Роман с куклой
Шрифт:
Митя слушал его, почти не дыша, и от неприятного предчувствия у него сжималось сердце.
– Конечно, образование для девушки не главное, мы не собирались делать из нашей дочери синий чулок – этакую стриженую суфражистку в очках и с сигаретой во рту, требующую для себя особых прав… – Петр Глебович усмехнулся. – Но некие знания, определенные представления о мире должны быть у каждого человека. Хотя бы минимум из возможного! – поднял он вверх палец.
– Как я понимаю, вы считаете меня виновником перемен,
– При чем тут вы… – с досадой воскликнул Венедиктов. – Нет, вы, Дмитрий, конечно, очень даже при чем, но на вашем месте мог быть любой другой юноша. Моей дочери пришло время влюбиться, и она влюбилась! И, как я понимаю, вы с ней уже строите какие-то планы на будущее?
– Да.
– О, какая похвальная честность… Но сколько людей испортили себе жизнь подобными планами! Щенячья наивность, которая сродни безумию…
– Петр Глебович, я не позволю оскорблять себя, – вспыхнув, перебил его Митя.
– О, простите, я слишком резок… Но у меня есть опыт, который позволяет мне делать подобные суждения. – Он снова вытащил из кармана часы – и снова нежный мелодичный звон заполнил комнату. – В браке романтика заканчивается, начинаются суровые будни. Скажите, какие у вас перспективы в будущем?
– Через год я заканчиваю Александровское училище, буду служить в полку…
– В каком, позвольте спросить?
– Этого пока еще никто не знает. Распределение будет происходить после экзаменов, – мрачно произнес Митя.
– Что не в столице и не в Москве – это точно. И будет совсем неплохо, если местом вашей службы окажется какой-нибудь крупный губернский город в центральной части России… Но Российская империя огромна! Я наводил справки о вас – вы небогаты, вы не гений военного дела (Кутузов или Суворов вряд ли из вас получится). Вы обычный человек, очень старательный и порядочный, но не из тех, кто хватает звезды с неба. У вас нет связей, нет влиятельных родственников, которые бы за вас похлопотали. Скорее всего, вы будете служить в какой-нибудь Тмутаракани.
– Я люблю Соню, я собираюсь делать карьеру…
– Но сколько лет пройдет, прежде чем вы чего-то добьетесь! – перебил его Венедиктов. – И что же, вы хотите, чтобы все это время моя дочь сопровождала вас, чтобы она жила черт знает где и черт знает как?..
– Я сделаю все, чтобы Соня…
– Да вы ее возненавидите через год такой жизни, вам надоест из себя жилы тянуть! И потом, как я уже упомянул, вы, Дмитрий, слишком порядочны и слишком старательны, чтобы делать карьеру. У вас есть только один шанс – война. Да, если случится война, вы гораздо быстрее добьетесь своего. Но тут есть один минус – вас могут убить…
– Значит, вы не желаете, чтобы я встречался с Соней?..
– А вы и не сможете с ней встречаться. Первое время я смотрел на ваши визиты сквозь пальцы… Она так умоляла принять вас! Но теперь все решено – я перевожу Соню из гимназии в закрытый пансион. Для ее же блага. И теперь даже мы, ее родители, нечасто сможем видеть ее.
Митя стоял перед ним, испытывая и раздражение, и ужас одновременно.
– Так нельзя… – с трудом выдавил он из себя. – Это бесчеловечно, в конце концов!
– Она потом скажет нам спасибо. Она поплачет, но очень быстро забудет вас – уж такова женская сущность. Можете поверить мне, доктору, всю жизнь имевшему дело со слабым полом.
– Можно мне с ней проститься? – наконец, справившись с собой, сухо спросил Митя.
– Да, конечно! – с готовностью согласился Венедиктов. – Только постарайтесь сделать это с наименьшими для ее психики потерями. Если вы действительно любите Соню…
Митя медленно вышел из кабинета. Смесь ярости и отчаяния – вот что сейчас владело им, но вместе с тем он чувствовал в словах Венедиктова какую-то странную правду. Если бы он любил Соню чуть меньше, то согласился бы с ее отцом – рай в шалаше невозможен. «Но мне не надо рая. Мне нужно только одно – чтобы она была рядом».
– …Ну, что? – кинулась к нему Соня. – Что тебе сказал папа?
Митя коротко, очень скупо пересказал ей все.
– Что, он собирается отдать меня в закрытый пансион?! – В ее темно-зеленых глазах заблестели слезы.
– Соня, не надо. – Митя осторожно взял ее за руку. – Давай сделаем так: с отцом ты не будешь спорить, но летом снова поедешь к Бобровым на дачу. И там мы все как следует обсудим… Отец ведь отпустит тебя к ним?
– Да… К ним – да!
– Значит, встретимся там.
– Летом?
– Летом.
За окном летал первый снег, накрывая сад, еще кое-где зеленый, белым покрывалом. Ива стояла у окна и смотрела, как зима хозяйничает у нее во дворе.
– Так и жизнь пройдет – не заметишь… – пробормотала она.
Ее было не по себе оттого, что осень столь быстро сменила лето, промелькнула оранжевым сном, и вот уже – начался декабрь. А все остальное так и осталось в прежнем виде…
Раздался звонок.
– Ива, открой – это я, Толик! – раздался голос, искаженный переговорным устройством.
Ива нажала кнопку, открывающую ворота. Через несколько мгновений увидела в окне Прахова, шагающего по засыпанной порошистым снегом дорожке, и, как всегда, испытала это непонятное, горькое чувство тоски, настоявшейся на раздражении и жалости. Поистине не тот напиток, чтобы употреблять его каждый день! Но в последнее время Толик Прахов зачастил в этот дом.
Ива встретила его в прихожей, сдержанно поцеловала в щеку.
– Здравствуй, Толик… Чаю хочешь?
– Да, пожалуй… На улице собачий холод!