Родительский день
Шрифт:
Но Марина подошла к делу конкретно: взяла бумагу, карандаш, калькулятор, произвела несложный расчет: нужна такая-то сумма на таких-то условиях на такой-то срок, чтобы не питаться одними макаронами, не одеваться в обноски и поменять спустя год машину. Ничего запредельного. Ищи подходящий банк.
Он начал искать… Вернее, лишь делал вид, что ищет, — не пытаясь найти…
И все-таки оказался здесь, на ведущей в Загривье дороге.
Марина закричала — истошно, дико, пронзительно.
Он рывком повернулся
Повернулся — и ничего не понял. Дикий вопль смолк. Марина — бледная, лицо искажено, губы подрагивают — сидела, далеко отставив нелепо вывернутую руку.
— Что с тобой?!
Она выдавила нечто совершенно нечленораздельное, показывая взглядом на обшлаг своего рукава.
Кирилл пригляделся и облегченно выдохнул. И быстро, двумя пальцами, снял ЭТО с руки Марины.
Дар речи вернулся к ней лишь спустя несколько секунд, да и то относительно:
— К-к-клещ? — голос звучал растерянно, жалобно.
Клещей она панически боялась с детства. Причем не беспричинно: задушевная ее подруга-второклассница не пришла первого сентября в школу — за неделю до того умерла от клещевого энцефалита…
В восемь лет смерть кажется чем-то далеким и абстрактным, и уж никак не касающимся тебя и твоих друзей-сверстников — последствия давней психологической травмы остались у Марины на всю жизнь. При всей платонической любви к природе вытянуть ее в лес за грибами было нереально. А неделю назад не поленилась, съездила в областной ЦГСЭН, выяснила: Загривье в «зоны риска» не попадает, вероятность подцепить энцефалит ничтожна.
Даже столь малый риск ее никак не устраивал, постановила сделать себе и мужу соответствующие прививки. Кирилл помнил, насколько это болезненная процедура, но не возражал: дело и впрямь нужное. Однако в поликлинику до поездки в Загривье они так и не сходили…
— Да никакой не клещ, — сказал он ровным, успокаивающим тоном. И сдавил насекомое кончиками ногтей. Прозвучал тихий, но вполне различимый щелчок. — Достаточно безобидная зверюшка… была. Встречал таких не раз. Не совсем, конечно, мирная, тоже кровь сосет, — из лесных животных, при случае из человека. Но никакой заразы не переносит.
Что убитое им насекомое в народе носит неблагозвучное прозвище «лосиная вошь», Кирилл не стал говорить. Останки маленького вампира отправились прямиком в пепельницу.
— Фу-у-у… Как оно сюда попало? Через окно? — Голос Марины все еще звучал встревожено.
— Да с лисы, конечно же… На рукавицу, потом на рукав. Ты осиротила зверюшку, она и нашла быстренько новый источник пищи… — он говорил, стараясь ничем не выдать легкое злорадство: это тебе не глянцевая картинка «Мира дикой природы», природолюбка ты наша.
— Значит, в багажнике теперь и другие могут ползать? Замечательно… — Марина быстро и полностью оправилась от потрясения, говорила в обычной своей манере: уверенно, безапелляционно. — В первом же магазине купим какой-нибудь дихлофос.
— Не
— Все равно вылезай, осмотрим друг друга хорошенько. Не желаю быть ничьим источником пищи.
Дурное какое-то место, никак с него не уехать, подумал Кирилл.
Словно заколдованное…
Не так давно произошло событие, поставившее крест на тихом саботаже Кирилла. Вернее, даже цепочка из трех событий.
Началось все, когда пару недель назад он возвращался в Петербург из Москвы, двух-трехдневные командировки в первопрестольную давно стали для Кирилла делом привычным. Диспетчер аэропорта «Пулково» отчего-то не сразу дал добро на посадку — и «тушка» заложила огромный круг над городом. День выдался на удивление ясный, безоблачный, — с высоты в несколько километров можно было бы отлично разглядеть не только каждый дом, но и каждую легковушку на питерских улицах.
Можно было бы, но…
На беду, стояло абсолютное безветрие. Ни дуновения. И прекрасно виднелась лишь исполинская медуза смога, придавившая огромный город. Все дымы из заводских и фабричных труб, из ТЭЦ и котельных поднимались вертикально, и, никуда не уносимые ветром, расплывались, расползались в стороны, опускались вниз — сливаясь в гигантскую мутную линзу. Над пригородами слой смога был немного тоньше, прозрачнее — но лишь немного. Только над Царским Селом, стоявшим в отдалении на холме, атмосфера оказалась достаточно чистой — в бывшей императорской резиденции практически нет крупных промышленных предприятий.
Кирилл обалдел.
Просто-таки обалдел…
И в этом мы живем??!!!
И этим мы дышим??!!!
Нет, понятно, ему доводилось слышать тревожные цифры, о которых трубили экологи, но цифра — вещь абстрактная, а чтобы так вот зримо, наглядно…
Мысленно он клял на чем свет стоит власти, и городские, и федеральные. Проблема известна давно: относительно небольшой исторический центр города стиснуло кольцо промзон — как накинутая на горло удавка. И лишь за бывшими заводскими окраинами (давно утратившими право именоваться окраинами) — внешнее кольцо «спальных районов». Куда ветер ни дунет, ядовитая отрава летит на людей.
Проблема известна, известно и единственно возможное ее решение — постепенно демонтировать предприятия, вывозить производства далеко за городскую черту, и новые жилые микрорайоны возводить на их месте, а не у черта на куличках…
Но все декларации властей на эту тему остаются на словах и на бумаге, а реальное положение дел — вот оно, перед глазами, за иллюминатором самолета.
Попутчики тупо пялились на пейзаж задыхающегося города, и, казалось, не хотели ничего замечать… Кирилл едва сдерживался, чтобы не проорать громко, на весь салон: «Да протрите глаза, мать вашу! Вас убивают, травят, а вам хоть бы что!!»