Роль читателя. Исследования по семиотике текста
Шрифт:
Но идеологические пристрастия читателя могут действовать и как «переключатели кода», заставляя читателя читать тот или иной текст в свете «отклоняющихся» кодов (в данном случае – просто отличных от тех, которые были предусмотрены автором-отправителем) [41] . Типичные примеры: средневековая интерпретация Вергилия и пролетарская интерпретация «Парижских тайн» Эжена Сю. В обоих случаях «переключение кода» произошло вопреки известным идеологическим установкам автора.
41
См. рис. 0.2. (с. 18–19).
Наконец, идеологические пристрастия могут привести к тому, что критически настроенный читатель вычитает из книги больше, чем текст говорит на первый взгляд, т. е. читатель может выявить невысказанные идеологические предпосылки (пресуппозиции) текста. В результате такого столкновения идеологических субкодов интерпретатора и идеологических субкодов, предположительно приписываемых автору (при этом
Иногда текст требует от читателя идеологического сотрудничества (таковы многие тексты Бертольта Брехта). В других случаях текст как будто отказывается от каких бы то ни было идеологических пристрастий, хотя его идеологический смысл заключается как раз в этом отказе. Именно так обстоит дело с «Поминками по Финнегану»: исчезновение всего и вся в тумане языковой грезы – это отнюдь не уход от идеологии, но скорее еще одно утверждение того Weltanschauung [42] , которое прозрачно выражено всей лингвистической стратегией книги.
42
Мировоззрение (нем.).
0.6.2. Семантические экспликации [ «ящичек» № 4]
Когда читатель сталкивается с лексемой, он не знает, какие из ее потенциальных свойств (или сем*, или семантических маркеров*) должны быть актуализованы для продолжения процесса амальгамации.
Если бы при дальнейшем чтении текста надо было учитывать все потенциальные семантические свойства лексемы, то читателю приходилось бы всякий раз решать невозможную задачу: вызывать в своем воображении как живую мысленную картину всю эту сеть взаимосвязанных свойств, которую энциклопедия приписывает соответствующей семеме. Речь идет о той Глобальной Семантической Системе*, которая постулируется Моделью Q (см.: Теория, 2.12).
Но, к счастью, это происходит на самом деле лишь в редких случаях так называемого эйдетического воображения*. В обычных же случаях все свойства лексемы / семемы не должны быть актуализованы в сознании читателя. Они лишь потенциально присутствуют в его энциклопедии, т. е. хранятся в памяти культуры, и читатель извлекает их из семантического хранилища лишь по мере надобности [43] . Иначе говоря, читатель осуществляет семантические экспликации (semantic disclosures, esplicitazioni semantiche), т. е. актуализует непроявленные свойства (а также семантические намеки).
43
«Лексема, следовательно, есть потенциальное семантическое образование, которое, за редкими исключениями… никогда не реализуется как таковое в конкретных дискурсах. Всякий дискурс, как только он устанавливает свою собственную семантическую изотопию, – это лишь весьма частичное использование тех многочисленных потенций, которые может предложить ему лекс(емат)ический тезаурус: если дискурс и далее идет своим путем, то он усеивает этот путь отвергнутыми им образами мира, которые тем не менее продолжают жить в своем потенциальном существовании, готовые возродиться вновь при малейшем усилии памяти» (фр.). (Greimas, 1973, 170).
Эти семантические экспликации играют двойную роль: проявляя одни свойства лексем / семем (т. е. делая их релевантными, или пертинентными, для данного текста), они отодвигают в тень, как бы отключают, усыпляют, другие их свойства.
Например, в рассказе «Вполне парижская драма» говорится, что Рауль – / Monsieur / [/ Господин /], что подразумевает: взрослый человек мужского пола. Следует ли сразу актуализовать и учесть то, что у взрослого человека есть две руки, две ноги, два глаза, система кровообращения, пара легких и даже поджелудочная железа? Поскольку ряд гиперкодированных выражений (таких, как заглавие рассказа) дали понять читателю, что он имеет дело не с трактатом по анатомии, то читатель держит все эти анатомические свойства «отключенными», «усыпленными» – вплоть до второй главы рассказа, в которой Рауль поднимает руку: см. выше текст (5). В этой точке виртуальное свойство «иметь руки» должно быть актуализовано или проявлено. Рауль вполне может прожить (в тексте) без легких, но если бы мы читали «Волшебную гору» Томаса Манна, вопрос о легких Ганса Касторпа не казался бы нам таким смехотворным.
Однако «отключить» («усыпить») свойство не значит его отменить. Потенциальные свойства всегда могут быть актуализованы по ходу чтения текста. Во всяком случае, оставаясь несущественными, они отнюдь не становятся несуществующими. Для рассматриваемого нами повествования несущественно, что у Рауля в жилах течет нормальная теплая кровь. Но если бы вдруг выяснилось, что кровь у него холодная, то читателю надо было бы перенастраивать свое сотворческое внимание и обращаться к другим интертекстуальным фреймам, к другому литературному жанру: не к комедии, а к готическому роману ужасов.
