Роковой рейс
Шрифт:
— Жили в одном доме генерал с лейтенантом. Генерал на третьем этаже, лейтенант на четвертом. Ни тот, ни другой по нескольку месяцев не получали денежное довольствие. Генерал перебивается с хлеба на квас, а лейтенант каждый вечер гулянки устраивает, пьёт, веселится. Как-то генерал спрашивает у него: «Где ты деньги берешь? Я вот генерал, а еле концы с концами свожу». — «А я играю», — отвечает лейтенант. «Как это играешь? — удивляется генерал. — С кем, во что?» — «С людьми. На деньги. Точнее, спорю. Вот с вами могу поспорить, что у вас через два дня на попе чирка вскочит». — «У меня их отродясь нигде не вскакивало», — возражает генерал. «А теперь вскочит, — стоит на своем лейтенант. — Могу поспорить на двести рублей. Проиграю — денежки ваши. Выиграю — мои». Самоуверенный лейтенант, отмечает генерал, авантюрист. Надо сбить с него спесь. «На пятьсот рублей», — заявляет. «Хорошо, пусть будет на пятьсот», — соглашается лейтенант. Ударили по рукам. Генерал на следующий день ощупал зад, оглядел в зеркало — никаких следов появления чирки. И на второй день то же самое. Ждет лейтенанта, чтобы содрать с него пятьсот рублей. Наконец к вечеру заявляется тот. «Ну, как дела, товарищ генерал?» — спрашивает. «Отлично, — отвечает генерал. — Готовь пятьсот рубликов. Никакого чирья». — «Не может быть, — не верит лейтенант. — Ну-ка, снимайте штаны». Генерал снял. Лейтенант стал тщательно осматривать. «Плоховато видно, — говорит. — Ну-ка, поближе к свету». И ведет генерала на балкон. Там крутит генерала и так и эдак, сочувственно вздыхает: «Вы правы, товарищ генерал, ничего нет». — «Ага, дружок, проиграл! — обрадовался генерал. — Гони полтыщи». — «Вам проиграл, — посмеивается лейтенант, — а у полковника, вашего заместителя, выиграл тысячу». И протягивает генералу пятисотрублевую купюру. «Как это?» — интересуется генерал. «А очень просто, — отвечает лейтенант. — Я с ним тоже поспорил, что вы ему задницу покажете. Вот и выиграл». — Филимонов наполнил рюмки. — Давайте выпьем, товарищ генерал, чтобы всегда выигрывать.
Оба рассмеялись и, чокнувшись, осушили рюмки.
Когда выпили по второй и закусили, Гайвороненко как бы между прочим спросил:
— А что вы думаете по поводу катастрофы, Николай Тимофеевич? Все происходило на ваших глазах, и, наверное, какие-то соображения имеются?
— Само собой, товарищ генерал. И днём, и ночью покоя не даёт эта катастрофа. Что только не передумал. И прихожу к одному выводу — диверсия.
— Но кто, как мог пробраться к самолёту? Охрана-то у вас надёжная?
Филимонов глубоко вздохнул.
— Была надёжная. А теперь ни за что и ни за кого нельзя поручиться. В роту охраны набрали всякую шваль. Даже два бывших зэка служат. Я проверял: в ту ночь оба находились в карауле. Да и не только в ту ночь. Сами знаете, рядового состава не хватает, и караул по нескольку дней не сменяется. А молодежь ныне такая пошла, что за обидное слово может чёрт-те что натворить.
— Да, — вздохнул генерал. — Плохую смену мы себе подготовили. И зарубежные идеологи помогают её растлевать. Чего только по телевидению не показывают. Кстати, давайте послушаем новости. На место катастрофы журналисты, как вороньё, налетели.
Генерал встал и включил телевизор. На экране замелькали рекламные заставки — сникерсы, прокладки, шампуни. Вот наконец появился и ведущий с грустным выражением на лице. И первое сообщение было о катастрофе. Коротко изложив суть дела, он высказал предположение некоторых авиаспециалистов: отказ двигателей произошел либо из-за неполадок в компьютере, либо из-за некондиционного топлива.
