Род-Айленд блюз
Шрифт:
Дружеское общение? Конечно. Уверенность в будущем? Чего нет, того нет. Играя в кости, можно выиграть, а можно и проиграть. Если она будет уверена, что он тратит свои деньги, а не ее, о чем ей тревожиться? Совершенно не о чем.
Она понимала, что последняя линия, которую она получила, действительно все меняла: три орла, которые означали ян, могли бы только обернуться в инь (это была бессмыслица, полная бессмыслица). Теперь картина того, что должно прийти, неизбежно обращается в двух орлов и решку. Шестерка в начале. Еще не прочтя, она уже знала, что это не к добру.
Лошадь распрягают.
Текут кровавые слезы.
Да, ничего хорошего. Хуже некуда. Она перешла к гексаграмме, на которую указывали меняющиеся линии. Номер восемь. “Держитесь вместе”. Это лучше.
Держитесь вместе, это принесет удачу.
Снова вопрошайте оракула.
Свойственны ли вам возвышенность духа, постоянство и упорство?
Те, кто колеблется, мало-помалу объединяются.
Того, кто пришел слишком поздно, ждет неудача.
Вот ведь в чем беда: читаешь “Книгу перемен” и веришь тому, чему ты хочешь поверить, а остальным пренебрегаешь. Конечно, можно подождать, посмотреть, что будет дальше, и снова открыть “Книгу перемен” и посмотреть, сбылось ли предсказание. К чему такая спешка? Боже мой, да потому что ей уже восемьдесят три, и так мало времени осталось.
Она еще раз бросила монеты, выпала гексаграмма номер четыре “Юношеское безрассудство”.
Юный глупец стремится ко мне.
По первому гаданью — извещу.
Господи, что за чепуха.
42
Если вы летите трансатлантическим рейсом на “конкорде”, то проходить пограничный и таможенный контроль одно удовольствие; к тому же пассажиры бизнес-класса проходят первыми. Если же вы пассажир эконом-класса, как Гай, Лорна и я, и сидите в хвосте самолета, то в зале прибытия вы окажетесь в гуще пассажиров предыдущего рейса и, уж конечно, из страны, население которой решило поголовно хлынуть в Америку. А иммиграционные службы не торопятся. Как нарочно, перед нами прибыл самолет “Пакистанских авиалиний”, и нам пришлось дожидаться в этом огромном зале почти три часа. Где-то в море голов мелькнула японская пара — они прошли регистрацию всего за пятнадцать минут. Лорна принялась громогласно выражать беспокойство: не подцепить бы тут какую-нибудь инфекцию. Гай злился и нервничал. Я, по обыкновению, покорно и молча на шаг-другой передвигала тележку с вещами по лабиринту прочерченных дорожек, которые то приближают тебя к вожделенной Америке, то уводят вдвое дальше против прежнего, и ты снова оказываешься там, откуда вошел. Воображаешь, что ты у цели, — как бы не так! Я чувствовала неловкость перед Лорной и Гаем за всю эту канитель, хотя на самом-то деле это им должно было быть неловко передо мной. Я же с самого начала хотела лететь в Бостон, а из-за них пришлось все перекраивать. Но я ни словом об этом не обмолвилась.
Гай стал кипятиться, как это свойственно англичанам.
— Что за безобразие! Послушайте, приятель, разве так встречают гостей своей страны? — набросился он на одного из чернокожих пограничников, выразил ему свое негодование и заявил, что в Хитроу ничего такого не бывает. Тут я вмешалась и громко возразила, что в Хитроу бывает и похуже, если ты, себе на беду, окажешься из какой-нибудь малой страны, а потом извинилась за Гая, чего, конечно, не следовало делать. Сказала, что мы перенесли длинный, тяжелый перелет и очень устали.
— А мы, думаете, не устали, леди? — Пограничник возвел глаза к небу и удалился. Но потом я увидела, как он что-то говорит дежурному в будке. Впрочем, возможно, речь шла вовсе не о нас.
— Впредь не суйся куда тебя не просят, — огрызнулся Гай.
— Не стоит хамить погранслужбам, — сказала я.
