Родные мои
Шрифт:
Для многих встреча с отцом Павлом была настоящим ошеломлением. В соседнем Пошехонском районе приезжая семья москвичей ремонтировала храм — отец и сын полностью крышу перекрыли. "И настолько был я рад, — вспоминает священник, — что не знал, как их отблагодарить. Они мне говорят: "Для нас лучшая награда, если ты нас к отцу Павлу свозишь". И мы поехали. Что было удивительно, когда мы подошли к сторожке, дверь открывается, и батюшка кричит: "Сашка, заходи!" Сашка — это который крышу крыл. А
А в храме стоит отец Павел — служит Литургию — голос громкий, сильный, проникает до глубины души. И все чувствуют, что это отец, родной отец, который их любит.
"Батюшка, батя…" Человек старой монастырской выучки, архимандрит Павел сохранил главное, что всегда отличало русское православие — не какие-то особенные аскетические подвиги, хотя он прошел через тюрьмы и лагеря, а теплое отцовское чувство — а где любовь, там и святость. Потому-то и люди тянулись к нему.
"С ним в любой монастырь приедешь — такое к нему большое уважение! — вспоминает духовный сын о. Павла. — Я как приходской священник — с благоговением, со страхом, а он как рыба в воде — в Троице-Сергиевой Лавре, в Толге, в Спасо-Яковлевском монастыре — везде чувствует себя как хозяин. Кого-то по спине похлопает, прибауточку, сказёнку какую-то выскажет. И такая у него любовь, и открытость, и ясность, и чистота, и правда — вокруг него всегда целая толпа, и паломники, и молящиеся: "Отец Павел, помогите, я там хромаю, там кто-то в тюрьме сидит…" И Господь как-то сразу его умудрял, он мог ответить на любой наболевший вопрос просителям".
Иногда о. Павла приходилось буквально вытаскивать из толпы! "В Толге праздник иконы Толгской Божией Матери был уже в разгаре, когда отец Павел появился, — вспоминает батюшкин духовный сын. — После Литургии народ как хлынет к нему! Толя кричит мне: "Спасай отца Павла!" Я схватил его, веду, но у меня даже пуговицы посыпались, еле выдернул его из толпы".
Толгу отец Павел помнил еще мальчиком, подростком — его воспоминания относятся к началу 20-х годов: "Из Мологи из нашего монастыря — бабка Оля, моя тетка, Катька Манькова, Ленка-регентша — поехали на Толгу исповедаться.
– С Вашего благословения, игумения.
– Бог благословит. Вот вам фляга топленого масла, фляга сметаны, гороховой муки — везите на Толгу монахам.
Набрали всего и повезли.
Приезжаем на Толгу — монахов уже немного было, человек 10–12 осталось. Архимандрит Григорий (Алексеев) — у меня его карточка есть — такой монах был, "блажен муж". Он в лагере помер.
Как заходишь на паперть собора, налево дверь, там комнатка есть, мы там и ночевали, под колокольней. Зимняя церковь уже не служила, только собор…"
Когда стали восстанавливать Толгу в 87-м году, для батюшки это было огромной радостью. Частенько в проповедях говорил он:
"Монастырь ваш, родные мои сестры, знаю давно, с детства. Очень страдал и горевал, когда закрыли сию древнюю обитель. А что поделаешь? Вот сподобил Господь меня, старика, видеть ее вновь возрождающейся вашими руками и молитвами. Помню, как возвращался из тюрьмы, как заехал на Толгу… Господи! Вокруг разорение, заросли кустов и мерзость запустения. Стал на коленки, заплакал… Монахи, родные мои, где вы?! А-а-ух! Никого нету. Отковырял окошечко, забрался в храм. Прошел к алтарю. Вот где стою теперь. Пропел тропарь Спасителю и Толгской Божией Матери, святителю Трифону, основателю монастыря. Слава Тебе, Господи!
А теперь обитель возрождается, живет и процветает! И помогает ей в том Заступница наша Пречистая Богородица. Храните веру православную — за то Господь с вас спросит! И дай вам Бог доброго здоровья и сил в вашем труде!"
Батюшка много подсказал игумений монастыря, особенно в отношении всяких хозяйств, помещений, содержания животных, посевов — видно было, как хорошо он знает уклад монастырской жизни. Для толгских монахинь приезд о. Павла — счастье на целый день. Они к нему со своими бедами, как ласточки, летели. А он: "Девчонки!" — воркует и что как скажет — они прямо все сияли. От него благодать исходила, утешение чрезвычайное…
– А я всех люблю, верующих и неверующих — всех под одну гребенку! — сказал батюшка уже под конец своей жизни. И оставил удивительную притчу (как всегда у него, всё житейское):
– Тугаев, 47-й год. Ночь. Очередь за хлебом. Под утро открывается окошечко и объявляют, что хлеба на всех не хватит: "Не стойте". А в очереди женщина с двумя детьми, такие исхудалые, в чем душа держится, и ясно, что хлеба им не достанется. Выходит мужчина, он по очереди шестой или седьмой, прилично одетый — не нам чета. Берет женщину за руку и ведет с детьми на свое место:
– Стойте здесь.
– А как же вы?
Махнул в ответ рукой…
– Вот ему, — говорит отец Павел, — Господь и скажет: "Проходи".
— Да как же, Господи? Я ведь Тебя не знаю!
— Как же не знаешь, когда та женщина с детьми Я и был.
notes
Примечания
1
Одинаковый набор блюд по одинаковой цене. (Прим, изд.)