Россия и русские в современном мире
Шрифт:
Пока тезис, гласящий, что «природные ресурсы планеты должны принадлежать всему человечеству, а пользование ими должно быть под глобальным контролем», не набрал силу и «демократический прогресс» новой отрасли международного права – экологического права – не создал юридического механизма глобального контроля над ресурсами, Россия обязана сосредоточиться на выработке стратегии ресурсной безопасности, сделав ее инструментом развития, демографического восстановления, защиты национальной безопасности.
От Балтики до Черного моря
Россия, СНГ и Запад: геополитический и историко-философский аспект
Отрывок из книги Н.А.Нарочницкой «Россия и русские в мировой истории». Глава была написана в 1998 г.
Когда в декабре 1991 года был упразднен СССР и на его обломках провозглашено Содружество Независимых Государств, лишь З.Бжезинский с присущей ему откровенностью заявил, что произошло крушение исторической Российской государственности. Сегодня очевидно, что процессы на ее геополитическом пространстве, соединяющем многие
Анализ проявившихся тенденций, вскрытие глубинных причин неадекватности СНГ требованиям времени и обстановки позволяет определить те реальные международнополитические и духовные условия, в которых приходится осуществлять главную геостратегическую задачу нынешнего Российского государства: сохранить геополитический облик ареала исторического государства Российского, воспрепятствовать кардинальной опасной переориентации новых государств на иных недружественных партнеров, устранить соблазн для третьих стран превратить территории исторического государства Российского в свои сферы влияния, противоречащие интересам России.
Очевидно, что параметры нынешнего состояния СНГ и направление его динамики есть следствие как внутренних, так и внешних факторов, и неотделимы как от обстоятельств ликвидации СССР и его «трансформации», так и от общего течения мировой политики, начиная с середины 80-х годов. Потенциал и будущее СНГ, как и его отдельных членов и перспективы взаимоотношений между ними, можно анализировать реалистически лишь в самом широком контексте. Такой панорамный взгляд на насыщенный событиями и идеями период мировой истории на пороге третьего тысячелетия может расширить парадигму оценки будущего.
Исторический и внешний контекст провозглашения СНГ на месте геополитического пространства исторической России, существовавшего в ХХ веке в форме СССР, во многом определил его аморфное будущее. Создание СНГ объявлялось и многими воспринималось гарантией от конфликтов и хаоса, а также представлялось, по меньшей мере, в качестве действенного, соответствующего духу эпохи инструмента сохранения существовавших «многовековых» связей между народами. Немногие осмеливались открыто признавать, что распад СССР порождал конгломерат не всегда дружественных, нередко соперничающих и даже враждующих квазигосударств, ни одно из которых не имело ни бесспорных территории и границ, ни однородного и единодушного населения, ни стабильных государственных институтов, гарантировавших бы от экстремизма вовне и внутри расколотых обществ. Ни одна республика не являлась продуктом самостоятельного исторического развития в основополагающих государственных категориях: территория, нация, государство. Практически все субъекты социалистической федерации никогда не имели бы ни той территории, ни тех границ, а некоторые вообще прекратили бы свое национальное существование, если бы странствовали по мировой истории самостоятельно.
Принято считать, что распад СССР был неизбежен, и такой точки зрения придерживаются не только те, кто считали его «тюрьмой народов» или «последним из вымирающих видов – реликтом – многонациональной империей», как выразился эксперт по проблемам межнациональных отношений в СССР М. Мандельбаум в альманахе, выпущенном американским Советом по внешним сношениям в предверии распада СССР. Однако в этом же сборнике А.Мотыль замечает, что «вопреки широко распространенному убеждению, народы Советского Союза вовсе не столько сами пробуждаются, как их пробуждают. Они самоутверждаются вплоть до требования независимости потому, что к этому их принудила перестройка. По иронии, не кто иной, как Михаил Сергеевич Горбачев, доморощенный пролетарский интернационалист par exellence, должен считаться отцом национализма в СССР».Россия в новых геополитических реальностях
Одна из главных целей сегодняшнего передела мира – контроль над природными ресурсами и геостратегическими и военно-морскими путями к ним – за это ведутся войны современности. В этом процессе важнейшую роль играет оттеснение России на северо-восток Евразии от одного из главных коммуникационных подступов к центру мировых ресурсов – Средиземноморско-Черноморско – Каспийского региона. Он составляет северную границу Мирового энергетического или углеводородного эллипса, обнимающего Аравийский полуостров, Ирак и Иран, Персидский залив, Северный Иран, российское Предкавказье, замыкаясь в Афганистане. Конечная цель сегодняшнего передела мира – оттеснение России от одного из главных коммуникационных центров сегодняшнего мира, мира, где главное – ресурсы.
Южная кривая, начинаясь от того же Средиземного моря и Проливов, призвана соединить англосаксонские позиции в Турции через Персидский залив с Пакистаном и замыкается опять в Афганистане. Афганистан вышел из-под контроля, Ирак был препятствием, и их уничтожили. Скоро наступит черед Ирана.