Для осуществления всех необходимых семантических экспликаций недостаточно сопоставить явленные семемы. Для актуализации дискурсивных структур необходим текстовой оператор: топик*.
0.6.3. Топики и изотопии* [ «ящичек» № 4]
И фреймы, и семемные представления основаны на процессах неограниченного семиозиса и поэтому требуют ответственного сотрудничества со стороны читателя, которому приходится решать, когда и где давать волю, а когда и где ставить предел процессу неограниченной интерпретации (il processo di interpretabilit`a illimitata). Семантическая энциклопедия потенциально бесконечна (или конечна, но неограниченна); именно поэтому неограничен и семиозис: с крайней периферии любой данной семемы можно дойти до центра любой другой семемы – и наоборот (см. также Модель Q в Теории, 2.12). Поскольку же любое утверждение содержит в себе любое другое утверждение (как показано в главе 7, посвященной Ч. Пирсу), то всякий текст может породить – посредством последовательного ряда интерпретаций и семантических экспликаций – любой другой текст. (Кстати, именно это происходит в интертекстуальных превращениях: история литературы – живое тому доказательство.)
Теперь мы должны понять, как и почему текст, сам по себе потенциально бесконечный, может порождать лишь те интерпретации, которые предусмотрены его собственной стратегией (Поль Валери вовсе не прав, утверждая, что «il n’y a pas de vrai sens d’un texte» [44] : мы видели, что даже наиболее «открытые» из экспериментальных текстов управляют процессами своей свободной интерпретации и предопределяют заранее «ходы» М-Читателя). В самом деле, «фрейм может содержать много деталей, предположение (supposition) о наличии которых вовсе не требуется данной конкретной ситуацией» (Winston, 1977, 180). И еще: «Кажется очевидным, что, когда я устраиваю вечеринку или читаю рассказ о вечеринке, я не должен актуализовать весь супермаркет только потому, что сбегал туда за орешками для моих гостей… Если топик – «покупка орешков для гостей»… то единственно релевантный аспект – это успешность акта реализации моей цели» (van Dijk, 1976b, 38).
44
У текста нет истинного смысла (фр.), т. е. нет такой «вещи», как «подлинный смысл» текста. // Цитата взята из эссе Поля Валери «Au sujet du Cimeti`ere Marin» («О [моем стихотворении] “Кладбище у моря”» (1933). Вот более широкий контекст этой цитаты: «… il n’y a pas de vrai sens d’un texte. Pas d’autorit'e de l’auteur. Quoi qu’il ait voulu dire, il a 'ecrit ce qu’il a 'ecrit. Une fois publi'e, un texte est comme un appareil dont chacun se peut servir `a sa guise et selon ses moyens: il n’est pas s^ur que le constructeur en use mieux qu’un autre» (Val'ery P. «Au sujet du Cimeti`ere Marin» // Vari'et'es, dans OEuvres I, Paris, Gallimard, coll. «Biblioth`eque de la Pl'eiade», 1957, p. 1507.). Ср. перевод В. В. Петрова: «Не существует истинного смысла текста. Нет самовластия автора. Что бы он ни хотел сказать, он написал то, что написал. Будучи опубликован, текст подобен устройству, которое каждый может использовать по своему усмотрению и сообразно своим возможностям. Нет никакой уверенности, что тот, кто выстроил текст, использует его лучше, чем кто-либо другой» (Петров В. В. Ареопагитский корпус как интертекстуальный проект // Философский журнал. 2015. Т. 8. № 2. С. 57).
Многие из кодов и субкодов, перечисленных в разделе 0.6.1, не относятся, строго говоря, именно к интерпретации текста. Они могут участвовать и в интерпретации отдельных лексем или предложений (за исключением, пожалуй, операций кореференции – см. раздел 0.6.1.2). Но даже на уровне простых предложений каждая из этих операций рискует оказаться неэффективной, как показывают многие примеры грамматических двусмысленностей: вне структуры определенного текста «зеленые бесцветные идеи» не могут ни существовать, ни «яростно спать» [45] , и мы не можем понять, что значит «flying planes» [46] .
45
Имеется в виду предложение, придуманное Н. Хомским: «Colorless green ideas sleep furiously» («Бесцветные зеленые идеи яростно спят»). См.: Хомский Н. Синтаксические структуры // Новое в лингвистике. Вып. II. М., 1962. С. 418.
46
Имеется в виду предложение «They are flying planes» (англ.) – грамматически правильное, но двусмысленное. Оно может быть переведено, по крайней мере, двояко: «Они – летающие самолеты»; «Они управляют самолетами».