Родная кровь
Шрифт:
Сколько прошло с момента начала презентации проекта представителя “Don-Ton”? Минута?.. Пять минут?.. Как давно он заметил меня? Как давно сверлил взглядом? В какой момент я почувствовала этот тяжёлый, как сама расплавленная сталь, посторонний взгляд на себе?.. Когда остальные заметили его заинтересованность мной? Сколько времени у меня есть, чтобы убежать прочь, забиться в какую-нибудь щель и просидеть в ней до тех пор, пока этот человек не исчезнет с лица земли? До тех пор, пока не умрёт он или не умру я… Куда мне бежать?..
Не осознавая своих действий, я резко, словно ужаленная ядовитым насекомым, вскочила со своего стула. Взгляды всех присутствующих, и без этого моего движения сосредоточенные
– Я… – начала я, но предательски запнулась. Поправив на плече шлейку своей небольшой сумки, сразу же ударившейся о моё бедро, я машинально взмахнула рукой, удерживающей папку с теперь уже ничего не значащим для меня проектом, в направлении парня, выступление которого в эту минуту я бесцеремонно оборвала. – Я, пожалуй, пойду… Проект моего оппонента гораздо лучший, нежели мой – я не буду составлять ему конкуренцию… – Почти связно говорила я, уже пятясь к выходу. – Прошу прощения… – Чтобы хоть как-то завершить свою путанную речь, добавила я и, резко развернувшись, быстрыми шагами направилась к двери, которая вдруг показалась мне неправдоподобно далёкой.
Я не верила в реальность происходящего. Неужели я действительно произнесла фразу: “Прошу прощения”?! Серьёзно?! Да как я могла позволить себе выпустить из своего рта подобные слова в присутствии этого человека!.. Это он должен на коленях умолять меня о прощении – не я его!!! Но даже моё прощение не смоет с лица земли факт существования тех грязных поступков, которые он сотворил в своей извращенной жизни!
– Тесса, подожди! – его голос прозвучал за моей спиной как раз в момент, когда моя рука коснулась дверной ручки. В этом голосе читалось откровенное беспокойство, которое его владелец попросту забыл скрыть.
Все эти годы я думала, что никогда не забуду этот звучный баритон, все эти годы терзаний я считала, что не забыла… Но вот я слышу его и не узнаю, и понимаю, что на самом деле я забыла эту раскалённую сталь, против моей воли вливающуюся в мои уши, я понимаю, что не хочу вспоминать ноты этого голоса, являющие собой синоним моих персональных мук, терзаний, изощрённых пыток, придуманных бесчеловечным палачом. Но я стою на месте. Не поворачиваюсь, но стою. Потому что боюсь, что если пошевелюсь, он догонит меня, а если он меня догонит, если он напомнит мне… Я не смогу пережить этого снова. Не смогу пережить без серьёзных травм, влекущих за собой не менее серьёзные последствия, которые способны сформироваться даже от одних лишь воспоминаний о свершившемся в моей жизни кошмаре. Поэтому я стою словно вкопанная и, до боли жмурясь, пытаюсь заставить себя быть сильной или, если не смогу, прямо здесь и сейчас рассыпаться на миллион невидимых атомов.
– Наша встреча завершена, – вдруг прозвучал всё тот же страшный голос далеко у меня за спиной, мгновенно вызвавший волны трусливых мурашек и холода на моей спине. – Прошу прощение за беспокойство и прошу всех удалиться. – Услышав эти слова, я сразу же попыталась открыть дверь, но меня мгновенно одёрнули. – Тесса, задержись, пожалуйста.
Естественно я благоразумно остановилась и в итоге позволила остальным дизайнерам, совершенно потрясённым подобным развитием событий, прошествовать мимо меня в спасательный дверной проём. Пока ещё я не понимала этого, но меня начинало трясти оттого, что я снова и снова, словно на заевшей плёнке, начала слышать в своей голове своё имя, произнесённое голосом этого человека: “Тесса – Тесса – Тесса”… Мне неприятно, что он позволяет себе обращаться ко мне используя неполную форму моего имени… Я не осознаю, что моя растерянность и мой испуг начинают медленно, но верно подпитываться тихой и пока ещё едва уловимой злостью.
Последний дизайнер вышел за дверь и хотел её закрыть за собой,
Прежде чем он подошёл ко мне, я успела убедить себя в том, что я взяла себя в руки. Насколько смогла…
Я не думала, что он позволит себе остановиться так близко ко мне, но он сделал это – он встал всего в двух шагах напротив меня.
– Я хотел бы увидеть твой проект, – уверенным тоном заговорил он, и я заставила себя встретиться с ним взглядом. – Покажешь?
В его интонации звучало скорее смутно выраженное требование, нежели вопрос, но я не расслышала в его голосе ни жёсткости, ни грубости… Того же факта, что в тоне моего собеседника звучали отчётливые ноты дружелюбия, я совершенно не желала признавать.
Желая казаться уверенной в себе, я слегка сдвинула брови к переносице и утвердительно кивнула головой. Как только я совершила этот немой жест согласия, по сути своей походящий на харакири, мой собеседник дотронулся двери, за ручку которой я всё ещё держалась в последней надежде на призрачное спасение, и уверенно захлопнул её.
Так мы окончательно и бесповоротно остались наедине: я и кошмар, разделивший всю мою жизнь на “до” и “после”.
Это было ужасно. Ничего более страшного в последние годы моей жизни со мной не происходило.
Байрон заказал у секретаря чашку чёрного кофе и поинтересовался, чего хочу выпить я. Чтобы выглядеть убедительной в своём хладнокровии, я вынуждена была не отказаться от его любезного предложения и в итоге заказала себе чёрный чай, хотя на самом деле мне хотелось совсем другого. Мне хотелось послать этого подонка на все четыре стороны и выпасть из поля его зрения до того момента, в который он успеет понять, в какой именно из четырёх сторон меня предположительно можно будет отыскать.
Ни он к кофе, ни я к чаю так и не притронулись. Две чашки стояли на его рабочем столе с разных его бортов и, дымясь, медленно остывали. Байрон внимательно изучал содержимое моей папки, в которой во всей своей красе был представлен тот самый дизайнерский проект, которым ещё каких-то десять минут назад я гордилась, словно родным ребёнком, и о котором теперь не могла думать без боли, как будто узнала, что этот ребёнок, которого я с самого момента его рождения считала своей плотью и кровью, на самом деле оказался подкидышем, в котором я не распознала чужое дитя. Как моё сердце могло так жестоко обмануть меня?.. Как не подсказало правду?..
Почему я не поинтересовалась именем заказчика? Я ведь все выходные работала над этим проектом, это колюще-режущее имя наверняка должно было быть указано на сайте его компании, оно определённо точно красовалось на проектной документации чёрными буквами, сложенными в страшные инициалы… Хотела бы я сказать, что так больно я в своей жизни ещё не обжигалась, но это было бы неправдой. Я обжигалась и гораздо больнее. И виной тех чудовищных, незаживающих ожогов был именно этот мерзавец.
– Я так понимаю, это случайность, – не отрывая взгляда от содержимого папки, внезапно, спустя целых пять минут гнетущего молчания, вдруг решил заговорить первым Крайтон. – Ты не знала, что заказчик я.