Родительский день
Шрифт:
Кровь на рукояти и лезвии высохла, почти уже не липла к пальцам…
…Он медленно вышел в ночь.
Зачем вам куда-то звонить, Кирилл Владимирович? Лучше пойдите в ближайшую ночную аптеку, и, используя все отпущенное природой обаяние, уговорите провизора отпустить цианид без рецепта, — и выпейте… Или пару упаковок самого сильного снотворного, — и разом проглотите все пилюли… Или, на худой конец, купите большую-большую таблетку от глупости…
Потому что такого идиота свет еще не видывал.
Когда погас свет, Рябцев спешить не стал. Ливень хлещет такой, что руку вытянешь — своей ладони не разглядишь.
Да и не старое нынче время, у половины односельчан в подвалах дизельки стоят, а к бездизельным соседям «сопли» поверху кинуты…
Реально шесть домов только обесточилось, жилых домов, понятное дело. Но и в тех жильцы наготове, родительский день, как-никак, — все, что можно, на батарейках да на аккумуляторах… В общем, не резон в ливень нырять, потерпят часок, не маленькие. Ливни в июне не долгие.
Вот раньше, лет двадцать назад, да-а-а… Свет погас, и гадай, когда ставни не выдержат… Кое у кого патефоны еще оставались, тем полегче было, — если, конечно, старой пружине в нужный момент кирдык не придет…
В те времена электрик на деревне и в самом деле первый человек был. А теперь… По привычке, по инерции уважают еще, но… Случись с ним что — перебьются, до рассвета дотянут…
С такими мыслями он спустился в подвал, дернул за шнур стартера. Дизелек трудолюбиво зафырчал — надежная машинка, немецкая, на четыре кила, да и жрет немного. Рябцев свинтил крышку бачка, проверил солярку: помнил, что вчера заливал, но привычка — вторая натура. Электрики в Загривье лишь раз ошибаются, вроде минеров… Отец вот ошибся, тридцать лет назад…
Стал собираться: кончится ливень, а он наготове. Дизельки дизельками, а работа работой, должен — делай. Работа у нас такая, забота у нас простая, жила бы деревня родная… Да уж…
Натянул кожаный жилет-разгрузку — все инструменты по карманам разложены, в строгом порядке, много лет назад заученном. Руки лишним занимать ни к чему, пусть в городе жэковские дяди Васи с сумками да с чемоданчиками по квартирам ходят.
На груди, поверху, — ряд карманчиков особых, вроде газырей на черкесках, только там патроны сверху вставляют, — а он снизу, натуге, чтоб вдруг не выпали… Это уж не от отца, сам додумался. А поначалу всяко-разно пробовал: и патронташ охотничий, открытый; и к стволам несколько штук снаружи крепил, чтобы совсем уж под рукой… Однако ж так — на груди, донцем вниз — быстрей всего получается, проверено, Зинка с секундомером засекала…
Распихал патроны — неторопливо, осмотрел каждый дотошно. Добрые, штатовские, без осечек бьют, — только вот картечь высыпана, жеребья вместо нее… Старая придумка, дедовская, — но лучше новых работает, куски нарубленного прутка угловатые, насквозь ни один не пройдет, не посвистит дальше без пользы, без толку… Летят жеребья, ежели издали стрелять, не кучно, — так ему ж гусей влёт не бить. А так вот с пяти шагов в руку угодишь — нет руки, в голову — голова долой…
…Ладно, пора бы уж, дождь едва барабанит… Ну, бог в помощь, Петр Иваныч…
Провожать было некому, с Зинаидой восьмой год жили врозь… Еще раз, тем кто в танке: с Зинаидой они жили . Но врозь.
Детей растили вместе, да и в койке юность вспоминали не то чтоб редко…
Но… С электриками всякое в Загривье случается… И жила Зинаида своим домом. Да и что не жить, домов у них хватает. В пятидесятые, как деньгу почуяли, так уж размахнулись, понастроили… Вот, дескать, Ванятке избу рублю, как женится, так сразу и домом своим заживет… А Ванятке-то пятый год, едва от титьки мамкиной отлип… Однако — строили. Теперь жгут вот…
Выйдя в темноту и запирая дверь, поймал себя: «они», «почуяли», «жгут»… Уже не «мы», стало быть? Своим уж себя не считаешь? Смотри, а то…
Не закончил мысль. Обрез словно сам влип в руку. Секунду медлил: ну как свой , ну как ошибка… И чуть не поплатился.
Бах! Бах! — два снопа пламени из стволов. Какой там свой … И, быстро, на автомате, — переломил, левая рука с патронами уже в пути, зарядил, левой снизу по стволам, а палец уже давит спуск… — Бах! Бах!
И снова, раз за разом: Бах! Бах! — кратчайшая пауза, металлические щелчки единым звуком, слитые воедино, — Бах! Бах!
Тишина. Эхо в ушах. Стволы раскалились, жгут руки. Темное месиво у ног слабо подергивается.
Вот… Вот как у нас нынче-то… Вот вам свои , вот вам чужие… Разве ж то чужие приволокли, да тут рядышком и прикопали? Сво и-и- и … Сам бы не дотопал, не успел, далековато…
С-суки… Поганые дела. Сейчас не сплоховал, так другим годом троих прикопают… Не пожалеют трудов — отыщут, достанут, приволокут… И чисты перед своими будут, работа уж такая у электрика, известное дело.
Устал… Ох и устал… Двадцать лет электриком — укатали сивку крутые горки…
А не Троша ль, часом, подстарался? То-то его старш<И>е второй месяц как с болота ночевать лишь вылезают… Да поди, докажи…
Прежде чем идти к гаражу, распихал в нагрудные кармашки новые патроны, запас с собой был еще изрядный. Через пару минут мотоцикл с ревом покатил в ночь. Рулил Рябцев двумя руками, не пижонил, — но обрез висел на запястье правой, на кожаной витой петле… Если что — не сплошает…
Работа у электрика такая.
И-ДИ-ОТ…
К такой неутешительной оценке своих умственных способностей Кирилл пришел после лихорадочных и недолгих попыток переиначить, спасти, реанимировать версию убийства, рассыпавшуюся на глазах.
Увы… Такое не реанимируют. Доктор сказал: в морг, — значит, в морг.
Марина не успевала… Никак. Нет, если бы Марина отправилась убивать, едва он вышел к Лихоедовым, — успела бы. Но шли-то они с Трофимом мимо дома Викентия — позже, за Толяном. И Кирилл видел жену на крыльце, и помахал рукой.