Шрифт:
НАПЛАКАННОЕ ОЗЕРО
Издали рубашка Ауримаса кажется такой же, как и у других ребят. Но стоит подойти поближе, и увидишь, что спереди она, будто мокрая тряпка. Отчего это? Да от слез. Ауримас льет их с утра до позднего вечера. Почему? А потому, что надо мыть руки, надо есть суп, надо идти гулять во двор, надо возвращаться домой. И так без конца. Чуть что — глаза у Ауримаса на мокром месте. Поэтому не только его щеки, не только рубашка, но и штанишки, и носки, и башмачки бывают насквозь мокры от соленых слез. А уж нос-то, нос! — вечно распухший,
Вот и в этот вечер Ауримас никак не мог сдержать слезы: мама, видите ли, велела собрать и аккуратно сложить в ящик все разбросанные по комнате игрушки.
— Я устал, — захныкал мальчик. — Очень хочу спать, уже сплю…
Но мама настаивала на своем, и Ауримасу пришлось собирать игрушки; потому, раздеваясь и ложась в постель, он уже ревел как теленок. А мама — подумать только! — вместо того, чтобы пожалеть родного сыночка, погасила свет и оставила его в одиночестве! От такой обиды Ауримас заплакал еще сильнее, и вскоре подушка промокла от слез.
— Ой, как же я буду спать на мокрой подушке? — расстроился Ауримас. Из глаз покатились уже не слезинки, а слезищи, величиной с горошину.
Промокла и простыня.
— А вдруг мама подумает, что я… что я… какой стыд! — испугался Ауримас, и поток слез усилился. Слезы просочились сквозь матрац и закапали на пол. В это время через окно заглянул в комнату ясный месяц, лучи его осветили слезную лужицу, и она засверкала как серебряная. Увидев это, Ауримас так огорчился, что слезы полились уже, словно из водосточной трубы.
Лужица, конечно, стала набухать, растекаться по полу и наконец добралась до ящика с игрушками.
— Ой-ой, игрушки потонут! — перепугался Ауримас.
Слезы забили фонтаном, затопили комнату. Теперь из ящика торчала лишь длинная жирафья шея с маленькой головкой и испуганными стеклянными глазками.
— Что же будет?! — Не прекращая рыданий, Ауримас сбросил одеяло и встал, держась за спинку кровати. — А если потонет кровать?!
И в самом деле: уже заливало и его кроватку. Ауримас взобрался на подушку и закричал:
— Спасите, тону!
Но в доме все спали, и никто не прибежал спасать его. А в комнате начинался потоп, соленая вода поднималась все выше и выше!
Теперь и вправду было отчего плакать, теперь, пожалуй, заплакал бы и сам храбрый Буратино, так чего ждать от такого неутомимого плаксы, как Ауримас? Просто невозможно понять, откуда у этого маленького мальчика берется столько слез — ведь вода уже плескалась у его плеч! Еще немножко, и Ауримас просто захлебнулся бы в собственных слезах, но, к счастью, к нему подплыл большой резиновый мяч. Мальчик схватил его и крепко обнял. «Теперь-то уж не потону!» Но от страха и ужаса слезы все равно хлестали так, что комната скоро наполнилась ими до самого подоконника, окно распахнулось, и водопад хлынул во двор. Поток подхватил Ауримаса и вместе с мячом вынес за окошко. Там водопад превращался в ручеек, который, извиваясь, струился по лугам вдаль. Ауримас продолжал реветь как заведенный, ручей становился все глубже и глубже, течение все быстрее и быстрее. Оно тащило нашего плаксу, словно бумажную лодочку.
К сожалению, никто не видел этого странного слезного потока, потому что была ночь и люди крепко спали. Только круглый месяц, разинув от удивления рот, уставился на невиданный ручей, прямо на глазах превращавшийся в речку. Ауримас не переставал плакать ни на секунду!
— Ого, — испугался месяц, — а вдруг этот плакса и меня утопит!
