Род Волка
Шрифт:
Как показала практика, сексуальность Ветки относилась к промежуточному типу: возбуждалась она быстро, но надолго, кончала часто, но сильно, а спада возбуждения у нее, кажется, не наступало вовсе. Если бы не длительное воздержание и здоровый образ жизни, то Семен, наверное, выглядел бы бледно…
Тип сексуальности был промежуточный, зато «подтип» совершенно четкий – «голосистый». Попросту говоря, испытывая оргазм, Ветка кричала. Громко.
Сначала Семен хотел сделать ей замечание: день на улице, в лагере полно людей, и они все слышат. Потом
Вскоре выяснилось, что ситуацию Семен оценил правильно, но не совсем. Во время очередной передышки снаружи послышались голоса – там явно разгоралась ссора, грозившая перейти в драку:
– …на третий заход, а она четыре раза кончила!
– Дура, говорят тебе, он в тот раз не кончал, а так и гонял без остановки!
– Сама дура! Я что, ничего не понимаю, что ли?! Уж побольше тебя с мужиками дело имела!
– Ты побольше?! Ты-то?! Да на тебя ни у кого и один-то раз не встанет!
– А ты…
В общем, Семен подполз к выходу и выглянул наружу. Перед его шалашом полукругом расположился добрый десяток слушателей – в основном молодежь обоего пола и несколько теток необъятных размеров. Две из них и затеяли ссору, явно собираясь вцепиться друг другу в волосы. При виде головы хозяина, показавшейся из-под шкуры, народ умолк.
– Кыш отсюда! – спокойно сказал Семен. – Чтобы я вас тут больше не видел!
За его спиной хихикнула Ветка:
– Да ну их, Семхон! Тебе жалко, что ли? Пусть слушают!
– М-да? Может, вообще продолжим на улице? Тут ветерок веет, солнышко светит, а?
– Давай! – обрадовалась девушка. – И искупаемся заодно, а то ты обещал рассказать про оральный секс, а я вся мокрая!
«Надо же, – думал Семен, выбираясь наружу, – как, оказывается, интересно жить в каменном веке!»
Время вопросов и ответов наступило только дня через три, когда Семену стало казаться, что все это было не с ним.
В процентном отношении потери обеих сторон были огромны. Из пятнадцати хьюггов уцелели двое. Поняв, что в лагерь им не прорваться, они не стали помогать еще оставшимся в живых своим, а пустились наутек. Преследовать их было некому. У лоуринов в живых осталось трое воинов, участвовавших в схватке, не считая Семена. Тяжелораненых не было: по-видимому, их сразу добили. С какой стороны ни посмотри, получалось, что битва выиграна благодаря Черному Бизону и Семхону. Первый прикончил в поединках четверых, а последний нейтрализовал троих.
– Как же вы так живете, – недоумевал Семен, – в постоянной опасности? А если бы хьюггов было двадцать или тридцать?
– Тогда все были бы мертвы, – усмехнулся Художник. – Только охотников за головами не бывает двадцать или тридцать. Даже пятнадцать – это очень много. Я не помню, когда они последний раз нападали такой большой толпой.
–
– Ты как ребенок, Семхон!
– Я и есть ребенок! Я же еще не родился!
– Ну да, конечно… Понимаешь, они же нелюди. Если их соберется больше десятка, то они просто не смогут идти в одну сторону, делать одно дело. Наверное, в этот раз у них был сильный вожак.
– И ТАК бывает всегда?
– Нет, конечно. Ты же видишь, что с этой стороны к лагерю не подойти, а в ту сторону всегда смотрит дозорный. Да и собаки чуют. На эту стоянку они приходили четыре раза, сейчас был пятый. Трижды они убегали, поняв, что их обнаружили. Один раз собаки молчали, и воины подпустили их близко, а потом расстреляли из луков. Много скальпов взяли.
– Господи, да зачем вам скальпы?!
Старик посмотрел на него и сокрушенно покачал головой:
– Что стало с твоей памятью, Семхон…
– Слушай, Художник! Ты же видишь, что с моей памятью дела плохи. Чтобы она вернулась, нужно, чтобы мне рассказывали о том, что я знал раньше. А говорить я могу только с тобой и Атту, то есть с Бизоном. Только он теперь великий воин, и мне неудобно задавать ему детские вопросы. Помоги мне ты!
– Я помогу тебе, Семхон. Скальп – знак победы, в нем сила воина. Ты мог, еще не родившись, обрести силу, а ты отказался.
– Ну, я же не знал, можно ли НЕвоину снимать скальпы врагов…
– Мне кажется, что ты врешь, Семхон. Ты же вспомнил, как надо сражаться. Или не забывал.
– Ну, может быть, я хотел сделать приятное воинам, отдав им свою добычу?
– Приятное воинам?! Больше не говори так. Тебя не поймут.
– Ты не рассказывай никому, какой я глупый, ладно? А почему нельзя… так говорить?
– Потому что взрослый мужчина не нуждается в подачках. Все, что ему нужно, он должен взять сам. Только ты все равно сказал неправду. Ты не снял скальпы не из-за этого.
– Да, ты прав. Я и сам не знаю почему…
– Может быть, потому же, почему мне не хочется рисовать войну?
– Наверное…
– Это плохо, Семхон. Людям все равно, что я рисую, лишь бы это было красиво. А ты станешь воином, и каждый твой шаг будет волновать всех.
– А нельзя как-нибудь… без этого?
– Можно, конечно. Люди других племен отрезают врагам носы или уши, а Минтоги вынимают из голов мозг и кости, а кожу высушивают – это очень высокая магия.
– М-да-а… Хрен редьки не слаще!
– Что ты сказал?!
– Нет, ничего… А почему в этот раз хьюгги оказались у самого лагеря? Ведь почти прорвались уже!
– Да, плохо получилось… Мальчишка, наверное, заснул на посту. А собаки молчали – ветер дул на хьюггов.
– Где он, кстати? Я не видел его в лагере.
– Сбежал, наверное. Но скоро вернется, конечно.
– И что будет?
– Как обычно: заставят мальчишек выворачивать ему суставы и ломать кости. Нужно, чтобы они знали, что бывает с теми, кто спит в дозоре.