Роман с небоскребом
Шрифт:
– Вы же понимаете, это совсем недорого, практически даром, – убеждала Клара, – мы могли бы заключить договора на оптовые поставки и сами получить огромные деньги. Но мы хотим дать возможность заработать вам, хорошим людям, нашим соотечественникам, которых государство бросило на произвол судьбы. – Клара сделала патетический жест в нашу сторону, и я подумала, что в ней умерла великолепная актриса – так она была убедительна со своим страстным монологом. – А для тех, кто готов рискнуть, мы предлагаем акции самой фабрики. – Клара потрясла в воздухе мутно-синей бумажкой с печатями, – естественно, их немного, и потому предложение не просто уникально, а суперуникально и супервыгодно. Номинальная стоимость каждой – пятьсот долларов. Гарантирую, через год, когда наши
Кто-то сдержанно ахнул.
Клара подбоченилась и выдержала победную паузу. По присутствующим пробежал взволнованный шепоток.
– Мошенничество это, разве вы не видите?! – вскочив со стула, гневно и пронзительно выкрикнула худенькая женщина в линялом пуховике. – И еще хватило совести столько людей созвать, работу обещать! Аферисты! Бумажками липовыми по пятьсот долларов торговать, надо ж такое придумать!
Женщина огляделась по сторонам в поисках поддержки, но остальные настороженно молчали. Клара изобразила снисходительную улыбку и развела руками, мол, не желают люди верить в добро…
– Овцы глупые, дурят вас, а вы молчите! А в пузырьках небось мел толченый… – презрительно обронила женщина, протискиваясь между рядами к выходу.
Оставшиеся загудели, мгновенно разделились на два лагеря. Одни говорили, что Клара с новоявленным супругом обычные пирамидчики, каковых развелось немерено, и что покупать сомнительные снадобья, чтобы после впаривать их больным людям, – преступление. Другие вертели пущенные по рядам копии сертификатов качества и рассуждали, что, возможно, стоит попробовать – двадцать долларов не великие деньги…
– Пойдемте, – сказала я, поднимаясь.
Папа мрачно процедил:
– Зря только рубашку измял. Лучше бы на рынок съездил…
– Ну, что решили? – подскочила Клара.
– Мы думали, что ты по-родственному нормальное дело предложишь, – сердито выговорила мама, – могла бы по телефону сказать, мы бы время впустую не тратили.
– Как это «впустую»? – взвизгнула Клара. – Надежное дело предлагаю! – И, понизив голос, добавила: – Вам, как своим, дешевле сделаю. Вот поедет Санька к мужниной родне, возьмет с собой товар, язык у нее хорошо подвешен, люди в провинции простые, их уболтать легко…
– Спасибо, но мне еще туда не один раз придется вернуться, – остановила я поток Клариного красноречия. – Уж если я захочу там торговать, возьму товар на складе – майки, шортики… А таблетки ваши сомнительные сами кушайте, на здоровье. Или Глебу дайте, пусть он продает. Вместе с акциями. Надо же такое придумать – фабрика в Германии! Это же шарлатанство. Что, если люди в самом деле поверят в чудо-лекарство и станут ждать исцеления, которого не будет?
– Позитивный настрой – великая вещь, – возразила Клара. – И никакое это не мошенничество. Таблетки очень хорошие, я сама их пью для очищения организма. И чувствую себя намного лучше. А вообще, – она неодобрительно покачала головой, – удивляюсь тебе, Саня. Ты мне казалась весьма практичной девушкой. Ладно родители – люди старой формации, не могут перестроиться, но ты-то молодая, крутиться должна… Деньги же сами в руки текут, а вы брать не хотите…
– Вообще-то я никому ничего не должна, – заметила я.
– Клара, извини, мы не станем этим заниматься, – вмешалась мама. – Ты права: мы люди старой формации, совки, как теперь говорят. Мы не станем обманывать людей. И Саня не станет. Потому что у нас есть такое понятие, как совесть, которое у тебя, по всей видимости, отсутствует.
Я даже рот раскрыла. Не ожидала такого от мамы, но была готова аплодировать.
– Как угодно, – сухо обронила Клара. – Я искренне хотела помочь.
– Уже уходите? – встрял подобравшийся Руслан. – Что так? – И обаятельно разулыбался, видимо решив понравиться родственникам супруги.