Он ловко вскочил на Большую Медведицу и ускакал за горизонт, подальше от опасности.
Когда месяц исчез, стало темно, хоть глаз выколи! Ауримас не видел больше ни неба, ни берегов, ни даже мяча. Вокруг лишь беспросветный мрак и холодные соленые волны. Мальчик попробовал достать ногами дно: где там!… Окончательно перепугавшись, он еще крепче прижал к груди мяч и дал волю слезам. Тут уж река вышла из берегов, как во время весеннего половодья, затопила окрестные луга с чибисиными гнездами, подмыла и утащила улья со спящими пчелами, выворотила заборы, уволокла собачью конуру и даже повалила набок ночевавший в поле трактор. Наконец река добралась до большой долины между холмами, разлилась по ней и превратилась в огромное озеро. Ауримас со своим мячом плавал посередине его.
— Теперь-то уж я точно потону! — решил мальчик и изо всех сил стиснул руками мяч.
Намокшая в соленой воде резина не выдержала, и мяч — бах! — лопнул!
— Все кончено! — безнадежно всхлипнул Ауримас, погружаясь в глубокую холодную бездну.
— Аи! — успел еще выкрикнуть он, захлебываясь. — Спа-си-си-те!…
И вдруг услышал мамин голос.
— Что случилось? — спросил этот голос, и Ауримас увидел маму, склонившуюся над его кроваткой.
«Может, я уже утонул, — мелькнуло у него в голове, — и мне только кажется, что мама пришла?»
— Страшный сон приснился? — спросила мама и погладила его по щеке. — Смотри-ка, сынок, даже щеки мокрые. Уж не плакал ли ты во сне?
Ауримас сел в кроватке и огляделся. Комната по-прежнему была залита лунным светом, игрушки как ни в чем не бывало лежали в своем ящике, среди них был и целехонький резиновый мяч. «Значит, всего этого не было?» — обиделся мальчик и чуть снова не разревелся от обиды, что ему посмел присниться такой страшный сон, но удержался, не заплакал.
— Ничего, — ответил он маме. — Все в порядке.
Мама поцеловала его и пошла спать. Едва за ней закрылась дверь, Ауримас перевесился через край кровати, посмотрел вниз, и ему показалось, что он видит лужицу. Ту самую лужицу, освещенную месяцем! «А вдруг она только того и ждет, чтобы я снова заревел?! Набухнет, превратится в реку и понесет меня в глубокое темное озеро… Ой-ой! Чего доброго, это был не сон!»
И от страха, что слезное озеро совсем не приснилось ему, Ауримас чуть было снова не зарыдал, однако удержался: кто знает, удастся ли во второй раз выбраться из страшной слезной пучины? Ауримас вылез из кроватки, достал на всякий случай из ящика большой резиновый мяч, крепко обнял его, поудобнее устроился на сухом кончике подушки и успокоенный уснул.
ПРО СНЕЖИНКУ, КОТОРАЯ НЕ ТАЯЛА
С неба, медленно кружась, падала Снежинка. Дело к весне, земля почти совсем отогрелась, снег шел, наверно, в последний раз. Снежинки были редкими, но зато большими и красивыми, а та, о которой я вам рассказываю, — самой большой и самой красивой.
— О, — шептала она, глядя вниз. — Какая она интересная, эта земля, какая огромная! Пока я жила у матушки Тучи, мне было так скучно. А теперь… Но что это? — насторожилась Снежинка, увидев, что ее белые сестрицы исчезают, едва коснувшись земли, словно их вовсе и не было. Лишь на том месте, куда они опустились, несколько мгновений темнеет мокрое пятнышко, однако и оно вскоре пропадает. — Значит… значит, и мне суждено растаять? — поразилась Снежинка. — Значит, и мне суждено исчезнуть?… Но я не хочу, не хочу, не хочу исчезать! Хочу жить на этой прекрасной земле, ведь я впервые ее увидела! За что же судьба так безжалостна ко мне?