Роль грешницы на бис
Шрифт:
«М-да, ну и влип ты, Кис…» – поздравил он сам себя.
Впрочем, ради придания себе бодрости можно и отметить, что действовал дебил вполне логично и предусмотрительно. Он хитроумно выбрал в качестве оружия яд, который сумел изготовить (или добыть) сам; он смастерил стреляющее устройство в клюке и додумался замаскироваться под слепого… В самом деле, как удобно! Черные очки – он сквозь них прекрасно видит, тогда как они значительно скрывают его лицо и острый, прицеливающийся взгляд… Очки служат броским опознавательным знаком для прохожих: «Слепой!» Эта яркая, казалось бы, примета превосходно отвлекает внимание: никто не разглядывает слепого, и никто не способен его потом описать – слепой, и все тут. Более того, слепой часто поднимает свою палку, чтобы нащупать дорогу –
Или…
А почему бы не допустить, что сволочи этой, гению великому, Сергеевскому то бишь, не пришло в голову солгать Алле? Он не хотел ребенка, он был категорически против его рождения, а потом вдруг странно подобрел и сторговался с женой о признании мальчика под ее обещание взяться немедленно за роль… И подобрел он, заметим, ровно после того, как договорился со знакомым врачом в той больнице, куда положили малыша с воспалением легких… И именно этот врач объявил актрисе о дебилизме ребенка! Но очень, очень не исключено, что «дебилизм» стал всего лишь результатом хорошего гонорара доктору за фальшивый диагноз!
Правда, потом диагноз подтвердило светило педиатрии. Но Сергеевский мог подкупить и его! Деньги всем нужны, а услуга знаменитому деятелю советского кино еще и льстила… Тем более что Сергеевский светилу наверняка не сказал, чей это ребенок, потому Алле и не позволил с ним ехать. Он отправился к светилу с няней Измайловой – вот небось ей мальчика и приписал…
Хотя нет, не вяжется. Няне, по словам свидетелей, в ту пору было в районе пятидесяти. Это нынче женщины осмелели да разленились: рожают поздно. А тогда это совсем исключалось: в пятьдесят наши женщины были давно бабушками… Ну так он небось и выдал малыша за внука няни!
Или…. Или еще проще: никакого второго врача, светила педиатрии, и в помине не было. А подкупил Сергеевский всего лишь няню. Подкупил или запугал, чтобы подтвердила, что слышала диагноз… В этом предположении одно смущало детектива: по словам Евдокии, няниной дочки, мать ее была глубоко благодарна актрисе за человеческое к себе отношение и помощь – неужто предала свою покровительницу?
Хотя… Хотя почему предала? Режиссер Сергеевский вполне мог поставить небольшую мизансцену перед ней! По свидетельству Аллы, ездили они к светилу педиатрии домой – во избежание повышенного внимания со стороны больничного персонала. Но разве согласился бы настоящий врач выдавать диагноз на дому, без проведения разных анализов? Сомнительно, сомнительно… Так где гарантии, что в некой квартире находился именно специалист по детской психиатрии, как представил его Сергеевский? А не какой-нибудь актеришка с заранее выученной ролью и диагнозом?
Как бы то ни было на самом деле – теперь уж не узнать, но сдается Кису, что Аллу гений ловко обвел вокруг пальца. Усыпил ее бдительность мнимой готовностью признать младенца, а затем выполнил задуманный план: убедил ее в дебилизме сына! Что было относительно нетрудно – в то время женщины за двадцать пять лет назывались изысканным словом «старородящие», и считалось, что у них высок риск родить урода или дебила… Сейчас, кажется, этот риск отсчитывается почти с сорока лет… Но тогда Алла легко поверила. Сергеевский винил ее в легкомыслии и безответственности: старая схема – «я тебя предупреждал! Я тебе говорил! Ты не послушалась! Ты виновата!»… Он ее просто задолбал – и комплекс вины тут как тут, не замедлил появиться… И дальше оказалось совсем легко сломать ее сопротивление и убедить, что от позора надо избавиться во что бы то ни стало! Для пущей же убедительности следовал ассортимент ужасов, которые ожидают «старородящую» мать дебила: «И все в твоем лице усмотрят признаки дебилизма, тем более что он на тебя похож». Браво, гений! Талант! Талантище просто!
