Родная душа: Рассказы о собаках
Шрифт:
Хвастаться нечем — фурора мы там не произвели. Наоборот, эксперт поглядывал на нас с явным неудовольствием.
— Собаку кормить надо, — сказал он мне назидательно. — Что это он у вас такой худой? — У Ханыча всю жизнь были видны два последних ребра. — Ротвейлер должен быть… сильным!
С экспертом в ринге не спорят, и это, конечно, правильно. Но вопросы задавать не возбраняется, и я спросил:
— А не покажете мне такого, кто, на ваш взгляд, сильный и правильный?
— Пожалуйста. — И эксперт указал мне на пса, занявшего первое место.
Делайте со мной что хотите, но
И вот это несчастье, которое ходячим-то весьма условно можно было назвать, выиграло… РАБОЧИЙ класс. Мне стало обидно за породу, и я не то чтобы заспорил — просто выплеснул наболевшее.
— Вы извините, — сказал я, — я сейчас ему ногой по морде дам, и он меня даже догонять не будет, поленится. Вон там моя «Нива» стоит, давайте я своего хилятика к ней привяжу, и он её протащит, сколько скажете. А потом вы попробуйте своего чемпиона запрячь. Он хотя бы до машины сумеет дойти? В смысле самостоятельно, без шлейки с ручкой для подъёма?…
К сожалению, состязание не состоялось: вохрушки окружили меня и увели оттуда почти под руки, чтобы не накалял обстановку. Я плюнул и было зарёкся впредь посещать подобные мероприятия, но женщин разве переубедишь?
И вот спустя некоторое время мы снова оказались на выставке, на сей раз в парке Сосновка. Здесь экспертом оказался немец — представитель родины ротвейлеров. От него не укрылся слишком высокий, с точки зрения стандарта, рост моего кобеля, зато он должным образом оценил красивую голову, глубокий корпус, могучий костяк. В итоге Ханыч добрался до «Best in Show» и занял в нём почётное второе место.
Это было его высшее достижение на собачьих конкурсах красоты.
Третья выставка происходила опять в Гатчине. На ней по ходу дела была устроена проверка рабочих качеств собак, только лучше бы её не устраивали вообще. Или проводили как следует. По какой-то причине, не иначе из экономии, организаторы вместо квалифицированного фигуранта пригласили сущего «проверялу», которому место было не на выставке ротвейлеров, а в лучшем случае под забором. У него не нашлось ни дресскостюма, ни какого следует рукава. Он работал чуть ли не в драном ватнике, «усиленном»… куском пластиковой трубы. Такая, с позволения сказать, защита худо-бедно спасала от наскоков объевшихся и обленившихся чемпионов, анемично кусавших его одним зубом. Потом настал черёд моего «хилятика».
— Фас!
Бедный «проверяла»!.. В пасти Ханыча беспомощно хрустнула сперва канализационная труба, а потом и рука. Мужик страшно побелел и рухнул на колени. Я отозвал пса, не дожидаясь команды «снимайте!», но было поздно. Нас выгнали с испытаний… «за излишнюю агрессивность».
Объяснил бы мне ещё кто, в чём она проявилась, эта излишняя агрессивность? Он что, бросился на ни в чём не повинного мирного гражданина? Или, может, эксперта в ринге по склочности характера покусал? Нет, Ханыч атаковал «проверялу» строго по моей команде. А что должна делать собака, когда хозяин командует «фас!»?! Подбежать к фигуранту, схватить и крепко держать, так? Ханыч именно это и сделал. Да ещё и мгновенно разжал зубы, когда я его отозвал.
Наверное, по мысли устроителей выставки, рабочий ротвейлер при встрече с врагом должен права ему зачитать, причём непременно вежливым тоном. А может, просто сознаваться не захотели, что выставили в качестве фигуранта неквалифицированного и плохо экипированного человека.
Больше мы выставок с Ханычем не посещали…
ЧУДЕСА РОЗЫСКА
Дело было в Московском районе. В квартире одного из домов сработала сигнализация. Туда немедленно отправился экипаж вневедомственной охраны. Другие экипажи, находившиеся поблизости, параллельно устроили нечто вроде облавы: принялись задерживать всяких подозрительных личностей, бегущих, волокущих непонятные сумки… Так обычно и попадаются любители залезать в чужие квартиры.
Всех задержанных доставили в отделение. Среди них почти наверняка находились и конкретные виновники происшествия, но как их определить, если нет железных улик? Сознаваться же в содеянном по доброй воле, естественно, никто не хотел.
Мы, кинологи, как раз возвращались с ночных занятий по обыску местности. В «УАЗе»-«буханочке», где я сидел за рулём, ехал и Ханыч. В занятиях он не участвовал, просто, по обыкновению, находился рядом со мной.
Автомобиль, принадлежавший питомнику, был довольно приметный, кто-то из милиционеров, сопровождавших задержанных в отделение, остановил нас и попросил помочь. Мы согласились…
Тут надо сказать, что собаки, с которыми мы в тот раз работали, так называемой выборке человека — это когда собака по запаху вещи определяет её владельца — обучены не были. Их готовили совсем по другой специальности. Однако среди нас нашёлся очень опытный и житейски умудрённый человек, подполковник милиции, вдобавок отличный психолог, знаток всяческих нетривиальных ситуаций. Он мгновенно сообразил, как нам следовало поступить.
И начался спектакль, который сделал бы честь иному театральному режиссёру.
Задержанных выстроили во дворе отделения (причём они согласились на это), я вышел с Ханычем на поводке.
— Вот кинолог с собакой, — представил меня подполковник. — Сейчас собака произведёт опознание.
— Пал Палыч, да ты что! — как можно натуральнее возмутился я и принялся отпираться: — Ты же сам знаешь, как он опознаёт! Только вчера ноги одному оторвал, я уже одурел объяснительные писать! И что, сейчас опять всё по новой? Я тут просто мимо шёл, на кой мне всё это надо?
Милиционеры тоже очень натурально принялись меня уговаривать. Пока мы препирались, кто какие бумаги должен будет писать в случае увечья или даже гибели подозреваемых, — я незаметно дал кобелю команду, и Ханыч с жутким рёвом принялся рваться в сторону задержанных. Я сгрёб его за ошейник, так что ротвейлер поднялся на дыбы.