– Да, – сказала я, вежливо улыбнувшись в ответ, – предложения тети Клары нам не подходят. Мы слишком отсталые для вашего бизнеса.
– Нам нужен секретарь в офис, – вспомнил Руслан, – Кларочка говорила, что вы учитель русского
Клара стрельнула в него недовольным взглядом исподлобья, и Руслан, смешавшись, примолк.
– Спасибо, – ответила я, – мне хватает.
Очутившись на улице, папа стянул галстук и, пока шли до автобусной остановки, громко бранился, называл Клару аферисткой и стервой. Мама угнетенно молчала. Все-таки Клара оставалась ее двоюродной сестрой. А потом проговорила:
– И где она нашла этого Руслана?
– Такие, как он, сами дур вроде Клары находят, – резко ответил папа. – Альфонсами называются. – И презрительно хмыкнул под нос: – Директор…
«Хотели как лучше, получилось как всегда…»
Очередная денежная реформа грянула в июле – в разгар сезона отпусков. На очередной обмен рублей выделили, как водится, всего три дня, установив тридцатитысячный предел.
Снова началась паника. Люди прерывали отдых и штурмовали вокзалы и аэропорты, чтобы вернуться домой и добраться до заначек. Как в подзабытые времена, в магазинах сметалось абсолютно все – от норковых шуб до гуталина и спичек. Вскоре прилавки зазияли угрожающей пустотой, напоминая о дореформенном прошлом. Неожиданно доведенное до отчаяния покорное бессловесное стадо превратилось в свирепую толпу, готовую ломать и крушить все на своем пути, невзирая на милицейские кордоны и водометы. Банки брали штурмом, били стекла, ломали двери. Перепуганные банковские клерки отказывались выходить на работу: путь в здание пролегал через строй разъяренных вкладчиков, для которых несчастные операционистки нередко становились объектами для вымещения злобы. Даже обычно спокойный папа ругался и рвался в бой, и только мамины увещевания и напоминания о том, что доллары не трогают, а мы вовремя подсуетились, удержали его от участия в акциях протеста. Казалось, еще шаг, и разразится новый великий бунт, бессмысленный и беспощадный…
Сроки обмена срочно продлили, сумму увеличили до ста тысяч, людям публично принесли извинения. Страсти поутихли, но напряженность осталась, вылилась в неприязнь к рублю. Страна негласно перешла на доллары. То бишь ценники в магазинах добросовестно обозначались в рублях, но в загашнике каждого россиянина хранились «баксы» – зеленые бумажки с портретами американских президентов. По мере необходимости баксы менялись на рубли в банках или появившихся в каждой подворотне обменных пунктах, где курс был более выгодным, но возрастал риск быть ограбленным, обсчитанным, отоваренным фальшивками. Мы с Сережкой заприметили пару приличных обменников, в которых хороший курс сочетался с относительной безопасностью конвертации. На случай самообороны Сережка приобрел у рэкетира Славы газовый пистолет, как две капли воды похожий на настоящий, особенно в полумраке или из окна автомобиля. Лихие девяностые набирали обороты, и мы старались не отставать, чтобы не быть сметенными их безумным вихрем.
Нам пишут из Оттавы…
Осенью Сергей и Вадик защитились.
К тому времени Сережка с изумлением обнаружил, что в веселой разношерстной компании автомобилистов ему подчас легче и комфортнее, чем в депрессивных стенах Академии наук, где поселился дух уныния и отчаяния, а разговоры велись не об исследованиях и статьях, а о ценах и способах выживания. Ему больно было видеть, как старенькие профессора с известными миру именами после работы неумело ковыряются на своих трех институтских сотках, чтобы собрать немудрящий урожай морковки и картошки, и потом везут в залатанных мешках на развалюшном академическом автобусе в московские квартиры. Как на праздновании очередной защиты вместо былой аренды зала в ресторане кучковались на квартире завлаба, закупалось дешевое вино, разводился водой медицинский спирт, а в качестве закуски выкладывались дешевая карамель и яблоки из дачного сада. Как потом завлаб писал слезные письма иностранным партнерам с предложением выступить спонсорами в проекте, который практически готов, но будет заморожен за недостатком финансирования.