Рокировка длиною в жизнь
Шрифт:
Директором клуба в тот период являлся далекий от шахмат пожилой отставной полковник, близкий друг тогдашнего председателя ленинградского спорткомитета. Как и всякий идейный коммунист и партийный работник, он свято чтил устав и дисциплину, ревностно исполняя свой гражданский, идеологический и партийный долг, требуя от своих сотрудников того же самого. Поэтому неудивительно, что его ближайшим помощником и правой рукой, от которого, собственно, и должна зависеть творческая атмосфера, также был человек далеко не штатский, хотя и очень любивший шахматы.
Я далек от мысли, чтобы негативно отзываться об этих людях или умалить их достоинство, тем более что
Кроме того, при более близком знакомстве выяснится, что они в некоторой степени страдают юдофобией. Данная констатация факта показалась мне более чем забавной. Ведь, ни для кого не является секретом, что львиная доля известных всему шахматному миру имен принадлежит именно к этой нации. Тем интересней мне было наблюдать за последующей «мышиной возней» внутри коллектива, состоявшей более чем наполовину из представителей потомков Моисея и активной деятельностью моих новых хозяев.
Шахматными методистами до моего прихода, в разное время работали Е. Столяр, А. Крутянский, В. Федоров, В. Воротников и другие замечательные мастера и педагоги. Вполне понятно, что мне сложно перечислить всех. А вот уже, собственно, при мне функции методистов выполняли гроссмейстер ИКЧФ Г. Несис и кандидат в мастера спорта Л. Шульман. Значительно позднее влился в коллектив И. Кудинов. Мы очень скоро прониклись взаимными симпатиями друг другу настолько, что не стеснялись делиться личными проблемами.
худ. Анри Матисс
Геннадий Ефимович – очень образованный, эрудированный, с импозантной внешностью симпатичный мужчина – с первых же минут нашего знакомства произвел на меня приятное впечатление: этакий высоко рафинированный интеллигент, чрезвычайно опрятный и подчеркнуто вежливый, он излучал из себя неподдельное и искреннее дружелюбие. На тот момент, он уже был автором нескольких брошюр и, по-моему, являлся соавтором какого-то солидного на ту пору шахматного издания. Обладая врожденными светскими манерами и грамотно поставленной речью, он буквально очаровывал своей галантностью дам и располагал к себе собеседника своим приятным обхождением и мягкими манерами.
Как и всякий еврейский сын, он безумно боготворил свою маму, очень нежно заботясь о ней, готовый исполнить любой её каприз. В этом мне придется убедиться лично, когда однажды Геннадий Ефимович пригласит меня к себе домой. Судя по обстановке – массивная мебель в стиле барокко, старинные картины с огромными витиеватыми рамами, со вкусом подобранные всевозможные изящные антикварные вазы и статуэтки – было видно, что семья их принадлежала далеко не к бедному сословию,
Обладая всей суммой вышеперечисленных качеств, Несис, тем не менее, был всегда очень осторожен в общении: во время разговора он никогда не позволял себе развязного тона или панибратства, требуя от оппонента такого же отношения и четко устанавливая некую дистанцию. По всей вероятности, этому его научила жизнь, а если быть ещё точнее – тот строй, та советская система, в которой ему приходилось «вариться», жить и работать, вынужденно подстраиваясь под окружавший идиотизм законов и бюрократическое крючкотворство. Обладая недюжинными умственными способностями и прекрасно владея пером, он принял «правила игры», диктуемые властью и вскоре очень легко нашел свою нишу, которая позволила бы ему, не поступаясь своими моральными принципами найти способ самовыражения, а затем и утвердиться в этой непростой жизни. Он стал писать книжки, параллельно активно ведя пропагандистскую работу и посвятив себя тренерской работе с молодыми перспективными шахматистами.
Полностью Геннадий Ефимович мог раскрыться лишь считанным единицам, своим близким друзьям, кому он мог доверять. И я, откровенно говоря, горжусь тем, что в какой-то определенный период своей жизни, являлся одним из них.
Натюрморт с самоваром.
Натюрморт с самоваром
В 1987 году, мы вынуждены будем съехаться с моей тещей, променяв две небольшие квартирки на одну большую в центре. Естественно, это событие необходимо следовало отметить.
Среди прочих своих знакомых, я счел необходимым пригласить на новоселье также и своих коллег по работе: Г. Несиса и Л. Шульмана
Конечно же, Геннадию Ефимовичу давно хотелось взглянуть на то, как я устроился. Однако, он, как и всякий воспитанный человек, прекрасно отдавал себе отчет в том, что без подарка ходить в гости неприлично.
И тут ему пришла гениальнейшая идея: «Галиб-то, ведь, кажись, увлекается живописью!»
А у него в кладовке, как раз, давно пылился студенческий этюд какой-то его подопечной, увлекающейся шахматами. Правда, он был без рамы. Но, с другой стороны, это даже лучше: новый хозяин сам подберет себе по вкусу подходящую раму.
«Как хорошо, что я его не выкинул!» – похвалил себя Геннадий Ефимович, когда они, войдя с Леонидом Евгеньевичем в нашу парадную, поднялись по лестнице и уткнулись в дверь нашей квартиры.
– А я тебе приготовил сюрприз: гляди! – ошарашил меня с порога гость, вытаскивая из-за спины «шедевр», на котором был изображен обычный натюрморт.
Сразу же, бросалось в глаза, что работа ученическая. Более того, эта кричащая синяя ваза на фоне выдержанного в теплых тонах всего остального, смотрелась как-то странно и неестественно.
– Какая прелесть! – закатил я глаза в приступе блаженства, лихорадочно соображая – какие бы ещё слова подобрать для того, чтобы Геннадий Ефимович окончательно успокоился. – Такое, знаете ли, интересное и новаторское решение: сочетание теплого и холодного! Ну, просто восхитительная вещь! Я даже не знаю, как Вас благодарить!
– Ну, что ты, Галиб – пустяки… – скромно ответствовал гость и восхищенно толкнул локтем в бок топтавшегося рядом в прихожей Л. Шульмана. – Ну, – что я тебе говорил?!