Солгал Сергеевский, как пить дать солгал. Или в лучшем случае сильно преувеличил. Родовая травма
Ну что ж, коли так, попробуем ей следовать.
Кис следовал ей чуть не всю следующую ночь. Глаза слипались, мозги тоже, в горле першило от перекура, но он, кажется, сумел ответить на главный вопрос: зачем? Как он ни крутил всевозможные объяснения, а все выходило, что никакой корысти убивать випов у сына Измайловой не было. Отсюда получалось, что мотив мог быть только один: месть. Которой он возжаждал после прочтения дневника своей матери… Наверное, если бы Сергеевский был жив, именно им бы открывался список жертв, как им открывалась исповедь Измайловой в ее дневнике… Но он уже давно умер, и потому сын принялся за всех тех, кто пользовался щедростью гения, с легкостью предоставлявшего свою красавицу-жену в аренду сильным мира сего…
С другой стороны, нельзя не признать, что Алла права: не любовь к матери, которую он никогда не знал, им руководит и не желание отомстить за нее, за ее унижение: иначе бы он не покушался на саму актрису. Нет, он мстит не за мать – он мстит за то, что его бросили. Отдали в чужие руки, в которых ему, возможно, было совсем несладко? И виноваты, с его точки зрения, в этом как сама Измайлова, так и те мужчины, один из которых мог оказаться его отцом… Только Алла знает, только она уверена, что ребенок ее от мужа. И тут напрашивается вопрос: описала ли она всю историю с рождением ребенка в дневнике? Мог ли узнать о ней в подробностях убийца?
Уже вовсю сияло солнце, и на часах был полдень. Он позвонил Измайловой с вопросом.
– Нет, – ответила Алла. – Я остановилась после первых трех месяцев беременности, когда решила сохранить ребенка… Была в такой депрессии, что уже и дневник вести не могла. И потом я к дневнику долго не прикасалась, а когда стала вести заново, то уже ничего подобного тому, что вы прочитали, в нем не было. После того фильма многое изменилось. Пошли другие роли, другой уровень, в прессе обо мне заговорили как о серьезной драматической актрисе… Костина слава, как и моя, упрочилась настолько, что он мог уже не заискивать перед «меценатами», или, точнее, уже не так заискивать… Но главное не в этом. Главное – в том, что я окончательно разлюбила Костю. Все, что я сделала для него по его молчаливому принуждению, все, что я сделала из желания открыть ему глаза, потом из мести ему, потом из презрения к нему, – все это потеряло окончательно свой смысл: он мне стал глубоко безразличен. Настолько глубоко, что уже даже не хотелось показывать мое к нему презрение. Именно тогда я еще больше ушла в себя и в роли, но внешне – вот парадокс – наши отношения наладились… Смешно: когда человек становится окончательно безразличен, то и отношений с ним нет. Отношений нет – обид нет, ничего нет… Мы жили, как два командировочных в одном гостиничном номере. Вежливо и вполне ладно…
Стало быть, из дневников актрисы историю беременности, рождения и усыновления ребенка не почерпнешь, а побеседовать с актрисой на эту тему не удавалось еще никому. И сын не мог узнать, как его мать была обманута Сергеевским (скорее всего, его биологическим отцом), как была им принуждена расстаться с ребенком… Все, что ему известно, – это история падения звезды… Что он из нее понял? Какие расставил акценты? Укладывается ли в его ограниченном восприятии история пущенной на продажу любви – или для него откровения матери стали всего лишь историей о продажной женщине? Дополненной списком его потенциальных отцов?