Роковое золото Колчака
Шрифт:
Полина встала с кушетки и направилась к двери. Пока шла по коридору на завтрак, ей позвонил Юдин:
– Как и предполагал, ничего страшного. Я говорил с Борсоевым…
– Кто это? – нетерпеливо перебила его Полина.
– Начальник Кабанского ОМВД.
– И что он?
– Алдар Гармажалович сообщил, что следователь Дуло сейчас находится в дальнем аймаке, где плохо работает связь.
– Плохо – не значит отключена.
– Ну вот, я передал вам то, что сказал Борсоев.
Помолчав, Полина спросила:
– Можете дать его телефон?
На этот раз замолчал Юдин.
– У меня есть только номер
– Дайте номер приемной.
– Запишете?
– Я запомню.
Константин Михайлович продиктовал номер телефона.
– Можете позвонить сейчас. Он на месте. Я только что с ним говорил.
Полина не преминула воспользоваться советом. После того как закончила с Юдиным, позвонила Борсоеву. Ответила женщина, по-видимому, секретарша:
– Здравствуйте, приемная начальника ОМВД по Кабанскому району.
– Могу я поговорить с начальником?
– С Алдаром Гармажаловичем Борсоевым?
– С ним.
– Представьтесь, пожалуйста.
– Полина Сергеевна Свирская, жена следователя Дуло. – Ей пришла счастливая мысль. – Кстати, если начальник занят, можете соединить меня с мужем.
– Подождите…
В трубке заиграла легкая музыка. Через минуту в ней возник тот же голос:
– Алдар Гармажалович вышел, позвоните попозже.
Дальше послышались гудки отбоя.
– Гадина… – прошептала Полина, вошла в столовую и увидела, что за их столом рядом с Иваном Ильичом сидит Анжелика, жена дайвера, который искал золото в водах Байкала.
– Доброе утро, Полиночка! – приветствовал ее Мохначев. – Вот, поджидаем вас. – Он встал и отодвинул ее стул. – Как спалось? – спросил Иван Ильич, когда она вернулась с кашей и села напротив.
– Хорошо.
– А мы с Анжеликой беседуем о наших краях.
– Вы откуда приехали? – поинтересовалась Полина.
– Из Екатеринбурга, – ответила Анжелика.
– Прекрасный город. Бывала…
– А вы из Москвы?
– Да. Вот, приехали с мужем.
– Где же он?
Полина ответила более чем лаконично:
– Занят. Скоро вернется.
– Ах да… Я слышала. – Анжелика сделала большие глаза. – Он следователь и расследует дело об ограблении.
В разговор вступил Мохначев:
– Кстати… Как идет следствие? Он что-нибудь рассказывал?
Поперхнувшись кашей, Полина глотнула чаю и отрицательно покачала головой.
– Простите. Конечно, мы не должны вас об этом спрашивать, – спохватился Иван Ильич. – Будем уважать тайну следствия.
– Я правда ничего не знаю, – сказала Полина. – Мы не говорили с мужем об этом.
Ей осталось добавить, что она вообще не говорила с мужем в последнее время, более того, понятия не имела, где он находится.
Взглянув на нее, Анжелика словно что-то почувствовала, поэтому напомнила Мохначеву:
– Вы не дорассказали вашу историю.
Полина не возражала сменить тему:
– Что за история?
Старик отложил в сторону ложку, взял салфетку и вытер губы.
– Вы-то уже знаете, что я любитель травить байки…
– Какие же это байки! – перебила его Анжелика. – Мы говорили о серьезных вещах.
Он согласился:
– Да, это действительно трагическая история. Я уже говорил, что мой дед вышел из казаков…
– Из тех казаков, что ловили беглых каторжников, – уточнила Полина.
– Так вот, при советской власти
– Пришлось заплатить? – поинтересовалась Полина.
– Не-е-ет… В голодные годы хлеб был дороже золота. Пропала буханка. То ли в пекарне не доложили, то ли по дороге украли. Видать, все подстроили, а потом сообщили куда надо. – Мохначев грустно вздохнул. – Дед вернулся домой. Дочь его, моя мать, только что вышла замуж. А батя тогда был очень большим начальником. Дед – к нему, дескать, помоги, зятек, выручай! Время было такое, что и отца могли загрести. Отец только руками развел: извини, говорит, ничем помочь не могу, по закону военного времени тебе дадут срок. Тогда дед сказал: не было в нашей родове зэков и не будет. Обнял всех, поцеловал, ушел в тайгу и повесился. Нашли его месяцев через шесть… – Откинувшись на стуле, Мохначев повторил: – Так и сказал: не было такого. Никто Губенинских не посадит за хрен собачий. С тех пор гору, на которой его нашли, Губенинской называют.
– Это грустно… – проронила Полина. – Буханка хлеба… А еще говорят, жизнь человека бесценна.
Анжелика грустно опустила глаза. Иван Ильич оптимистично продолжил:
– Я родился, когда моего деда в живых уже не было. Мы с бабкой Катей на Губенинскую гору за земляникой ходили. Крупная была земляника. Теперь такой нет. Пацаном был, но бидончик трехлитровый алюминиевый всегда набирал. Хотя что там! Когда собираешь, в рот больше кладешь. С куста, она слаще. Потом, когда отдыхивается, весь свой аромат отдает.
– Действительно, – улыбнулась Полина. – И я замечала, с куста всегда слаще.
Что-то вспомнив, старик оживился:
– А как мы с бабкой мед в лесу собирали! Километров пять по тайге пройдем, отыщет она просвет между деревьями, такой, чтобы ветерок обдувал. Встанет и слушает. Вжжжжжик! Пролетела… Баба Катя подвяжет подол, раньше же до пяток носили, и – бегом за пчелой. Метров сто пробежит. Раз – опять встала. Я – за ней. Запыхаюсь… Она мне: тише! Пустая пчела один звук издает, а груженая, как «Мессершмит» летит: жжжжжж! Вот стоит моя бабка, ловит, в какую сторону груженая полетит. Услышит, да как вчистит! Еще метров сто – сто пятьдесят пробежит. Я – за ней. Так пять-шесть пробежек. В конце концов, найдет-таки дупло с медом. Пчелы же не снизу его обустраивают, а повыше, чтобы медведь или барсук не достал. Залезу на дерево, она спрашивает: сколько там меду? Погляжу, а там все в сотах. Я прикину, сколько успею слопать, сразу отминсую. Говорю ей: литров десять. Баба Катя мне строго так скажет: снимай половину. Литров пять, значит, не больше, потому что на будущий год снова придем. Все заберешь – семью пчелиную сгубишь… – Рассказывая, Иван Ильич улыбался, как будто оказался в том самом лесу у дупла. – Вытащу из-за пазухи бабкин платок, достану из дупла кусок соты… а мед такой чистый, желтый. Пока ей на веревке спускаю, другой рукой черпаю и себе в рот. Баба Катя снизу кричит: «Ты там не жри мед-то, нападут на тебя пчелы!» А мне что… Черпаю да ем! – Вздохнув, старик огляделся: – Простите! Совсем уморил вас своей болтовней! Позавтракали?