Родственник дьявола
Шрифт:
Выслушав до конца Глеба, Клаус молча докурил сигарету и бросив окурок в литровую стеклянную банку, служившей пепельницей, сказал:
– Не знаю я таких. Я в своём подъезде мало кого знал, а в том доме полтысячи квартир. Но для меня твоя информация очень ценная! И ещё я решил не ходатайствовать в возбуждении уголовного дела и писать никуда не буду. Знаю, что бесполезно доказывать в нашем государстве правду. Для этого нужен автомат или сажать на трон господа бога. Я знаю, как наказать всех тварей. Крови не будет, но жизнь у них наступит «благоухающая», примерно, как
– Вот это совсем другой разговор, – одобрительно отнёсся к его затее Глеб, – всё-таки шесть лет на маринаде находился.
– Низко летаешь брат, – усмехнулся Клаус, – мне иногда братва присылала на свидание «сестёр милосердия». И жил я там порой как султан. А когда хозяин потерял связку важных ключей, включая и его личный домашний сейф фирмы «Валберг», мне вообще лафа пришла. Мою квалификацию он достойно оценил и из его дома я вышел без конвоя. Он мне дал две тысячи рублей и три часа свободного хода по городу. Так что не удивляйся, что я тебе про это не говорил. Не буду же я кричать на общем свидании про такие льготы.
Глава 4
Когда они вернулись в баню с улицы, на кресле, где до этого лежал Клаус, вытянув свои точёные ноги, расположилась Ольга. Посмотрев на мрачных друзей, она сказала Виктории:
– Тебе не кажется подруга, что наши мужчины пришли не с перекура, а с казни вашей домашней птицы? Лица у них как на похоронной процессии и руки трясутся.
– Я на позитиве, – улыбнулся Глеб, – а ты впёрлась, вытянув ноги в ложе Клауса вот он и загрустил. Вдвоём вам на нём не уместиться.
– Если так, я могу уступить ему эту детскую лежанку, – ответила она Глебу и привстала с кресла.
– Можете пользоваться им сколько хотите, – рассеяно заявил Клаус, – я более широкие спальные места предпочитаю.
– Ну наконец то ваш гость дал понять, что ночь проводить в этом кресле сегодня не намерен. А я уж думала он отходить ко сну собрался, если разложил кресло средь белого дня.
Он схватил бокал с томатным соком, залпом выпил его и будто осмелев после напитка, совсем по-дружески погладил Ольгу по плечу.
– Если вас милая Ольга интересует, где я намерен провести сегодня ночь? То могу, не заикаясь сказать, что вы очень милы и хорошо выточены. И я бы не отказался ночью это плечо, не только гладить, но и целовать, – и он, наклонившись чмокнул её в плечо. После чего её наигранная смелость пропала, и она загорелась, как свечка. Она приняла сидячую позу и взяв бутылку со стола наполнив коньяком рюмки, тихо произнесла на ухо Виктории:
– Я так и думала, если он по своей специфической деятельности незаметно входит в чужие дома, то в моём сердце он калитку открыл без стука и скрипа. Он меня уже сразил!
Но как бы она тихо не шептала, всё равно и Глеб, и Клаус слышали её голос.
– Если рюмки налиты их надо опустошить, – присел на пуфик Клаус. – А свою специфическую деятельность Ольга, как вы соизволили выразиться, я в ближайшее время узаконю и буду работать только по вызову и заказам.
Она оторвалась от уха Виктории и изобразив недоумённое лицо внимательно посмотрела на Клауса:
– Я понимаю, что можно без труда создать частную контору, по изготовлению ключей и ремонту разной бытовой техники. А как вы в своём уставе будете обозначать открытие женских калиток?
– Если вы мне сегодня понравитесь, то другие калитки мне вряд ли понадобятся.
Она моментально зарделась и тут же не дожидаясь никого выпила свою рюмку. Через пять минут Ольга с Клаусом зашли в парную, а когда вышли из неё, то супругов Захаровых в бане уже не было, а на большом диване лежало чистое постельное бельё. Выходка Глеба и Виктории смутила его. Оставив его наедине с этой женщиной, они заставили душу Клауса изрядно пропотеть.
«Язык – это такое помело, которое зачастую не дружит с головой, – подумал он. – По сути дела у меня не было опыта общения с незнакомыми женщинами, кроме „сестёр милосердия“ в комнате свиданий. Но там совсем другой антураж меня окружал, и они сами заботились о моём душевном и внешнем комфорте. А здесь красивая и интеллигентная женщина, к тому же медик, да она меня безжалостно испепелит сейчас всего».
Она словно прочитав его мысли, бесшумно ступая по полу, подошла к нему сзади и прислонившись своей щекой к обнажённому телу, произнесла:
– Не думаю, что ты маскируешь своё истинное поведение? Я же про тебя, считай всё знаю. Ты по жизни такой мягкий и скромный, как сдобная булочка, которую с нетерпением хочется скушать. Мне про тебя Захаровы все уши прожужжали, какой ты положительный и сильный. Так что диван будешь раскладывать ты, а я буду застилать постель.
Он развернулся к ней передом и запустив свою руку в её смоляные и немного влажные от пара волосы, начал ближе изучать её лицо.
«Темноволосая, изумительно красивая внешность с греческим профилем, большими цыганскими глазами, и сладким ртом».
Ему никак не верилось, что эта красота для него уже легко доступна! Мысленно он начал благодарить Глеба и Викторию, что его свободу украсили таким необыкновенным шедевром.
– Нравлюсь? – спросила она.
Он не ответил Ольге, а только прижал её голову к своей груди. Она отстранилась от него и подойдя к окну, закрыла жалюзи.
– Трудный момент для тебя миновал Клаус, – сказала она. – А сейчас спрячь свою робость и разбери, пожалуйста, диван. Если рыцарства не чувствуешь в себе, то выпей ещё коньяку, он тебе вреда не причинит. Поверь врачу?
– Грандиозно! – сдался он и подошёл к столу.
Обведя стол обширным и долгоиграющим взглядом, он взял себе бутерброд с икрой и налил в рюмку коньяк, который через секунду оказался у него внутри. Только после этого он разобрал диван и вернулся вновь к столу, приканчивать остатки живительного напитка. Он не смотрел на неё, но ощущал запах нового постельного белья и его нежный шум. Когда взглянул в её сторону, Ольга была уже в постели и гладила пустую подушку, предназначенную для Клауса.