Роковой секрет
Шрифт:
Твою мать! Член в секунду наливается горячей кровью, а разум затуманивает похоть.
— Хватит пялиться на мои сиськи! — довольно сдержанным, но слегка недовольным тоном ворчит Сола.
Облизав пересохшие губы, отбрасываю порочные мысли и поднимаю взгляд к ее лицу. Огромные глазищи буквально пронзают меня осколками зеленого льда.
— Ну и чего ты медлишь? Может, помочь? — Неспешно поднимаюсь с кресла, что заставляет девчонку вздрогнуть и шагнуть назад.
— Не подходи! Я выстрелю! — В голосе плещется отчаянная ненависть, и мне придется утолить ее жажду мести.
— Конечно, выстрелишь, — в пару шагов сокращаю расстояние между нами и, перехватив тонкое запястье, забираю пистолет, — только сначала с предохранителя сними, — абсолютно спокойно произношу я. Ловким движением снимаю защелку и вкладываю оружие обратно ей в руку. — Вот теперь целься. — Вновь отступаю назад, и она делает глубокий вдох. — Ну же, девочка, нажми на курок. Ты ведь этого хотела?
— Ты не боишься? — полные губы четко выговаривают слова, сама же Сола нервно переминается с ноги на ногу, продолжая целиться мне прямо в голову. — Думаешь, я не сделаю этого?
— Сола, — тяжело вздыхаю, чувствуя, что меня начинает раздражать этот спектакль. Сжимаю пальцами переносицу, чтобы не выйти из себя, и вновь устремляю взгляд на несносную девчонку. — Пуля для таких, как я — всего лишь спасение.
Она нервно кусает губу, словно сдерживает вопль ярости. Сейчас передо мной не сука, а ранимая юная девушка с пылающей зеленью в блестящих глазах. И она запуталась. Сола напоминает поломанную куклу в ожидании кукловода, чтобы сделать шаг. И ей это позволительно, ведь на хрупкие девичьи плечи свалилось слишком много проблем. Я понимаю это, но не хочу трястись над ней, потому что такая сильная духом девушка не нуждается в жалости.
— Нет, — глухо шепчет Сола, прикрывая глаза и качая головой, а потом опускает руку и равнодушно швыряет пистолет на стол. — Почему ты такой? — пристально всматривается в мое лицо эта бестия. — Такой весь крутой, захотел — поставил перед собой девушку на колени, захотел — запер ее в комнате, захотел — поимел, а в действительности боишься даже самому себе признаться, что я тебе небезразлична! — срывается на крик, впиваясь в меня очень серьезным, полным надежды взглядом, словно чего-то ждет от меня. Но я молча сажусь в кресло, не разрывая зрительного контакта. На ее губах медленно появляется грустная улыбка. — Мне жаль тебя, Рафаэль. Ты трус! — Она отходит к окну и продолжает, стоя ко мне спиной: — Мне даже интересно, тебе есть чем гордиться в своей жизни? Есть ли тот, кто будет оплакивать тебя, если с тобой вдруг что-нибудь случится? Есть ли тот, кто дорожит тобой? — Я спокойно поднимаюсь из кресла, пропуская мимо ушей бесконечный поток бессмысленных вопросов, и бесшумно подхожу к Соле. — Тебе стоит изменить что-то в своей жизни. И да, в одном ты прав: пуля для таких, как ты, лишь спасение. Так что это твой выход, Рафаэль. Твой, а не мой. Я хочу жить…
Девушка запинается, когда я беру ее за плечи, прижимаю спиной к себе и зарываюсь лицом в шелковистые волосы.
— Я устал возиться с тобой, Сола, — хрипло признаюсь, обдавая ее макушку горячим дыханием. — С сегодняшнего дня ты получаешь ровно то, что заслуживаешь. А не будешь проявлять уважение, отдам тебя на растерзание своим людям. Они ведь псы, как ты их называешь, поэтому будут рады такому угощению.
Она дергается, сбрасывая мои руки, и с искаженным от злости лицом поворачивается ко мне.
