Шрифт:
Надоедливые соседи
Время никогда не стоит на месте и неумолимо несётся вперёд, подобно бульдозеру, передавливающему человеческие судьбы. Так и жизнь престарелого Ангуса текла по руслу, выточенному временем, сделавшему его тем, кем он нынче являлся. Старым противным скрягой, ненавидящим всех вокруг.
Правда, предметов для праведного гнева Ангуса с каждым годом становилось всё меньше и меньше. Сейчас в его квартале жило всего лишь три семьи – Моррисоны справа и Нейтвиллы с Перри – напротив, через разбитую асфальтированную
Дом слева опустел пару лет назад, когда его прежний владелец при странных обстоятельствах спешно продал его и уехал в неизвестном направлении.
Сам по себе дядюшка Ангус был из людей немногословных. Услышать от него сухое "здравствуйте" означало, что старик пребывал в прекрасном настроении. Но таким источенный морщинами ворчун был не всегда.
Переехав с супругой во вновь отстроенный домик в уютном районе маленького провинциального городка Эшмор-Лейк (когда точно – уже и не вспомнить, так давно это было), Ангус начал строить далеко идущие планы. Перед двумя парами по-доброму наивных молодых глаз проносились образы грядущей счастливой жизни. Дети, совместные поездки, семейные праздники… картинки были настолько яркие, будто бы и не воплощением воображения они являлись, а воистину существовавшими воспоминаниями.
С соседями молодым новосёлам несказанно повезло. Подобно старым американским фильмам, в Эшмор-Лейк дружили целыми улицами. Искренне, без тайной злобы и ненависти. Это читалось на людских лицах. Заподозрить в каком-то злом умысле улыбчивую соседку, пришедшую в гости с горячим пирогом, было невозможно. Так вкусно он пах. Не может человек приготовить нечто божественное с мыслями о том, как вцепится зубами тебе в горло при первом же удобном случае.
Но годы шли. За звонкими криками соседских детишек собственных счастливых маленьких крикунов не было слышно. Как ни старались Ангус с женой, планы на полноценную семью так и оставались планами, тогда как соседские птенцы уже улетали из гнёзд в поисках лучшей жизни, за пределами маленького городка.
Нельзя было сказать, что жизнь уже немолодой пары проходила скучно и однообразно. Хлопот по дому хватало с лихвой. Ангус постоянно пропадал на работе, в лесу, за рубкой дров. Лес тут был кругом, куда ни посмотри. Целые гектары зеленого океана, обволакивающего маленький городок и людей, живущих в нём. Только спрос на местную древесину со временем неумолимо падал.
Видя счастливые лица окружающих и осунувшееся от усталости лицо жены, Ангус искренне начинал ненавидеть тех, кому в жизни повезло больше, нежели ему и Марте (так звали его увядающий цветок).
Детей всё не было. Из-за постоянных вопросов соседей о том, когда им ждать пополнения в семье Ангуса, супруги постепенно свели на нет общение с окружающими.
Как выяснилось позже, не усталость или недоедание были проблемой нездорового внешнего вида Марты, а рак. Казалось, молот судьбы принял Ангуса за наковальню и стал долбить по нему всё новыми и новыми испытаниями без передышки. И с каждым новым "ударом" на лице, подобно семейной летописи, отпечатывались новые морщины, искривляющие и без того грубые черты мужчины.
Марта, видя перемены в настроении мужа, всеми силами старалась делать вид, что всё хорошо, что всё наладится. Но они оба прекрасно понимали, что это – сказки для наивных юнцов, верящих в то, что если повторить с десяток раз установку на успех, то этот самый успех непременно их настигнет.
Жизнь – холодная расчетливая сука и сказки, само собой, не случилось.
Один за другим в городе закрывались магазины, рестораны, аптеки и прочие элементы инфраструктуры, которых было не так много и в лучшие годы Эшмор-Лейк, но теперь становилось катастрофически мало. Отток горожан был неизбежен.
Самой стойкой оказалась молочная ферма на окраине города. Даже в условиях отсутствия света на горизонте перспектив хозяин фермы, мистер Аллен, продолжал исправно привозить молоко каждый день, в 8 утра.
Газет Ангус с Мартой не читали, а вот утреннее молочко было для них священным ритуалом, без которого дальнейшего дня они себе не представляли.
Вслед за закрывающимся бизнесом уезжали и люди. Человек – за человеком, дом – за домом. Состояние Марты стремительно ухудшалось. В момент, когда имя Ангуса стёрлось из её памяти, а тело начало походить на высохшую морковку, из соседей осталось лишь три дома, и никто не приходил навестить семью, которую коснулась роковая длань.
От всего этого некогда жизнерадостная натура Ангуса прочно закуталась в "одеяло" желчи и постоянного недовольства на судьбу, окружающих соседей и на себя самого.
Человек – хрупкая натура. Марта не была исключением и спустя какие-то несколько дней, искра жизни покинула её измождённое тело. После похорон Ангус окончательно закрылся от окружающих, засел в своём доме, ставшим его отшельнической крепостью и выходил на свет лишь изредка, чтобы забрать молоко и сходить за продуктами в последний импровизированный "магазин" рядом с домом.
Соседи уже давно не приходили, да и не хотелось Ангусу никого видеть. Наедине с собственными мыслями было легче прожечь очередной день, очередную песчинку, приближающую его на шаг к своей любимой Марте.
Ветер перемен
8 утра. Время священного ритуала. Ангус встал с кровати, взял приготовленные для Аллена деньги на молоко и спустился вниз, к входной двери, подле которой уже были слышны звуки подъехавшей машины и звон бутылок с заветным плещущимся кальцием.
– Мистер Клейтон, это Аллен, привёз молоко. – звонок в дверь ностальгией отозвался в голове Ангуса, пока тот ковылял до двери.
Он был рад Аллену, но выражение его лица не воспроизводило в полной мере внутренней радости. Молочник не первый год знал старика и поэтому, увидев суровое недовольное как всегда лицо Ангуса, появившееся в проёме открывшейся двери, передал ему без особых прелюдий пакет с двумя бутылками молока и забрал протянутые ему дрожащей рукой смятые засаленные купюры.