Рок, туше и белая ворона
Шрифт:
Он рассмеялся.
– Когда-то было иначе?
Я прошлась по струнам, что без подключения к усилителю, звучали металлически, но у этого инструмента есть душа. Ни у кого в радиусе пятисот метров такой нет. Даже у меня. Особенно у меня. Думаю это именно то, что я искала. Gibson Les Paul Standard - это гитара-идол. Точка. Инструмент-святыня, с клеймом невинности на душе. Я взглянула на струны, что лежат на кухне и решила использовать струны, по их непосредственному назначению. Раскручивая колку, на грифе, потянулась за мотком струн.
– Знаешь, человек приобретает устойчивую память в среднем
– Мне было девять, когда я узнала своё чёртово имя, не так ли? Хм, не сходится. Так что рискну предположить, что да - когда-то было иначе, просто я не помню этого.
– съязвила я, собирая по кусочкам своё сокрушённое - «Я».
Он ничего не ответил на это. Да и что он может сказать? Если бы он тогда не отправил меня к матери, этого бы не случилось. Впрочем, зная себя, не это, так случилось бы что-нибудь ещё. В тишине, я поочерёдно сменила струны, тут же отстраивая. Посмотрела на Костю.
– Где Хэн-йэту?
– спросила я не увидев с ним ворона-нагваля. Тотемное животное, тайный проводник и наставник, Хэн-йэту, значит «ночь». Второе имя - Чэнкууоштей - «хорошая дорога». Ворона-хранительница, всегда в свободном полете и в то же время навечно бесконечно привязана к своему приемнику, всегда возвращается. Удивительная божественная, мистическая связь.
Он сильно стиснул челюсть прежде чем ответить.
– Где угодно. Испытаешь?
– кивнул он на гитару.
Я окинула отца небрежным взглядом. Двухдневная щетина. Солнцезащитные очки «Авиаторы» на макушке. Неизменная чёрная кожанка. Тёмно-медные волнистые пряди, как всегда торчат в разные стороны, и он явно не стригся тысячу лет, чёлка оставляет глаза в тени. Глаза, в которых можно увидеть затмение. Типичный рокер, сказала бы средних лет, однако, ни за что не дашь ему сорок лет. Если бы не щемящая тоска в глазах и пара мимических морщинок… Да ему и тридцати пяти-то не дашь. Какие, чёрт побери, молодильные яблоки едят мои предки?
Я чувствовала, что он хочет ко мне прикоснуться. Расстояние не позволит ему этого сделать. И я не о том расстоянии, что можно преодолеть в пару шагов. Я о том расстоянии, которое преодолеть поможет только чудо. Я не знаю могу ли верить в чудеса. Меня не научили верить. Меня учили терпеть боль и поражения. Учили искусству жестокой психологической драмы. И преуспели в этом. Я потерялась в этом грёбанном драмтеатре. Пропала без вести.
– Тори!
– прокричала Сола откуда-то из холла, - Где ты есть, именинница моя?
Ух ты. Походу придётся познакомить её со своим отцом.
Он вопросительно улыбнулся. Он тяжело улыбается. Тяжело для меня.
Никогда не была социопаткой или социофобкой. Ну в основном не была. В зависимости от настроения. Просто общалась не с теми, с кем было бы лучше для моей ненормальной головы. Кажется он немного напрягся. В его глазах вспыхнула тревога.
– Подруга?
– Угу, - кивнула я и крикнула ей: - Сол, я на кухне!
– Сол?
– удивился отец.
– Солярия. Сола - это сокращение.
– Необычно. Как всегда.
Я нахмурилась, без понятия о чём он вообще.
– Что это ещё значит?
– Тебя всегда окружают необычные люди, - произнёс он задумчиво.
– Да, особенно вы с маман, охренеть, какие необычные.
Он вздрогнул. Ну, вот кажется я возвращаюсь в свою зону комфорта.
– С кем ты раз… - Сола чуть не споткнулась. Она точно не ожидала.
– Ой. Здравствуйте.
– Знакомься - Константин Евгеньевич Смолов, - представила я смотря на него.
Мой отец.
Но я не могу сказать этого вслух. Слишком сильный барьер. Слишком много обид и разочарований. Они могут вырваться наружу, если я произнесу это вслух. Наверное. Не знаю. Он всё усложнил своим появлением. Снова.
– Мой отец… - прошептала я. Я зажмурилась на секунду. Открыв глаза увидела, что он всё ещё смотрит на меня.
– Сола.
Отец всё ещё смотрел на меня. Ещё пару секунд и посмотрел на Солу.
– Очень приятно, Сола.
Она заметно расслабилась в плечах. Это обращение ей удобнее. И чего она так ненавидит своё имя? Что за загвоздка? Хотя… кто бы говорил вообще о загвоздках. О, особенно с именем!
– Взаимно, Константин Евгеньевич.
– кивнула Сола, немного смущённо улыбаясь. Мой отец чуть-чуть скривил нос и прищурил один глаз, от чего его небритую физиономию комично перекосило. Он не фанат фамильярности.
– Можно просто Костя, - улыбнулся он. Сола удержала себя в руках, не выказывая удивления, кивнула и уставилась на гитару.
– А она красивая, - вынесла вердикт подруга.
Оторвав глаза от гитары, я поймала встревоженный отцовский взгляд.
– Она совершенна, - согласилась я, слабо улыбнувшись, - Спасибо Кость.
– Наверное не стоило называть отца по имени при Соле, звать отца по имени, это нечто конечно. Он улыбнулся в ответ и улыбка дрогнула. Сола медленно перевела на меня взгляд с неприкрытым остолбенелым замешательством.
– Не сыграешь?
– предложила она и тут же сглотнула и неуверенно взглянула на моего отца. Она видимо чувствует это, струнами протянутое напряжение между нами. Струны нашей кровной связи, критически опасно натянутые.
– Ты предлагаешь мне комбик [21] притащить?
Костя поднялся из-за кухонного островка.
– Он в комнате?
– спросил отец. Не дожидаясь ответа он ушёл и поднялся на второй этаж.
– Тори, - привлекла моё внимание Сола, - а ты мне ничего объяснить не хочешь?
21
Комбо-усилитель, колонка для вывода звука.
Глупо было надеяться, что этого не случиться. Я слишком близко подпустила её. И отпустить уже не могу. Я вздохнула, приобнимая гитару, и посмотрела на подругу. Она заняла барную табуретку рядом со мной.
– Ну, я думаю, за два года, ты уже поняла, что я….
– сумасшедшая…- Что всё не так просто со мной, да?
Сола только кивнула в ответ. Боже, как я собираюсь объяснить ей, что есть целый чёртов список слов и вещей которые являются спусковыми крючками для моей головы. Есть такое о чём я даже мысленно открещиваюсь. Такие курки неумолимо запускают механизм самоуничтожения.