости.
8
Йом Кипур (Судный день, или День искупления) – важнейший праздник в иудаизме, день покаяния, всепрощения и отпущения грехов, завершает десять дней покаяния (с первого дня Рош ха-Шана до Йом Кипур). Согласно Талмуду в этот день решается судьба человека на весь грядущий год: Бог оценивает поступки людей за прошедший год, вносит достойных в книгу жизни и скрепляет эту запись своей подписью. Неблагоприятный приговор, вынесенный на Рош ха-Шана, можно исправить десятидневной молитвой, раскаянием в грехах и прощением. Традиционно Йом Кипур – время поста и молитв, люди воздерживаются от еды и питья и проводят день в синагоге, все организации в Израиле закрыты, общественный транспорт также не работает. Прим. перев.
9
Коль нидрей (иврит «все обеты») – молитва, которую читают в синагоге в начале вечерней службы на Йом Кипур; провозглашает отказ от обетов, зароков и клятв. Прим. перев.
Вслед за дедом и благодаря ему еще в детстве я стал очень религиозным, гораздо больше, чем мои родители. Я пришел к выводу, что мой долг – служить Богу через Его заповеди и что недопустимы никакие отступления от них. Родители не очень понимали всю глубину моей приверженности до того дня, когда отец принес домой радио, первое в Вишнево. Волнуясь, он хотел показать моей матери, как оно работает, и включил его в субботу – день отдыха и созерцания, в который иудаизм запрещает определенные действия, в том числе те, что необходимы для включения радио. Я был в ярости. В порыве чрезмерной праведности я бросил приемник на землю, сломав его непоправимо, как будто от этого зависела судьба человечества. Я благодарен родителям, что меня простили.
Если меня не было ни дома ни в синагоге, значит, я пытался добраться до железнодорожного вокзала на попутной повозке, ведь оттуда люди начинали долгое путешествие, которое должно было привести их на нашу древнюю родину. Весь город соберется и станет шумно прощаться с соседями, и радость смешается с горечью расставания. А пока этот момент не настал, я наблюдал с восхищением за проводами и встречами, благоговейно разделяя чужую радость и печаль, но всегда возвращался домой с ноткой грусти, задаваясь вопросом, настанет ли когда-нибудь и моя очередь отправиться в путь.
Пришло время, и обстоятельства потребовали нашего отъезда. К началу 1930-х гг. бизнес моего отца был разрушен антисемитскими налогами, взимаемыми с еврейских предприятий. Оставшись ни с чем, он решил, что пора уходить. В 1932 г. он сам отправился в Подмандатную Палестину как первопроходец, желающий обосноваться и подготовиться к нашему прибытию. Минуло еще два долгих года – очень много для нетерпеливого ребенка, – пока он не прислал сообщение, что готов принять нас. Мне было одиннадцать лет, когда моя мама пришла к нам с Гиги и сказала, что пора собираться.