Роман О Придурках
Шрифт:
Сидевшая ближе к солнечному свету и потому первой попавшая в поле нашего зрения сдобненькая Наташа, сладко зевнув, закрыла блаженно глаза и потянулась. Ост-рые грудки приятно натянули ткань легковесно-дешевенькой китайской блузки. Мысленно провела по со-скам влажным языком, застонала громко. Звуки собствен-ного голоса вернули ее в тесную каморку аспирантской братии. Оглянулась — не заметил ли кто ее фантазий, не повернулся ли недоуменно? Ну да, дождешься от них! Есть кому до нее дело! Это же не мужики, это аспиранты засу-шенные. Им через час в деревню уезжать на замеры, они прибежали готовность обеспечивать, приборы паковать. Ха! Пакуют! Леха сидит
Дверь каморки приоткрылась, влезла полулысая голова зашуганного дипломника.
— Шефа нет?
— Нет-нет, — успокоила его Наташа.
— Ты иди, мальчик, иди, — это Леха как бы блистает, а на самом деле достает всех — и своих и чужих — аспирант-ским остроумием.
Кайф сломали. Наталья выдохнула громко, отгоняя не пожелавший войти в нее со вчерашнего дня оргазм, и про-должила монотонно тыкать напряженным пальчиком в клавиатуру допотопного компьютера.
Скукотищ-ща!
Эти таблицы и графики уже в печенках сидят. Другие весь день ни хрена не делают, взять Оксанку, например. Только игрушки на уме, то ей в "тетрис"* хочется, то в "балду", то еще куда, а мне за всех отдувайся! Чайку с хо-лодным пивом попить некогда! Что-то и Юлька не идет.
Ни день, тоска одна, поболтать не с кем, язык размять не кому.
Мысли медленно перекатывались по стулу из одного полушария в другое. Наташа сильнее придавила их, поер-зала пышными булочками, чтобы сильно не трепыхались, и продолжила такую нудную научную, да к тому же еще и исследовательскую работу.
"Господи! Неужели до пенсии вот так мучаться? — чер-тыхнулось в утомленной голове. — Лучше бы я пошла в ментовку или на панель!"
Мысль эта произвела короткое замыкание. Яркая вспышка в глазах и программирующий голос: — "Во имя отца и сына и святага духа… Забыла, блудница, зачем ты здесь? Сейчас вот как наподдам кадилом! Будет тебе и ор-газм, и панель, и ментовская шинель на босу ногу!"
Счастливое детство, беззаботная юность, любящие обеспеченные родители, наконец, самый лучший колледж страны — все было у нее и для нее. Если бы не ошибка мо-лодости, разве сидела бы она здесь, в этом мягко говоря вонючем подвале, перед тем, что и компьютером назвать стыдно. Когда-то сэр Билл Гейтс* только заявлял о новин-ке, а она уже распаковывала коробки с этим чудом. Зря она тогда согласилась. Тюрьма на ее родине сто крат лучше свободы в этой стране. Вернуться теперь можно только по-сле выполнения задания. На сегодня она дала к плану два-дцать девять процентов. Минус пеня четыре с четвертью. Итого ей осталось… Скоро половина останется. Правда, пока еще большая половина. Но так легче думается и счи-тается. И сегодняшний день не так себе. Сегодня еще долю процента она наберет на свой счет, еще приблизит его, ко-торый этот, house.
Спина резко выпрямилась, дышать стало легко и сво-бодно, помещение наполнилось черт те откуда свалившим-ся теплым светом. Нежные пальчики ее резво запрыгали по мягким
ГРУППА ТЕРРОРИЗМА
А в это время на конспиративной квартире, умело за-маскированной под лабораторию экологии уже знакомых нам пещер, хрупкая и нежная аспирантка Юля, склонив голову набок, и от большого усердия чуть высунув похо-жий на возбужденный клитор язык, скрупулезно выполня-ла расчеты. Авторучка за авторучкой, лист за листом, тет-радь за тетрадью исписывались этой старательной аспи-ранткой с поразительной быстротой. Буквы и цифры у нее аккуратно вставали, и почти всегда на свои места. Во всем у Юльки был должный порядок.
А если мне здесь, — нахмурила бровь, — вместо уравне-ния Лагранжа, — задумалась на мгновение, — применить формулу Лейбница?! — почесала переносицу. — Это идея! — воскликнула радостно.
И вновь побежала рука по странице. Трудилась она вдохновенно, подобно художнику, создающему свои ше-девры и заранее осознающему, что он не может и в помыс-лах любой свой мазок назвать рядовым. Так и только так Юля колдовала над любой, самой незаметной формулой. Пролетел еще один стремительный час, и вот поставлена точка.
— Юля! На сегодня все! — приказала она себе.
Спина так затекла, что встать с первой попытки не по-лучилось.
"Сгруппироваться!" — вонзился в мозг сигнал.
Девушка напрягла мышцы, закрыла глаза и задержала дыхание. Неудержимой молнией хрупкое тело ее сорва-лось со стула. Гибкой змейкой описав в воздухе замысло-ватую дугу, приземлилась Юля возле шкафа и дважды ру-банула воздух свистящими кулаками.
— У-ф-ф, — выдохнула громко и превратилась в худень-кую черноволосую Юльку, более похожую на неощипан-ную студентку первого курса, чем на аспирантку смер-тельного второго года обучения.
В желудке тихо заурчал проглоченный вчера моторчик.
— Так и язву себе заработать можно, — подумала она и посмотрела на часы. — Господи, половина шестого, а я и не заметила, как день пролетел! Все! Завтра специально при-ду попозже, а то с восьми часов торчишь здесь каждый день, и никто спасибо не скажет. Надо и о себе немного думать! Мое здоровье, это не только мое здоровье. Это, в первую очередь, здоровье моей любимой угнетенной ро-дины. Отлежаться, отоспаться, и не трепыхаться! Это при-каз!
Взяла со стула неприметную сумку, оборудованную двадцатью восемью потайными карманами, из которых Юлька нашла пока и открыла только шесть штук, сложила в нее рабочие тетради. На столе под стеклом фотография, с которой на нее весело смотрят их мальчишки. Ей стало больно и стыдно, что за весь день о них даже не вспомни-ла.
— Вот жаба я! Себя не забыла, пожалела. А пацанам ка-ково?! Весь день мотаются по деревням, замеры делают, и на меня, между прочим, на мою диссертацию тоже пашут! — Явственно представив картину рабского, местами изну-рительного труда Лехи и Васьки в окрестных деревнях, Юля разрыдалась от переполнившей ее жалости.