Роковая любовь
Шрифт:
— Я буду тебя ждать, — сказала она ему спокойным голосом. — Береги себя, мой любимый старший брат. Он, весело улыбнувшись, ответил:
— Береги и ты себя, моя маленькая сестричка.
Глядя, как он уходит по улице все дальше и дальше, Энэлайз размышляла о том, что для него это — продолжение детских игр в войну, разведку, сражение Юг — Север. Эмиль — Клэй! Для них, как и для всех мужчин — любимая игра, а для женщин — боль, страдание, смерть любимых.
Ее брат, улыбаясь, уходил убивать и, может быть, человека, которого она полюбила. Энэлайз проглотила ком в горле и, заперев входную дверь, поднялась к себе в спальню. Но она чувствовала себя
Энэлайз тихонько вышла на веранду и медленно прошлась по ней, остановившись у колонны. Там, затаив дыхание, она прильнула щекой к холодной колонне и посмотрела в сторону реки.
С веранды разглядеть закрытую домами и деревьями реку было невозможно, но Энэлайз знала, что река величественно и спокойно течет совсем недалеко отсюда, похожая на гигантскую змею. Там на реке стояли корабли янки. Они затаились в темноте, приготовившись к решающему штурму. Враг стоял у ворот.
И она сразу вспомнила Клэя, и ей стало интересно — неужели он остался в городе и, осуществляя очередной план, разбивает сердце еще какой-то бедной девушки, чтобы выведать военные секреты?! А, может быть, он давно пробрался к своим и теперь находится на одном из кораблей, готовых к штурму Нового Орлеана?
Может быть, он уже совсем забыл ее, а, может быть, вспоминает ночью, лежа на узкой солдатской кровати.
Она вытерла набежавшие слезы и пошла спать.
Все следующее утро Тереза Колдуэлл провела в постели, тем самым выражая свое полное неодобрение происходящему. Но Энэлайз это вполне устраивало, и она оставила мать в покое, только распорядившись принести ей завтрак. Ей было намного легче управляться с делами самой, чем спорить с матушкой, которая раздавала нелепые распоряжения направо и налево, хотя не знала толком, что надо было делать.
Вдруг воздух потряс огромной силы взрыв. У Энэлайз даже ручка выпала из руки, обдав чернильными пятнами всю страницу ее книги учета. Она сразу поняла, что стреляли из какого-то тяжелого орудия. Возможно даже, что стреляли с укреплений у Челметта. Это означало одно: корабли янки стали подниматься вверх по реке.
Она быстро надела шляпку и, выбежав из дома, направилась к пристани. Энэлайз понимала, что это была опасная затея. Но она была совершенно спокойна, и ей даже понравилось рисковать. Она поспешила на пристань, где стояли толпы людей и наблюдали за рекой. Конечно же, все люди пребывали в подавленном настроении. На пристани все еще лежали остатки обгоревшего зерна, и запах гари все еще висел в воздухе.
— Вон они! — вдруг раздался выкрик из толпы.
Энэлайз, как и все, посмотрела в указанном направлении.
Там на горизонте возникли зловещие силуэты кораблей армии Союза.
Толпа глухо ахнула. Энэлайз повернулась и увидела, что корабли, оставшиеся в гавани, горят. Часть кораблей уже сгорела, но броненосец «Миссисипи» — лучший корабль армии Конфедерации — был еще объят пламенем. Видимо, решив, что сопротивление огромной эскадре противника бесполезно и не желая отдать боевые корабли в его руки, командование отдало приказ их поджечь.
Слезы хлынули из глаз Энэлайз. Армия Конфедерации явно проигрывала. Почему они так надеялись на свои форты? Почему так плохо была организована оборона Нового Орлеана? Было очевидно, что армия Конфедерации не смогла бы отстоять город, даже если не были взорваны торпеды. Она могла потрепать противника, но не могла победить его. Изменить соотношение сил могли только новые виды оружия, типа тех, что изобретал ее отец.
А пока приходится наблюдать, как подходят к городу корабли противника. В их движении было нечто роковое. Энэлайз все стояла на пристани до тех пор, пока корабли не бросили якоря в гавани Нового Орлеана. Начался небольшой дождь. Энэлайз по-прежнему с ужасом смотрела на происходящее. Вражеские корабли в их порту, подумать только!
Еще раз посмотрев на полосатый флаг янки, укрепленный на мачте и обвисший из-за дождя, Энэлайз, наконец, тяжело вздохнув, повернулась и пошла домой.
К вечеру к ним домой пришла Полина и рассказала, как развертывались события после ухода Энэлайз. Сама она не рисковала ходить в гавань, но точно передала рассказ своего двадцатидвухлетнего кузена Генри, бывшего очевидцем событий.
— Генри сказал, что часть солдат сошли на берег, а толпа, оставшаяся на пристани, выкрикивала проклятья, освистывала их и плевалась в их сторону. Можешь себе представить, как они реагировали! Генри сказал, что хотя в отдельные моменты казалось, что толпа бросится на них и изорвет в клочья, они вели себя очень храбро. Более храбрых солдат он еще никогда в своей жизни не видел. А еще… один из них, который хладнокровно командовал, был очень похож…
Вдруг Полина замолчала и покраснела. Энэлайз ничего не сказала. Она только отвернулась в сторону. Итак, он здесь. Он выбрался из города и вернулся в него победителем. Он явился сюда позлорадствовать над их поражением.
Храбрый солдат?! О, да!!! Он, конечно, был смелым и храбрым солдатом. В этом она не сомневалась. Но он был и абсолютно безжалостным — ведь он вернулся, чтобы добиться их безоговорочной капитуляции.
Между тем Полина продолжала свой рассказ:
— Солдаты вошли в здание ратуши и там предъявили требование о капитуляции. Власти города отказались. Тем временем толпа на улице становилась все больше и злее, и янки, в конце концов, пришлось для собственной безопасности убраться на корабли.
— Как ты думаешь, мы капитулируем? — спросила у подруги Энэлайз.
— Похоже, этого позора нам не избежать, — ответила Полина.
— А я видела в газетах объявления о наборе добровольцев. Им предлагают взять оружие и продолжать сражаться, — сказала Энэлайз.
Полина, несмотря на обстоятельства, не удержалась от смеха.
— Но кто же пойдет в добровольцы? Ведь в городе остались только женщины, старики и подлецы! Энэлайз вздохнула:
— Ты, как всегда, права.
Девушки оценили обстановку правильно — добровольцев не нашлось. Более того, генерал Лавель принял решение отвести свои войска. Так улетучилась последняя надежда, связанная с защитой города. Отчаяние окутало город, как мантия. Правда, оставались еще форты, мимо которых прошла армия Союза, но не захватила их. И многие жители думали, что солдаты из фортов спасут Новый Орлеан.
Энэлайз не была так наивна. Горстка солдат из фортов вряд ли могла существенно повлиять на сложившуюся ситуацию. Они были обречены. Когда началась война, Энэлайз, как и все южане, никогда не думали, что такое из того, что произошло, была блокада. Но сейчас, с захватом Нового Орлеана, южане были на грани полного поражения. Только Богу известно, что будет с ними. В былые времена их всех обратили бы в рабство. Она четко представила себя стоящей со связанными руками, обнаженной, перед оценивающей толпой. И смуглый, надменный человек предлагает за нее цену. От одной только этой мысли она покраснела.