— А как ты проявляешь ко мне уважение? Можно узнать? Трахаешь меня? Лупишь по заднице? Отчитываешь? Рафаэль, я не шлюха, не животное и не ребенок. Не нужно меня дрессировать — я не буду слушаться. Говорю, глядя тебе в глаза: не буду!
— Можешь противиться, злиться, ненавидеть меня, но тебе придется подчиниться, и ты останешься здесь. Просто потому, что я так хочу. Мне нужно, чтобы ты находилась здесь, и плевать, если ты не разделяешь моего желания. Любое передвижение по дому будет контролироваться. Мало тебе особняка? Пожалуйста, в твоем распоряжении несколько сотен гектаров вокруг. Это максимум, что я могу сделать для твоего комфортного проживания здесь.
— Комфортного?! Да я как собака на привязи! — Ее подбородок начинает дрожать. — Я хочу домой, — сдавленно шепчет она, едва сдерживая слезы, а я тону в колдовской силе ее глаз. В этих бездонных изумрудах с отблеском оливы ярким пламенем горит непокорность. Не в силах выдержать мой пристальный взгляд, Сола начинает мерить шагами комнату и судорожно растирать ладонями лицо. — Значит, буду пленницей… бред какой-то! — закусывая губу, снова пристально на меня смотрит и недовольно хмурит лоб. — Мне нужен телефон. Позвонить близким людям. Предупредить о бессрочном отпуске.
— Сола, мне не хочется, как ты выразилась, дрессировать тебя. Скажем так, отчасти это правда, потому что твоя непочтительность по отношению ко мне недопустима, и если не хочешь получить пылающую задницу, пересмотри поведение.
— Пересмотрю, если посчитаю это нужным.
Не могу сдержать усталой усмешки. Эта своенравная девчонка просто невыносима, но в то же время я на клеточном уровне питаюсь исходящими от нее искрами, пью ее жизненную силу, которая непрерывно вырывается наружу. Она — бурлящий сосуд непокорности, и я не знаю, стоит ли вообще усмирять этот вулкан. Ведь притягивает меня к ней именно внутренний огонь. Роксолана как коллекционный бурбон, а мгновение перед первым глотком и есть настоящий кайф. Это сладостное предвкушение чарующего момента заставляет ощущать себя живым и испытывать весь спектр эмоций. И сколько мучиться в этом чувственном томлении, выбирать только мне. Сола рядом, и я могу взять ее прямо сейчас, но не хочу упускать бушующий ураган, что каждый раз выносит меня за грань дозволенного. И не хочу сломать ее, окровавленными руками убить в ней жажду жизни. Да, это и неизбежно, но пока есть время, я буду наслаждаться каждым мгновением. Буду пить ее, словно эликсир молодости. Смеюсь сам над собой. Седина в голову, бес в ребро. Старый дурак поддался чарам молодой девчонки. Она так глубоко забралась в мою душу, которую долгие годы считал мертвой, что теперь я оказался в неизведанном плену.
— Тебе смешно? — хмурит она лицо, грозно скрещивая на груди руки. — Знаешь, что…
— Помолчи, Сола, — обрываю ее тираду нетерпеливым жестом. — Я знаю, что у твоей бабушки проблемы со здоровьем. — От резкой смены темы Сола на секунду каменеет, но потом ее глаза широко распахиваются, а поза напоминает оголенный провод под напряжением. Понимая, что сейчас бью в ее слабое место, с невозмутимым спокойствием продолжаю: — Хочу предложить тебе своего рода бартер.
— Откуда ты знаешь про мою бабушку? — растерянно спрашивает она и нервно теребит пальцы.
— Мне известно даже больше, чем тебе, девочка. Например, то, что она обманывала тебя, когда говорила, что принимает лекарства. — Сола шумно втягивает воздух. — Сейчас она в реанимации, но состояние стабильное.
— Ч-что ты такое говоришь… — она прикрывает рот ладонью, хлопая ресницами, и отрицательно мотает головой, — ты лжешь… Матвей каждый месяц посылал моей бабушке деньги на лекарства…
— Сола, — раздраженно выдыхаю, — ты еще не поняла, что мой сын просто тебя использовал?
— Какой кошмар! — Девушка обхватывает голову руками, пальцами зарываясь в волосы. — Нет, я не верю, он бы не поступил так со мной…