Роковая тайна сестер Бронте. Части 1 и 2
Шрифт:
На сей раз бред ее носил несколько иной оттенок, нежели было прежде. В нем явно ощущалась доля здравомыслия, и, тем не менее, Нэнси не могла слушать слова хозяйки без внутреннего содрогания.
– Скажи мне, Нэнси, что такое Бог? И есть ли Он вообще?
– Да что ж вы такое говорите, миссис Бронте, – испугалась Нэнси.
– Господь всемилостив и всемогущ, – продолжала жена пастора, словно бы не услышав реплики служанки. – Он ни за что не допустил бы, чтобы шестеро малолетних детей остались без матери. Ведь так оно и будет – я чувствую, что скоро мне суждено покинуть этот мир. – Нет! Бога нет! Ты слышишь, Нэнси? Его не существует. Есть только Дьявол с его коварными происками.
Преподобный Патрик Бронте, услышав эти отчаянные
Миссис Бронте упорно продолжала:
– Если бы Господь и вправду существовал в своей небесной обители, Он не оставил бы меня теперь, в последние минуты моей жизни. Он непременно скрасил бы их, прислав ко мне моего дорогого Патрика. Но оба они, словно сговорились между собой и упорно стоят на своем, даже не пытаясь развеять мои сомнения. Господь Бог оставил меня, а Патрик, верно, будет вполне доволен, когда… мое бездыханное тело мирно ляжет под сводом церкви. Вот и все. Прощай, Нэнси! И все же… Если бы Патрик любил меня хоть вполовину так же преданно и беззаветно, как я люблю его, он непременно пришел бы ко мне! Без сомнения!
Тут дверь комнаты резко распахнулась, и Мария увидела своего милейшего супруга – возбужденного и взлохмаченного. Патрик поспешно направился к своей жене, чтобы в последний раз обнять ее.
– Ты здесь, со мной, – проговорила она, хрипя от удушья. – Ты не оставил меня, мой дорогой супруг. Прошу тебя, не оставь и их. Наши бедные дети будут расти без матери.
– У них есть отец, – ответил преподобный Патрик Бронте. – Наши дети никогда не будут обездолены. Никогда! Клянусь: я сделаю для них все, что в моих силах!
Мария горячо прочла Господу благодарственную молитву и умерла счастливой, с ангельской улыбкой на устах.
Глава 3. Тетушка
Страшное несчастье, постигшее семейство Бронте, повлекло за собой бесконечную вереницу печальных обстоятельств, сделавших его положение поистине угрожающим. Дети хозяина внезапно заразились скарлатиной, протекавшей в крайне тяжелой форме, и жизнь их находилась в опасности.
Молодые служанки, почувствовав себя свободнее без пристального надзора своей хозяйки, стали беспорядочно и стремительно расходовать семейный бюджет. Средства к существованию таяли мгновенно. Требовалось непременно предпринять соответствующие меры, чтобы исправить положение.
Патрик Бронте продолжал усердно трудиться в своем приходе, и работа оказывала целительное воздействие на его внутреннее состояние, что благотворно отразилось и на внешнем облике пастора: лицо его, отличавшееся последнее время крайней бледностью, теперь посвежело и порозовело, глаза, зачастую печально устремленные в пространство, заметно ожили. Прихожане безмолвно, с величайшим благоговением внимали преподобному Патрику Бронте, читавшему сейчас свою обычную проповедь. Взгляд его с нескрываемым интересом бродил вдоль скамей помещения, бегло окидывая ряды посетителей, подавляющее большинство которых были хорошо знакомы пастору, ибо являлись его постоянными прихожанами.
Но вот в одном из потаенных уголков преподобный Патрик Бронте заметил едва различимый при скудном освещении силуэт женской фигуры, что показалось ему весьма странным и подозрительным, так как обыкновенно это место пустовало. Мистер Бронте стал внимательно присматриваться к новой прихожанке. Та усердно молилась, опустив голову, и лица ее не было видно. Когда же она наконец подняла глаза на пастора, тот мгновенно осекся, почувствовав, что язык его точно прилип к гортани. Выдержав некоторую паузу, преподобный Патрик Бронте продолжил проповедь, но теперь он стал говорить как-то очень быстро и машинально, совершенно не вдумываясь в смысл собственных слов.
