Роковая свадьба
Шрифт:
– Прости, но это какой-то детский сад.
– Индивидуальные средства для полетов под кодовым названием «Малыш Карлсон»...
– Кухонные комбайны, которые картошку в мясо превращают, – подсказал Удалов.
– Кухонные комбайны, – повторил Минц. – И многое другое, о чем мы еще не успели узнать.
– Ясно, – сказал президент. – А что им нужно?
– Молодец, – одобрил вопрос президента Минц. – Нас тут снабдили списком вещей, которые рекомендуется брать с собой в шоп-тур для обменных операций. Погоди, погоди... «Фрукты и овощи свежие, кедровые орешки... ткани хлопчатобумажные
– Любопытно, – заметил президент. – Судя по твоему чтению, практически каждый житель города, независимо от благосостояния, может набрать дома материалов для шопа... для обмена, для бартера! Лев, ты должен будешь сделать для меня лично и для науки одну вещь...
– Мы с моим другом Корнелием Ивановичем Удаловым завтра с утра берем паспорта и отправляемся.
– И сколько стоит путевка?
– Не надо, Толя, я знаю, что на науку у нас дают скудно.
– На науку – скудно, а на разведку – сколько надо. У меня есть один академик во внешней разведке.
– По сто долларов, – сказал Минц.
– Двести долларов перевожу сегодня телеграфом, тебе и товарищу Удалову. Завтра жду от тебя звонка. На всякий случай с утра будем держать в боевой готовности парашютную бригаду.
– Только не это! – взмолился Минц. – Мы не знаем, кого спугнем и во сколько это нам обойдется.
– В зависимости от твоего доклада, Лева, – сказал президент. – Россия не забудет твоего подвига.
– Пока еще я ничего не совершил, – скромно ответил Минц.
Он попрощался с президентом и объяснил Удалову, что был у Толи научным руководителем на кандидатской диссертации. Много лет назад.
Вечером Удалов отведал пищи из кухонного комбайна. На этот раз Ксения набрала на кнопках рагу из зайца под бургундским вином и омаров под майонезом. И все из той же картошки.
Омары Удалову понравились. Наевшись, он взял у Ксении пропеллер, попробовал полетать по квартире, ушиб голову о люстру – к счастью, люстра осталась цела. Удалов упал, но не огорчился. Только сказал:
– К Максимкиному приезду спрячь эту штуку.
Ксения не ответила, но поняла, что Удалов беспокоится, как бы «Малыш Карлсон» не попал в руки внуку, который отдыхал с родителями на острове Кипр.
Удалов долго не засыпал, сидел у окна. По улице брели парочки, возвращались из парка. Удалову казалось, что многие девицы не настоящие, а надувные, но из-за плохого освещения он не был уверен в своих наблюдениях.
Ксения мирно спала – русские женщины быстрее привыкают к необычностям судьбы. Ну где бы вы увидели в Европе, чтобы женщина на шестом десятке, купив на толкучке пропеллер, стала бы летать с ним над городом? А у нас это бывает.
Взгляд Удалова упал на хозяйственную сумку, которую Ксения собрала ему в шоп-тур. Когда она узнала, что Удалов отправляется в будущее с государственным заданием и на государственные деньги, как бы в командировку, она обрадовалась и надавала ему поручений, записала их под номерами на бумажке – оказывается, Ксении
Удалов старался следить за ее инструкциями, но голова была переполнена информацией, и потому он мало что запомнил из поучений жены. Даже бумажку затерял. А Ксения так старалась! Сложила в сумку отрез крепдешина, палехскую шкатулку, хохломские ложки, пепельницу из малахита, янтарные бусы и множество вещей, которые не очень нужны дома, но выбрасывать их нельзя.
Заснул Удалов перед рассветом и во сне высоко летал, погружаясь в облака.
Минц вышел с портфелем.
– Боюсь, – сказал он, – что у меня никуда не годный бартер.
– Я поделюсь, – пообещал Удалов.
Перед агентством «Голден гууз» было людно. Отправляли группу. Вчерашняя женщина проверяла сумки, а нервный кавказец, сидевший в конторе, собирал деньги и шустро прятал их в сейф. На паспорта Минца и Удалова он взглянул мельком, словно они его на самом деле не интересовали.
– На улице ожидай, – говорил каждому кавказец. – На улице ожидай.
Получалось словно песня.
Выходя, они столкнулись с Мишей Стендалем.
Миша Стендаль – сотрудник газеты «Гуслярское знамя», раньше органа горкома, а теперь – владения коллектива редакции из шести человек во главе с товарищем Малюжкиным.
Миша склонился к уху Удалова и громко прошептал:
– Никому ни слова. Я выполняю редакционное задание.
– Слушаюсь, – ответил Удалов.
– Миша! – воскликнул Минц. – А вы что здесь делаете?
– Конспирация! – прошептал Удалов. – Он тоже на задании.
Женщина со скучным лицом появилась рядом, хотела о чем-то спросить, но Минц ее опередил своим вопросом:
– В какой год вы намерены нас отправить?
– В отдаленное будущее! – ответила женщина так, словно ее обидели.
– А год вам неизвестен?
– Говорят, что лет через сто, – сказала женщина. – Точнее меня не информировали. И попрошу на улицу, на построение!
На улице, у дверей в агентство, женщина выстроила всех шоп-туристов. Одиннадцать человек. Два или три лица Удалову были знакомы, не более того.
Женщина прошла вдоль строя.
– Участники шоп-тура, – сообщила она, – должны строго соблюдать правила поведения в чужом обществе. Запрещается вступать в разговоры с жителями будущего, навязывать им свои товары и услуги за пределами вещевого рынка. Любая попытка остаться в будущем или продлить срок своего тура будет наказываться денежным штрафом в десятикратном размере. Всем ясно?
– Простите, – сказал профессор Минц, вытирая платком вдруг взопревшую лысину, – а в десятикратном размере от чего?
– От максимума, – ответила женщина.
Алый рот ее совершал куда больше движений, чем следовало или было необходимо.
Кавказец выглянул из дверей и сказал:
– Можно запускать, Чикита.
– В какой год нас отправляют? – спросил у него Минц.
– Главное, – ответил кавказец, – живым вернуться, не заблудиться. Будешь слушаться, будешь живой и богатый.