Рок, туше и белая ворона
Шрифт:
– Ну может быть потому, что именно этим, я, собственно и занимаюсь, нет?
– Ты склонна сильно преувеличивать плохое, и третировать хорошее.
– заявил он качая головой, - Так, тебе диктует твой внутренний конфликт. На самом же деле все не так страшно, Виктория. Это лечится! Доказано наукой, между прочим. Так называемые «хронические формы» купируются настолько эффективно, что проявлений заболевания может не быть долгие годы.
– Другой вопрос, вылечивается ли насовсем?
– возразила я подчёркнуто излучая скепсис, сглаживая своё раздражение.
–
– ответил док, - Но период ремиссий, может быть очень длительный. При первых признаках обострения - усиление дозировки адекватного препарата до улучшения состояния и дальше опять поддерживающая терапия. Гипертонию официальная медицина не умеет лечить и даже поддержать на уровне, приемлемом для больного. А вот биполярное расстройство - научилась.
Я принялась затушёвывать портрет.
– Хм. Великолепная перспектива, - пробормотала я бесстрастно.
– Как продвигаются дела с социальной адаптацией?
– спросил психолог. Я изумленно не без укора, уставилась на него.
– Ого! Адаптацией? Вы явно меня недооцениваете!
Он не отреагировал, выжидающе на меня смотря. Я мрачно нахмурилась.
– Дерьмово продвигаются.
– призналась я, и выставила ладонь, - И не смотрите так на меня.
– Я всё ещё предлагаю дневник.
Криво ухмыльнувшись, мельком взглянула на психолога, рассеянным взглядом.
– Эм… не настолько.
– Я бы хотел вернуться вот к какому вопросу, Виктория: почему обвиняя своих родителей в сложившемся положении, по большей мере ты всё равно винишь именно себя?
– А кого мне ещё винить?
– пожала я плечами, тушуя мягким карандашом, - Мать спятила, отец спился, кое-кто вообще пропал чёрте куда… - многозначительно посмотрела на Гетмана, - Вам, Александр Сергеевич, как вообще, не страшно со мной разговаривать, нет?
Он лишь задумчиво обвёл взглядом студию, поверх очков.
– Ну, судя по всплывшей информации твоя мать была не в себе за долго до тебя. А твой отец явно в порядке сейчас.
В его прохладных чертах на секунду скользнуло что-то горькое. Смесь сожаления и негодования. Он, хоть и психиатр, хоть и кандидат медицинских наук, а может уже и доктор, но человек, явно выросший в иной атмосфере. В нормальной, правильной, чёрт возьми, атмосфере! Как психолог, он может меня и понимает, но как человек, не понимает, как такое может быть. Ему просто чисто по-человечески невдомёк, как столько нагромождений и сплетений нашего карнавала душ, процветали в течении столь долгих лет.
Да, в каком-таком, чёртовом, вообще, я живу измерении?!
– Так бывает, что человек, побывавший в руках недобросовестных и некомпетентных психиатров, твёрдо убеждён, что просто не может впоследствии оказаться в порядке.
– произнёс он несколько хмуро, с нотами разочарования, - В нашей стране - психиатрия увы, чуть ли не карательная медицина.
Задохнувшись от негодования, пронзила его потрясённым взглядом.
– Предлагаете мне отнестись к ней с пониманием?
– возмутилась я сквозь сталь и лёд вставший мне поперёк горла.
– Серьёзно?!
– Нет, только к самой себе.
– опроверг он спокойно.
Мне планку кидает, просто заворачивает. Плотно сомкнув глаза, провела ладонью по лицу и выдохнула. Сделав глубокий вдох, посмотрела на свои руки. Их поработила мелкая нервная дрожь.
– Давно в вашем доме работает гувернантка?
– Альбина, пришла уже после всей этой белиберды, которую я не могу вспомнить.
– сказала я сменяя гнев на лёгкую грусть, - Но она возможно может вам поведать сказку, о том как маленькая девочка слетела с катушек, убила своего нагваля, и вскрылась.
– Нагваль… это ведь тотемизм, не так ли?
– переспросил док. Я кивнула в ответ. Потерев ладони друг о друга, вернулась к рисованию.
– Наслышан.
– сказал он размышляя, - Твоя мать христианка?
– Моя мать чокнутая.
– усмехнулась я серо, - И нет, она убеждённая атеистка.
– У тебя часто случаются провалы в памяти?
Подправляя и стирая лишние линии ластиком, я пожала плечами.
– В последнее время, вообще не случаются.
– Какой период?
– решил уточнить док.
– Вот уже года три или около того. Или нет…
Гетман смотрел на меня внимательным, ожидающий пояснений взглядом.
– Аля, говорила, что у меня до сих пор случаются приступы парасомнии.
Психолог, еле заметно повёл бровью, подаваясь чуть вперёд.
– Ты ничего мне не говорила о парасомнии.
Я одарила мужчину хмурым холодным взглядом.
– Зато мой отец в этом преуспел.
– Как давно у тебя нарушения сна?
– спросил он игнорируя мою реплику.
– Вот уже лет девять, не меньше.
– ответила я.
– Как это проявляется?
– Я могу говорить, даже отвечать на вопросы, если их задают, правда исключительно на-дене, почему-то. Могу плакать, играть на рояле, даже что-то рисовать, а могу банально причинить себе вред. Может ещё что-нибудь, в этом доме полно камер, которые могут фиксировать всё, кроме моей комнаты.
– рассказала я, - В своей, я давно уже вывела камеру из строя, и не единожды, так что наблюдения там нет. Я не могу спать. И вообще мне хватает паранойи, такое обозрение мне не прельщает.
– посмотрела вокруг, - Здесь кстати камер тоже нет, поскольку Инна вообще не в курсе, о том что может быть на чердаке.
– поймав вопросительный взгляд психолога, я слегка маниакально улыбнулась, - Она вообще панически боится чердаков.
Обдумав, он поправил очки за оправу.
– Скорее всего ты совершаешь во сне действия, компенсируя подавленные желания во время бодрствования. Ты видишь сны?
– Не помню их.
– покачала я головой.
– Даже сейчас, при нормированном лечении?
Вздохнув посмотрела на него серьёзным взглядом.
– Это не имеет значения.
– Вообще-то имеет.
– не согласился док.
– Нет, вы не поняли, - парировала я уверенно, - Эта иная сторона вопроса.
– Что ты имеешь в виду?
– не понял Сергеич, слегка хмуря брови.