— Где же это нашёлся такой специалист, который узрел некондиционное топливо? — усмехнулся руководитель полетов. — Компьютер — куда ещё ни шло, а что он имел в виду под понятием некондиционное, трудно себе представить. Во-первых, слитый отстой топлива проверяли в лаборатории; во-вторых, двигатели не запустились бы, если бы вместо керосина, к примеру, залили дизельное топливо.
— И смех и грех с этими журналистами, — согласился Гайвороненко. — Я слышал, как одна симпатичная бабёнка настырно допрашивала инженера эскадрильи: правда ли, что в баки, в которых было зимнее топливо, залили летнее. Как он ни пытался её разуверить, что керосина летнего и зимнего не бывает, бывают только двигательные масла летние и зимние, она так и осталась при своём мнении. Вот оттуда информация на телевидение, видимо, и попала. Хотя это нелепое предположение наводит на некоторую мысль. Слышали о прошлогодней катастрофе «Ту-154»?
— Это когда на взлете тоже сразу два двигателя отказали?
— Да. О причине катастрофы тогда так и не пришли к единому мнению. Списали на технику, на дефект топливной системы. Но без чьих-то рук просто так она не могла отказать. — Генерал помолчал. — Диверсант мог и здесь объявиться, тем более если охрана самолётов велась плохо.
— Но лётчики и авиаспециалисты тщательно осматривали самолёт. И заложить какое-то взрывное устройство…
— Не обязательно взрывное. Ныне достаточно химических средств, чтобы вызвать соответствующую реакцию. Попробуй обнаружить такой реактив…
Руководитель полетов задумался.
— Диверсант, разумеется, мог пробраться к самолёту — охрана у нас действительно не на должном уровне. И ночь была непогожая… Но залить реактив без специального устройства в баки не так-то просто… Скорее всего действовал не один человек. Ваши специалисты место стоянки «Руслана» хорошо обследовали?
— Ночью шёл дождь со снегом. Какие после этого следы. Но надо как следует проверить…
Они допили коньяк и расстались до утра.
Ни коньяк, ни чай с малиновым вареньем, который Гайвороненко пил ночью несколько раз, чтобы размягчить будто застрявший колючий ком в горле, не облегчили состояния, и генерал встал утром с больной головой и еще большим насморком. Но дело не ждало, надо было по горячим следам вести расследование, и он, разделив комиссию на три группы, одну — на аэродром, другую — опрашивать свидетелей, третью — к месту катастрофы, отправился с последней.
Погода несколько улучшилась, подморозило, но небо все еще было затянуто плотными облаками, из которых временами сыпал снег, и следовало поспешить, пока не замело все следы.
К месту падения самолета группа прибыла, едва начало развидняться, однако там, по развалинам дома, уже лазили молодые парни. Завидев военных, пустились наутек.
«Сволочи, — мысленно выругался генерал. — У людей такое горе, а они мародерствуют и на пожарище ищут чем поживиться».
Снег, достаточно усердно прикрыл следы трагедии, лишь местами виднелись закопченные обломки железобетонной арматуры да хвост оторванного и застрявшего на верхнем этаже самолёта.
Гайвороненко, держа в одной руке носовой платок, в другой — березовую метелку, расчищал снег и вытаскивал куски порванного металла. Внимательно их осматривал и бросал в кузов грузовой машины, специально предназначенной для сбора останков «Руслана».
— Всё существенное уже собрали и в ангар свалили, — подошёл к нему инженер эскадрильи майор Стравойтов. — Лучше там покопаться. А эту мелочь потом с обломками арматуры вывезем.
Гайвороненко ничего не ответил, продолжал осторожно и аккуратно сметать снег с торчащих кое-где дюралевых клочьев.
— Вы ищете что-то конкретное? — уточнил Стравойтов.
— Стараюсь, — подтвердил генерал. — Топливные фильтры, к сожалению, так сгорели, что по ним определить что-нибудь невозможно. Топливные баки — тем более. Надо бы найти хоть кусочек топливных проводов.