— Не ругайтесь! — осадила нас Лорна. — Нам всем надо набраться терпения.
Когда наконец мы, пиная перед собой чемоданы, достигли желтой линии, Гай через нее сразу переступил, и маленькая девушка-испанка, утопающая в синей униформе с золотыми пуговицами и красным поясом, вежливо предложила ему вернуться на место. Гай отбросил ее руку, преграждающую ему путь, и прорычал:
— Как вы смеете ко мне прикасаться!
До этой минуты я и сама не понимала, какая же я робкая и законопослушная и как ненавижу всякую истерику. Глаза у Гая сделались темными, ненавидящими и напомнили мне глаза моей матери в припадке ярости, хотя раньше я не замечала в нем никакого семейного сходства. Видимо, у всех душевнобольных бывает такое выражение глаз, а Гай, конечно, был сейчас совсем не в своем уме. На некоторых перелет так действует.
Когда Гай
Глаза бы мои не видели эту Уэнди из “Аардварка”, а также Алисон, Люси и Гая с Лорной. Гая знакомство с каталажкой слегка усмирило, впрочем, не особенно. Он весь кипел от бешенства, сидя на заднем сиденье желтого такси, увозившего нас в город. По его словам, его схватили и уволокли в полицию и даже на какое-то время сковали наручниками. Что это за страна такая? Я поинтересовалась, что же он такого наговорил, чем так разозлил пограничников.
— А ты на чьей стороне? — прошипел он. — На их или на моей? Этот подонок спросил, какова цель моего приезда сюда. Ну, я и ввернул им, что-де хочу свергнуть правительство и закупить наркотики. Неужели они начисто лишены чувства юмора? Поневоле заплачешь кровавыми слезами.
— Слушай, — сказала я, — есть много стран, где тебя за такое поставили бы к стенке.
А Лорна вздумала ворчать, что автомобиль все время подбрасывает и что шофер совсем не говорит по-английски. Увидев силуэты Манхэттена, вставшие на горизонте, она даже не ахнула, как большинство приезжих. Я была разочарована. Мне хотелось, чтобы она испытала шок, — все-таки утешение.
Они оба так утомились, что даже не стали жаловаться на неудобства “Уиндема”. Зато утром отыгрались: матрас, видите ли, слишком мягок, обстановка убогая, лифта не дождешься, он всего один. Это специально задумано, объяснила я, чтобы англичане чувствовали себя как дома, ведь в Хемсли большая часть приезжих — англичане. Американцы никогда такого не потерпят. Когда Лорна сказала “матрас” в единственном числе, хотя в их комнате две кровати, мне пришло в голову, что они, видно, спали в одной постели. Правда, это только предположение. И даже если они спали вместе, то, может быть, это по детской привычке, как братец с сестричкой, вот и все. Во всяком случае, мне до этого нет никакого дела. Просто злюсь на них и готова заподозрить любую пакость. Я вышла в гастроном, купила кофе, булочки со сметаной и копченого лосося. В ответ Лорна только буркнула, что не для того так далеко заехала, чтобы пить из бумажных стаканчиков. Может, в Америке это принято, но ее не устраивает. Забрасывать бомбами ни в чем не повинных детей в далеких странах, якобы защищая их права и свободы, — только на это американцы и способны. Ну, ясно, подумала я, братец с сестричкой состоят в незаконной связи. И сомневаться нечего. Гай молчал. Я спросила у Лорны, что с ним. Не выношу, когда мужики дуются.
— Он так жестоко вчера пострадал, — сказала она. — Бедняга. А ты его совсем расстроила — встала на сторону пограничных служб.
Детские игры в оловянных солдатиков, подумалось мне.
Но тут из Лондона позвонил Гарри с известием, что соскучился по мне. “Привет, малышка”, — сказал он, а я даже не поморщилась от такого обращения, как это обычно бывало. Почему мужчинам так нравится думать, что мы милые беспомощные создания, и почему женщины с этим мирятся? Но мне было приятно слышать его хриплый голос. Наверное, он и Холли тоже позвонил: “Привет, малышка, как наш беби?” Хотя навряд ли.