Церковный колокол мерными, сочными ударами возвестил полдень. Богослужение закончилось; прихожане стали постепенно расходиться. Поспешно собравшись, пастор энергично направился к выходу, где его уже ждала новая посетительница, и остановился прямо напротив нее. Да, он не ошибся в своем изначальном предположении: перед ним действительно была его любезная свояченица, ни больше ни меньше. С минуту оба они стояли неподвижно, в совершенном безмолвии устремив друг на друга оценивающие взгляды. Наконец преподобный Патрик Бронте, несколько справившись со своей неуклюжей неловкостью, тихо, но твердо произнес:
– Мисс Элизабет Брэнуэлл. Не так ли?!
– Разумеется. Вы что же, еще нашли повод сомневаться в этом, мистер Бронте? Неужели я так сильно изменилась? – Элизабет Брэнуэлл с напускным кокетством вправила под огромный старомодный чепец выбившийся наружу светло-каштановый локон.
Патрик Бронте снова внимательно оглядел ее, правда, на этот раз не открыто, в упор, а украдкой. Бледная, щупленькая, уже не молодая женщина, лет за сорок, очень маленького роста. Лицо ее едва ли можно было назвать красивым: сильно запавшие щеки, нездоровый цвет кожи; несколько оживляли его выражение лишь маленькие, глубоко посаженные цепкие, проницательные глаза. Однако, как показалось мистеру Бронте, мисс Брэнуэлл действительно почти не изменилась с того времени, как он видел ее последний раз, хотя с той поры минуло уже около десяти лет. Более того, нечто неуловимое, что просвечивалось в ее облике и манерах в былые годы – некие признаки оригинальности мышления и способности отстоять избранную ею позицию – запечатлелось теперь во всех ее чертах достаточно отчетливо.
Впрочем, Патрику Бронте, разглядевшему вблизи скромную, неприхотливую одежду собеседницы, представлявшуюся с виду обычной, но используемую ею неизменно, в соответствии с ее понятиями об этических нормах общества (на самом же деле стремительно идущими с ними вразрез), живо припомнились своеобразные странности, присущие мисс Брэнуэлл. И он весьма охотно заключил, что подобные причуды вполне в ее духе.
Оригинальное облачение Элизабет Брэнуэлл в данный момент чрезвычайно искусно создавало образ полумонахини, полусумасшедшей. Черное шелковое платье, подчеркивающее безупречную строгость (хотя в арсенале нарядов мисс Брэнуэлл имелось достаточное количество верхней одежды самых различных цветов, и данный выбор был сделан отнюдь не из желания отдать должное простоте и скромности, а в непосредственном сообразовании с подобающей ситуацией: нельзя же было появиться в цветных шелках в святом месте). Просторный плащ, старомодный чепец такого внушительного размера, что из него можно было выкроить, по крайней мере, штук шесть чепцов современного фасона. И, в довершение ко всему – длинные и широкие pattens10, которые, как подозревал мистер Бронте, сходили с ног их владелицы, пожалуй, только в тех случаях, когда она ложилась в постель. Да и то, по всей видимости, лишь во избежание риска испачкать постельное белье.
Патрик Бронте настолько увлекся воспоминаниями о прошлом, серьезнейшим образом занявшись сравнением былого облика мисс Брэнуэлл с теперешним, что, казалось, совершенно позабыл о том, что следует поддерживать беседу.
– Я смотрю, вы не находите ответа, сэр. Верно, я и в самом деле изменилась, и причем, подозреваю, не в лучшую сторону. Что ж, прошу прощения за неуместный вопрос – он привел вас в замешательство.
– Ничуть, – ответил Патрик Бронте, внезапно очнувшись от раздумий. – Уважаемая мисс Брэнуэлл, – продолжал пастор, приняв нарочито торжественный тон, – счастлив вам сообщить, что время, как оно ни беспощадно к бренным оболочкам, то бишь к тому, что именуется внешностью, весьма благосклонно обошлось с вами. «Во всяком случае – гораздо лучше, чем можно было ожидать», – подумал он при этом, а вслух добавил: