Россия и Германия: вместе или порознь?
Шрифт:
Это не моя выдумка, читатель, а цитата из седьмого номера журнала «Социалистическая реконструкция сельского хозяйства» как раз за 1933 год.
И вот тут пришла засуха. Недород.
Особенно на Украине стихии помогли хатаевичи — ведь это был удобный повод вызвать недовольство Сталиным. Все, что ослабляло Сталина, было выгодно Троцкому, даже если это ослабляло СССР.
А кроме троцкистов были выжидающие своего шанса эсеры, монархисты, белогвардейцы, националисты, просто саботажники и как ни странно, действительно агенты иностранных разведок.
Монархическая
18 апреля она же повторила: «Нужно что-то делать сейчас, не откладывая, желать хоть конца мира, только чтобы уничтожить большевиков».
Такое вот «возрождение» готовила нам эмиграция. А в самой стране тогда еще хватало ее единомышленников и прямых порученцев. Стервятники по натуре, они тут же слетались на поле смерти.
Ведь еще во времена голода в Поволжье 1921 года член кадетского «Всероссийского комитета помощи голодающим» (известного еще как «Прокукиш» по имени его руководителей Прокоповича-Кусковой-Кишкина) Булгаков в своем дневнике писал: «И мы, и голод — это средство политической борьбы».
Тогда им удавалось действовать открыто. Теперь они действовали тайно. Но действовали.
Однако основная причина была, все же, в недороде. Люди пухли, ели лебеду и умирали. Умерли тогда миллионы. И тут опять не обошлось без природной безнравственности «природных интеллигентов». Трагедией спекулировали тогда, спекулируют и поныне.
Английский ученый Виткрофт изучил эти годы пристально и пришел к выводу: просчеты коллективизации и голод 1933-го унесли около трех миллионов жизней. Это уже очень много. И это, очевидно, и есть истинная цена, заплаченная напоследок русским народом за былую социальную инертность, за темноту и отсталость.
Но «тельцы мнози тучны», помянутые Сталиным, искажают историческую правду, перемалывают ее своими крепкими зубами в труху, и цифры растут, как гора навоза: 9 миллионов, 18 миллионов, 20 миллионов «загубленных и репрессированных».
Вначале Стивен Розфилд, потом Роберт Конквест.
И черт ли для русского интеллигента в том, что по «статистике» Конквеста получается, что к концу 1937 года в СССР за решеткой (не считая уголовников) был якобы каждый четвертый мужчина, а в городах каждый второй.
Так кто же тогда срывал распустившиеся «в парке Чаир» розы для юных и не очень юных подруг? Кто обеспечивал постоянно растущую рождаемость?
Бирмингемец Виткрофт назвал свою работу «Еще одна клюква Стивена Розфилда», а «отечественное интеллигентское болото», которое высмеивал молодой русский грузин в серой шинели в 1917-м, жадно набрасывается на эту «клюкву» и заглатывает ее, не морщась.
И объявляют раскулаченного (несправедливо ли, справедливо ли раскулаченного) фигурой с «типичной
Интеллигенция высокомерно объявляла сама себя совестью нации, но на самом деле та ее часть, которая была враждебна новой власти, оказывалась лишь сгустком народного политического невежества.
Русский народ — народ крестьянский. А русского крестьянина веками отучали быть хозяином своей судьбы. И вот теперь, когда Сталин и большевики эту привычку ломали, слишком многие держались за нее по привычке к привычному. Хотя за старым стояли невежество, голод, иностранная кабала, гибель и смерть...
В грузинской газете «Иверия» в номере за 25 декабря 1895 года было опубликовано стихотворение 16-летнего семинариста из Тифлисской духовной семинарии Coco Джугашвили:
«Ходил он от дома к дому, Стучась у чужих дверей, Со старым дубовым пандури, С нехитрою песней своей.
А в песне его, а в песне, Как солнечный блеск, чиста, Звучала великая правда, Возвышенная мечта.
Сердца, превращенные в камень, Заставить биться сумел, У многих будил он разум, Дремавший в глубокой тьме.
Но вместо величья и славы Люди его земли Отверженному отраву В чаше преподнесли.
Сказали ему: «Проклятый, Пей, осуши до дна... И песня твоя чужда нам, И правда твоя не нужна!»...
Это стихотворение цитируют все чаще различные авторы, но ведь без него и действительно нельзя рассказывать о Сталине честно. Разве не так, уважаемый мой читатель?
«Наплюй, батя, на глаз — у нас теперь аршин есть!», — говаривал молодой плотник старому. А что —- совет дельный!
Мемуарист может ошибиться, историк — соврать, а вот цифры... Хотя и считается, что ложь, большая ложь, метеопрогнозы и статистика стоят в одном ряду, хотя и есть на свете «статистика» розфилдов и конквестов, но лучше всего о том, как жила и чем была занята страна, рассказывают, все же, бесспорные цифры. К ним и обратимся...
В том самом 1913 году, от которого давно «пляшет» вся статистика и который считается пиком достижений царской России, жилой фонд страны составлял 180 миллионов квадратных метров.
Реальной жилищной нормой в городах для рабочего люда была норма тогдашнего армейского карцера — полторы квадратных сажени или две кубических.
Квартиру в Питере имело 28 процентов рабочих семей, комнату — 17 процентов, полкомнаты — 46. Еще пять процентов «имели» «углы».
Высококвалифицированный питерский (по тем временам, не забудем, — столичный) рабочий подчас мог позволить себе снимать квартиру, получше некоторых нынешних профессорских. Да, было такое...