Роман в утешение. Книга первая
Шрифт:
Я устало заметила:
– Было бы хорошо, если бы мы вообще никогда не встречались.
Он измученно посмотрел в окно на угрожающе потемневшее небо.
– Не знаю. Понимаю только одно – меня к тебе тянуло так, что я едва отдавал себе отчет в своих действиях. В то наше лето ты старалась держать меня на расстоянии, почти не шла на контакты. – Он вопросительно посмотрел на меня, ожидая объяснений.
– Просто я предчувствовала, что ничего хорошего из нашего сближения не получится.
Он с откровенной горечью признался:
– Я был зеленым юнцом. Не по годам, а по своему
Я горько вздохнула.
– Но ты никогда не говорил мне об этом. Ты хоть представляешь, что пережила я, зная, что из-за меня ты отказался от всего, чего желал? Я ведь чувствовала себя последней стервой, потому что не дала тебе стать тем, кем ты планировал.
Георгий посмотрел на меня с неподдельным изумлением.
– Ты же так радовалась свадьбе и рождению детей, да и потом никогда мне ни о чем не говорила, я и подумать не мог, что тебя что-то не устраивало!
Я только плечами пожала, удивляясь его наивности. Или ненаблюдательности?
– А тебя не удивляло, почему я никогда и ни на что не жаловалась? Ты же знаешь мою мать – стоило дать малейшую слабинку, и она норовила тебя пнуть посильнее по самому больному месту. Поэтому я никогда не показывала, как мне больно. А мне часто бывало очень больно. Ты же за всю нашу совместную жизнь ни разу не сказал мне о любви добровольно, только тогда, когда я это выпрашивала. Так сказать, снисходил до меня.
Он грустно признался, на этот раз не заботясь о логике:
– Пойми, я любил тебя так жестоко, что считал свою любовь патологической зависимостью, несопоставимой с твоим чувством. Я принимал твою любовь, в которой ты мне постоянно с девическим энтузиазмом признавалась, за глуповатую подростковую влюбленность. Но я тебя не винил – просто тебе не с чем было сравнивать, вот ты и считала, что любишь меня. Да и обстановочка в твоей семье была такая, что воспринимала ты меня как благородного рыцаря на белом коне, совершенно не видя меня самого. Обычного человека с обычными чувствами. Я всё ждал, когда же ты повзрослеешь, но не мог дождаться. Мне казалось, что ты просто бабочка, которой всё равно, на каком цветке сидеть. Я не понимал, что нам нужно было обо всем откровенно поговорить.
Отрицающе взмахнув рукой, я цинично уточнила:
– И что бы изменил откровенный разговор? Если бы я вновь сказала, что люблю тебя, ты всё равно бы решил, что это всего-то юношеская увлеченность глуповатого мотылька, и не более того.
Георгий сердито вцепился в свои волосы.
– Это моя дурь, признаю. Но тогда-то я этого не знал и мучился. Но когда увидел твои горестные глаза в то злосчастное утро, вдруг понял, что никогда и не видел тебя настоящую. И что твои слова о любви истинны, и ты меня действительно любишь. Я ужаснулся тому, что натворил, и решил по возможности всё исправить. Но, вернувшись вечером домой, тебя уже не застал. Такого оборота я и предположить не мог.
Продолжать
– А потом ты приехала. Внезапно. Мне позвонила соседка и я примчался, будто за мной гналась стая волков, ужасно боялся опоздать. А приехав, вместо того, чтобы поговорить обо всем откровенно, сказать тебе о своей любви, испугался за свое реноме и начал пороть чушь. Единственное мое оправдание в том, что я действительно хотел начать всё сначала, и изо дня в день доказывать тебе свою любовь, а не прятать ее, как делал все эти годы. Клянусь, я залечил бы все нанесенные мной раны. И мы были бы счастливы.
А вот в это я не верила. К тому памятному разговору я уже стала другим человеком. Хотя не знаю, возможно, если бы в ту встречу он сказал мне всё откровенно, я бы и осталась. Еще свежи были воспоминания о том, как хорошо мне было с ним, еще Роман не показал мне, как огромен и интересен мир, и, вполне возможно, я смогла бы вспомнить, каково это – любить его.
Георгий с надеждой смотрел в мое пасмурное лицо. Но оправдать его надежды мне было нечем. Но нужно было как-то объяснить свое нежелание, и я через силу произнесла:
– Я всю жизнь отчаянно старалась заслужить твою любовь, Георгий. Пыталась доказать, что ты ничего не потерял, женившись на мне. И любила тебя безоглядно. А ты, как выяснилось, принимал меня за глупенькую пустышку, не умеющую любить. И, главное, не умеющую оценить твою великую любовь.
Георгий передернулся, но промолчал, впившись мне в лицо остановившимся взглядом. Немного помедлив, я с горечью добавила:
– Мне жаль бездарно прожитых с тобой лет. – Это было неправдой, но мне хотелось ударить его так же больно, как он меня в то ужасное утро. – Но теперь я знаю, как нужно жить. Я буду жить так, чтобы нравиться себе. Не своим родителям, не твоим, не детям, а только себе!
Из этого перечня Георгий был исключен априори, и мучительно сглотнул, уяснив это. Отвернувшись от него, я болезненно стянула на груди теплую кофту и устало попросила:
– А теперь, будь добр, уезжай!
Он опустил голову, молча принимая наказание. Но, подчиняясь неодолимому внутреннему импульсу, с натугой спросил:
– Что, Пронин оказался лучше меня во всех отношениях?
Сама не знаю почему, я стыдливо склонила голову. Оправдываться не хотелось, а говорить с достоинством в такой ситуации было невозможно. Не дождавшись ответа, Георгий с горечью сказал:
– Конечно, возможностей при жизни с олигархом куда больше, чем со мной.
Я снова промолчала, и он уже с сердитыми нотками в голосе спросил:
– Но почему ты хотя бы не вышла ко мне в Рублевке, когда я приехал за тобой? Для чего было подвергать меня подобному унижению?
Я не подвергала его никаким унижениям, но Роман вполне мог подтасовать факты. Нахмурившись, попросила уточнить:
– Что ты имеешь в виду?
– Пронин заявил, что ты не хочешь меня видеть и просишь уехать. А когда я потребовал, чтобы ты вышла, вы просто уселись в вертолет и улетели.