Заметим, что северная граница этого эллиптического региона примыкает к Украине, Молдове, Кавказу и Закавказью. Это объясняет стратегию втягивания в атлантическую орбиту территорий от Балтики до Черного моря, истерическую травлю Белоруссии – недостающей части выкладываемой мозаики, борьбу за окончательное вытеснение России из Крыма, придание чеченскому уголовному мятежу ореола национально-освободительного движения и, наконец, вовлечение Грузии в американскую орбиту.
Задача масштабнейшей евразийской стратегии Вашингтона – обеспечить себе решающий контроль над мировым углеводородным эллипсом и необратимо отстранить от участия в регулировании пользования этими ресурсами все потенциальные и существующие центры силы, которые находятся в более выгодном географическом положении по отношению к этому региону.
Нетрудно ожидать в регионе попытку реконструировать пакт СЕНТО – Организацию Центрального договора под модным названием вроде «пакта стабильности». Вспомним, что начинался он с Багдадского пакта. Эта конфигурация призвана связать в единую цепь стратегические точки на линии: Средиземноморье – Малая Азия – Персидский залив – Пакистан, что возможно только с Ираком и
Кувейтом – Месопотамией, вожделенным призом, к которому Британия стремилась в Первой мировой войне (соглашение Сайкса – Пико) и куда она за столетие многократно входила с войсками и базами. Ирак – современный Карфаген Персидского залива – должен был быть разрушен! Только тогда «четвертый Рим» овладеет огромным евразийским эллипсом.
Заклинания об окончании «холодной войны» на этом фоне вызывают скепсис. Ее интерпретация – чистый продукт идеологии. Серьезная западная историография уже признает искаженность восприятия этого периода, указывая на волнообразные колебания интерпретаций как в русле антисоветизма, так и антиамериканизма. Наконец, появилось и признание ранее скрываемой «британской» версии, в которой холодная война имела одной из задач растворение Германии, которую вместе с антигерманским импульсом «бережно» передали британцы Америке, научив ее своему классическому видению европейского миропорядка.
Однако рискнем вообще опрокинуть постановку вопроса о «холодной войне» как об анахронизме и подвергнем сомнению саму парадигму мышления, в которой этот период представляется невиданным и более ужасным, чем ранее известные.
Международные отношения ХХ века, включая сегодняшнюю эру демократии, отличаются от «имперского» прошлого двумя лишь основными чертами – невиданной идеологизацией и неаристократической грубостью. Новое также и в чаяниях «демоса», слепо уверенного в своей мнимой «кратии», хотя за спиной охлоса судьбами мира вершит олигархия. Социальная психология отражает жажду идеальной модели, веры в прогресс и хилиастический мир. Человечество, забывшее о мире с Богом и о своей греховности, ожидает горизонтального мира между людьми и государствами и, не находя этого, ищет «жертву отпущения», чтобы снять с себя ответственность за грехи мира. Поскольку в качестве цели внешней политики и международной дипломатии уже давно выставляются не национальные интересы, а «счастие человечества», «вечный мир», «демократия», соперник становится врагом человечества. Сущность проблем и противоречий международных отношений периода «холодной войны» повторяла геополитические константы и историко-культурные тяготения прошлого. Ни Корейская война, ни вторжение США на Кубу, ни ввод советских войск в Венгрию и Чехословакию, по сути, не явили ничего нового в международных отношениях, но сопровождались невиданным отождествлением интересов с морально-этическими канонами универсума, что делало соперника врагом света и исчадием ада. В итоге преемственные геополитические устремления рассматриваются в ХХ веке в манихейской дихотомии борьбы добра и зла.
Подобная «теологизация» собственного исторического проекта явно продолжена нынешним «единственно верным, потому что всесильным» либеральным учением. Глобальное сверхобщество, проповедуемое марксизмом, затем либерализмом, становится подобно идее метафизического «Рима» «translatio imperii», переходящей то с Запада на Восток, то обратно с Востока на Запад. Сходство даже в обличении изгоев в духе хрущевского агитпропа 60-х годов: «По мере того как история уверенной поступью движется к торжеству рынка и демократии, некоторые страны остаются на обочине этой столбовой дороги». Приходится опять нарушать политкорректность и указать на продолжение не только всех констант многовекового соперничества за выходы к морю и источники сырья, но именно тех черт «холодной войны», что делали ее похожей на религиозные войны.
Проявляется это в возврате к довестфальскому правовому сознанию и подрыву суверенитета и классического международного права.
Начиная с Вестфальского мира 1648 года, положившего конец войнам между протестантами и католиками, то есть войнам «по идеологическим мотивам», источником международной правосубъектности всегда было само понятие государства, а не система ценностей или тип государственного устройства. Идея «суверенитета народа» является основополагающим постулатом Просвещения и западноевропейской либеральной демократии. Международное публичное право зиждется именно на принципе абсолютной суверенности государства-нации и суверенитет не может быть первого и второго сорта в зависимости от «цивилизованности».
Устав ООН в Главе I «Цели и принципы» не отдает предпочтения ни одной религиозно-философской или общественно-политической системе и вообще не упоминает слово «демократия». В ней утверждается суверенное равенство всех многообразных субъектов международных отношений – то есть республики и монархии, общества религиозного, будь-то христианское, исламское или индуистское, и общества либерально-демократического (западного типа). С точки зрения классического международного права и Устава ООН они абсолютно равноценны и между ними нет отношений прогрессивного к отсталому.