Рок-н-ролл под Кремлем
Шрифт:
И тогда Леший услышал посторонний звук. Глухой и невнятный поначалу, как шум дождя за стеклом, только он шел откуда-то снизу, из глубины. И быстро набирал силу.
– Хорь!
Леший успел схватить его за запястье и дернуть на себя, когда шум после стремительного крешендо перешел в грохот и вдруг оборвался где-то прямо под ними. И снова стало тихо.
Леший обнаружил, что лежит на каменном полу, а рядом корчится Хорь.
– Ты мне руку вывернул, гад…
Леший встал, нашел ручной фонарь, включил его и осветил ледник. Дна там больше не было. Стены раздались в стороны, обнажив осколки камней и дикую бурую глину. Под ними зияла темная пропасть,
Рядом Хорь громко шмыгнул носом.
– Ни хрена себе промоина… Это что ж получается: я поссал без всякой задней мысли, а она…
Хорь вытер нос куском салфетки, поджег ее и бросил вниз, в пролом. Горящая бумага пролетела несколько метров, упала на выступ стены и постепенно догорела там.
– Ага. Газовую магистраль, значит, не повредили, – хмыкнул Хорь.
– Там целый проспект на нижнем уровне открылся, – сказал Леший.
– Где кирпич, видишь?
– Бомбарь [25] , наверное. – Хорь, шипя от боли, вытянул поврежденной рукой сигарету из кармана и закурил. – Или коллектор инженерный…
25
Бомбер, бомбарь – бомбоубежище. (Сленг диггеров.)
– Я не знаю, что это такое. Но что-то живое. Интересно…
Хорь зевнул, внимательно посмотрел на него и широко улыбнулся.
– Ты че, Леший? Закинуться хочешь? Вот в это самое? В эту, дери ее прах, гробницу?.. А как же техника безопасности?
– Ты здорово о безопасности думаешь! Был бы газ – мы бы уже в шкварки превратились!
– Ладно, ладно, – примирительно произнес Хорь. – Так чего ты хочешь?
– У меня в сумке двадцать метров шнура, – сказал Леший. – И семь свежих батареек. Если хочешь, оставайся здесь, подстрахуешь меня на всякий поганый случай.
– Пусть тебя в морге страхуют, – отмахнулся Хорь.
Он встал, отряхнул колени и направился к выходу из сарая, где стояли сумки с инструментом. Там Хорь принялся что-то искать, перебирать, гремя железом.
– Ну тебя в жопу, Леший! – крикнул он оттуда. Минуту спустя вернулся с мотком страховочной веревки и сказал:
– Я тоже лезу с тобой.
– А рука? – спросил Леший.
– А что рука? Рука как рука. Не отсохла еще…
Они закрепили шнур на дверном косяке и оставили на краю ямы запасной налобный фонарь с горящей лампочкой – в случае чего он будет их маяком – нет, больше чем маяком – путеводной звездой на дороге от смерти к жизни…
Первым спустился Леший. Уже на шести метрах он нащупал под ногой опору, но это был хлипкий холм из мокрого песка и мусора. Ниже на два метра шла твердая, как камень, глина. Леший приземлился там. Свистнул Хорю. Через три минуты Хорь уже стоял рядом с ним.
– Смотри, – руководил Леший, освещая фонарем спуск. – Вот глиняный «язык» пошел, пошел… Вниз и влево повернул. Видишь? И дальше, смотри – там кладка наружу проступает. Пунцовый кирпич, старый. Увидел?
– Ну, – сказал Хорь.
– Вот туда и пойдем.
Они оставили веревку висеть, где висит, и спустились по «языку» вниз, где покатый бок промоины упирался в почти вертикальную стену из земли, глины и мусора. Пахло здесь вполне пристойно – обычный запах подземелий. Омывая кирпичную кладку, выступающую из стены, бежал окутанный паром веселый ручей.
– Теплотрассу пробило где-то, – Леший поставил сапог поперек потока, вода тут же обогнула его и побежала дальше. – Течет и течет, день за днем, год за годом. Вот так в один прекрасный день вся Москва когда-нибудь уйдет под землю. Был город – и нет города. Только легенда…
– А под землей их будем ждать мы, диггеры, – хохотнул Хорь.
Кувалду пришлось оставить наверху, с собой они взяли только две кирки с короткими ручками. Старый, размякший под горячей водой кирпич крошился легко, как мыльный камень. За четверть часа они сделали вполне приличный лаз, за которым открылись гирлянды жирных черных кабелей, и, раздвинув кабели, пролезли внутрь.
Внутри было тесно и влажно. От стены до стены – не больше двух метров. Под ногами хлюпала вода, но пол был из ребристой чугунной плитки, как на каком-нибудь химпредприятии. И все стены увешаны кабелями, тянущимися из мрака и уходящими во мрак.
– Лампочка, – сказал Хорь, протягивая руку вверх.
Над самой головой висела обычная лампочка, спрятанная в каркас из металлической сетки. Хорь снял сетку и выкрутил лампочку.
– Главмосэнерго, 1959, серия ШВ, 60 ватт, – прочел он надпись на стеклянной колбе. – Давно же они тут лампочки не меняли. Эй, электрик!..
Он хотел швырнуть лампочку в проход, но Леший забрал ее, внимательно осмотрел под светом налобника, потряс и вкрутил на место. Лампочка вдруг мигнула, нарисовала в темноте розовато-красную дугу, погасла… и – загорелась. Она светила ярко и ровно, а вслед за ней, вырывая из темноты уходящий вдаль коридор, загорелись другие лампочки – одна, вторая, третья, четвертая. Словно невидимый хозяин этого спящего подземелья вдруг очнулся и решил проверить: а ну, кто здесь шумит?
Леший и Хорь стояли друг против друга, жмурясь от режущего глаза света и сыпля междометиями. Потом воровато огляделись. В самом деле – сейчас, при свете двухсот сорока свечей, они здесь были посторонними. Если не сказать больше.
С одной стороны коридор уходил в никуда – там света не было. С другой – упирался в ржавую металлическую дверь.
– Сюда, – Леший показал в сторону двери.
Внутренний замок здесь был, но сердечник то ли проржавел насквозь, то ли вообще отсутствовал. Леший констатировал, что дверь не заперта, – однако и открываться она не желала. То ли петли заржавели, то ли с обратной стороны дверь была закрыта на щеколду или завалена чем-то тяжелым. Леший ударил пару раз киркой, потом сумел-таки поддеть ее и чуть сдвинуть внутрь. Там слышался какой-то гул. В открывшуюся щель Хорь просунул свою кирку и расширил ее еще немного. При этом что-то тяжело заскрежетало.
– Там не пускает что-то, – натужно просипел Хорь, мужественно сражаясь за миллиметры. – Точно хреновина какая-то…
– Подвинем, – сказал Леший. – Сейчас.
Он ушел и вскоре вернулся с обрезком стальной трубы. Чтобы просунуть трубу, пришлось еще немного расширить щель. Помучились с полчасика – расширили в конце концов. Просунули. Навалились вдвоем – раз-два-дружно! – и дверь отозвалась жутким строптивым воем, от которого свело скулы.
С той стороны было чисто, сухо и шумно: работал какой-то мотор. Или несколько моторов. Пространство в двадцать, от силы тридцать квадратных метров. После привычных тоннелей, узких коридоров и «ракоходов» оно показалось пугающе огромным. Бескрайним. Под высоким потолком светила тусклая лампочка.