Родной ребенок. Такие разные братья
Шрифт:
Услышав ее чистый и мелодичный голос, Джавар, который только что проснулся, вышел на балкон. Как зачарованный, он слушал и любовался Деваки. Довольный, он улыбнулся. Перед ним была жизнь природы и человека среди нее, полная гармонии.
Ему нравилась эта девушка, жена его племянника.
«Дом без хозяйки подобен лесу… Женщина сияет — весь дом сияет, женщина мрачна — весь дом погружен во мрак», — вспомнились ему слова из «Махабхараты».
Ананд проснулся и посмотрел на часы. Стрелки показывали четыре часа тридцать минут. Он открыл дверь и вышел на балкон, потянулся. Затем, опершись на балюстраду, стал прислушиваться к пению Деваки, беззаботно и легко работающей в саду, словно истинная хозяйка. Он уже начинал привыкать к ее присутствию.
«Неужели я влюблен? — подумал он. — А, впрочем, что здесь такого страшного? Не я первый, не я последний! Его Величество Господин Случай! Дядя — человек умный, опытный и знающий. И то, что эта девушка понравилась ему, не поверхностное умозаключение, а его основательное убеждение, в этом нет сомнения!»
Ананд любовался Деваки, восходом солнца, наслаждаясь пением птиц и девичьим голосом. Слова ее песни затронули давно уснувшие в его душе струны. Он вспомнил мать, ее колыбельные и обрядовые песни… Справа Ананд увидел поблескивающие серебром волосы дяди.
— Сурья, намаскар! «Здравствуй, солнце!» — сказал Ананд.
— Сурья, намаскар! — повторил Джавар.
Спустя полчаса Джавар, Ананд и Раджа собрались на террасе первого этажа.
В калитку постучался нищий — авара, и Деваки насыпала ему рису. Нищий, кланяясь и шепча благодарные слова, довольный, удалился.
Джавар опустился на аджину — шкуру черной антилопы и, приняв позу «лотос», предался медитации.
Ананд и Радж поспешили удалиться.
Деваки совершала утреннюю пунджу — богослужение, посвященное Вишну перед шестым воплощением его Богом Кришной. Она осыпала статую Бога, играющего на флейте, лепестками роз, напевая санскритские молитвы — мантры. Затем зажгла благовонные палочки — агарбатти и поставила на пьедестал сосуды с рисом и цветными порошками.
Мужчины смиренно стояли поодаль, молча участвуя в пундже, сложив ладони рук у лица. На небольшом подносе, где были насыпаны зерна пшеницы, Деваки зажгла жертвенный огонь и три раза обошла вокруг алтаря, а затем поочередно подошла с огнем к Джавару, Ананду и Радже. Те, как и положено по правилам богослужения, обнимали ладонями пламя жертвенного огня — символа вечного Разума, света Бога Истины, и прикладывали ко лбу ладони, напитавшиеся этим вечным Светом Разума, как бы перенося его в свое сознание.
Когда пунджа закончилась, Джавар, глядя на Деваки сквозь облако благовонного дыма затуманенными глазами, сказал, слегка откашлявшись:
— Ты подарила этому дому радость и свет. Он озарился солнцем, как в твоей песне, дочка! — Джавар посмотрел на Ананда и Раджа, которые застыли, как изваяния, и продолжал, с трудом подбирая слова — подступившие слезы сжимали ему горло: Ты вошла сюда и превратила наш дом в храм, и сама ты похожа на богиню… — Джавар достал из кармана батистовый носовой платок и промокнул глаза.
Ананд был потрясен до глубины души. Раджа молчал, что случалось с ним крайне редко.
Деваки, смущенная так искренне сказанными высокими словами и растроганная глубоким пониманием и такой оценкой ее этой особенной и большой личностью — Джаваром, опустила голову; на широких крыльях ее бархатных ресниц, как утренняя роса на лепестке лотоса, заискрились крупные слезы и, сорвавшись, обожгли ей руку.
— Спасибо вам за доброту, дядя! — тихо сказала она. — Но я… не заслужила ее, — виновато добавила она с расстановкой, вспомнив о своей «роли». Ей было стыдно. Но вместе с тем, среди этой лжи существовала правда, правда мгновения, правда быстротекущей жизни, сущность настоящего…
— Ты себе цены не знаешь! — возразил ей Джавар. — И это счастье, что ты вошла в нашу семью! Я бы не смог найти Ананду лучшей жены, чем ты!
Воцарилось неловкое молчание. Ананд, сраженный словами дяди, поглядывал на сникшего и уничтоженного Раджа.
Джавар пошагал туда-сюда по террасе и, сверкнув глазами, воскликнул:
— Да благословит Бог вас обоих, дети! Будьте счастливы! — он отвернулся и смахнул слезу.
После завтрака, который обслуживал слуга Раму, Джавар поднялся со стула, раскурил сигару и сказал, обращаясь к Ананду и Деваки:
— Я прожил у вас три дня, и мне было очень хорошо! Я убедился в том, — он стряхнул пепел с сигары и, немного поколебавшись, резко раздавил ее в хрустальной пепельнице, — я убедился в том, что вы очень счастливы! — Деваки и Ананд переглянулись и опустили глаза. — И я надеюсь, что в будущую нашу встречу, — Джавар прищурился, — вы порадуете меня потомством, — подчеркнул он, сделав ударение на последнем слове.
Блеск больших, стыдливо опущенных глаз Деваки прятался в тени длинных ресниц, но эта тень не могла скрыть печали во взгляде.
— Раджа пусть проводит меня до аэропорта.
— Конечно, с радостью! — отозвался тот.
— Дядюшка! И я вас провожу! — растерянно предложил Ананд.
— Не нужно, Ананд! — строго и деловито запротестовал дядя. — Я не люблю этих прощальных минут и всего такого! — грустно промолвил он и направился к выходу.
Слуга вынес чемодан и кейс к машине. Мотор «премьера» заурчал, и машина, управляемая Раджой, помчалась, унося Джавахарлала в аэропорт.
Деваки поднялась в отведенную ей комнату. Переоделась в свое сари, сложила в коробки украшения, сари, подаренные Джаваром ей, как жене Ананда, а в действительности, совершенно постороннему и чужому человеку, и, грустная, спустилась в холл. Ее душу заполнили уныние и пустота. Она упала с небес на землю. Только сейчас она поняла, насколько безнравственно поступила, с одной стороны, по отношению к Джавару, а с другой — к своему отцу, больному и беспомощному.
«Как я позволила себе так забыться!» — подумала она. Досада и раскаяние начинали угнетать ее.
Ананд, опустошенный, неподвижно стоял у окна. Ему было тяжело, словно с похмелья. Деваки подошла к нему, бледная и тихая, как зимняя луна, держа в руках две коробки.
— Я вам возвращаю, — тихо произнесла она, — вот эти украшения и все, что дядя привез вашей жене в подарок. Пожалуйста! — и отдала ему коробки. — Я ухожу! — растерянно бросила она и направилась к двери.
Ананд, сбитый с толку внезапным отъездом дяди, сраженный резким прекращением «спектакля», который перерос в действительность, в реальную жизнь, был на грани нервного срыва.