Россия и современный мир №2 / 2015
Шрифт:
Понятно поэтому, что провозглашение России социальным государством Конституцией РФ не могло находить адекватного отражения в практической политике. В ней в полной мере отражались основные особенности бюролибералистского подхода к проблематике социального государства. Каковы же эти особенности? Намереваясь обелить российскую социальную политику, представить осуществляемые с пугающей периодичностью «непопулярные» реформы в выгодном свете, отечественные реформаторы пытались подвергнуть ревизии саму концепцию социального государства. Они стремились придерживаться такого подхода к мировоззренческим основам этого феномена, который позволял бы выстраивать любые, самые экзотические схемы эволюции социального государства, не ориентируясь на конкретно-историческую действительность западноевропейских
В частности, в этой части политического спектра весьма популярен стал «ресурсный» подход к социальной политике. При таком подходе ее проблемы могли обсуждаться только в категориях, выводящих ее за рамки общественного контроля и обеспечивающих полное всевластие бюрократии в данном вопросе: «Денег нет!» – «Деньги есть!» А это полностью противоречит самой природе социальной политики, но позволяет любые обоснованные требования снизу объявлять несвоевременными, утверждая, что их невозможно выполнить по экономическим причинам. Причину распространенности данного подхода вскрыл британский экономист и публицист С. Бриттан: «Чем более избирательным становится социальное обеспечение, тем щедрее могут быть правительства по отношению к категории наиболее высокооплачиваемых людей» [1, с. 71].
В современной теории социальной политики в отличие от конкретной экономики и нерегулярной благотворительности количественные показатели (будь то тонны, кубометры, миллиарды единиц любой валюты) могут играть лишь второстепенную роль. Цивилизованная же социальная политика нашего времени устанавливает правильные пропорции, соотношения, проверяя их в коэффициентах, долях, других критериях, соотнося с общими принципами социального государства. Но именно такая позиция все больше изживается в ходе социальных реформ XXI в. Окончательно разрушена Единая тарифная сетка (ЕТС), из законодательной базы изымаются и без того не соблюдавшиеся различные документы, устанавливавшие в долях и процентах расходы, например, на науку, здравоохранение, образование, оборонные цели.
Распространяемое российскими реформаторами представление, будто активную социальную политику можно вести лишь при благоприятных условиях в преуспевающих странах, находит известный отклик в сознании многих россиян. Между тем конкретная история свидетельствует о другом. Нередко коренные повороты в области социальной политики, следствием которых становилась ее резкая активизация, ее перевод на значительно более высокую орбиту, совершались именно в чрезвычайных ситуациях. Можно вспомнить глубокие социальные реформы Ф.Д. Рузвельта, осуществленные в разгар Великой депрессии. Еще более впечатляющим был образ действий консерваторов в социальной сфере Великобритании в 1940–1941 гг., когда страна находилась под угрозой массированного вторжения гитлеровской Германии на ее территорию. Подняв социальную политику на недосягаемый прежде уровень, они открыли современную историю социального государства. Расхожее представление, будто государство становится социально ответственным не в результате принятия обществом определенных политических решений, а вследствие достижения определенного уровня экономического развития, никоим образом не может быть вписано в реальный исторический контекст становления социальных государств.
Государство как никакой другой институт современного общества обладает широкими возможностями для поддержки определенных ценностей и концепций и утверждения их в практической политике. Доминанта социально-политической линии новой российской власти в соответствии с интересами тех слоев, на которые она опиралась, проявлялась, в частности, в стремлении снять с обсуждения коренные проблемы функционирования социально ответственного государства. Среди них – вопросы о необходимости государственной политики регулирования доходов и собственности, заработной платы, границ, выход за которые делает чрезмерное социально-экономическое расслоение неприемлемым с разных точек зрения.
Усилия были направлены на то, чтобы расчистить каналы для интенсификации совершенно несвойственного в рамках цивилизованной социальной политики перераспределения средств «снизу вверх» под флагом борьбы с «государственным патернализмом»
Однако применение даже относительно небольшого набора давно и широко применяемых в ведущих странах Европы критериев позволяет надежно отделить социальные государства от тех, которые без видимых оснований стремятся слыть ими. Вряд ли даже самый ярый адепт существования особой российской модели социального государства найдет хотя бы два-три индикатора, по которым Россия соответствует его канонам. Вместе с тем отечественная социальная сфера изобилует самыми разнообразными диспропорциями и перекосами, избавление от которых должно было бы стать важнейшей целью современной социальной политики России. Вот только один, но чрезвычайно важный пример, который содержит эмпирические данные (см. табл. 1), позволяющие сделать веские выводы о мере социальности Российского государства.
В классических социальных государствах Западной Европы уже давно осознана простая истина, что неоправданная, противоречащая социальной справедливости жесткая социальная дифференциация всегда порождает опасные для социума неэффективные, конфликтогенные, общественные и экономические отношения и институты. Здесь дифференциация по доходам последовательно ограничивается благодаря активной деятельности государства в различных сферах, а не только в социальной области. Этот факт достаточно хорошо известен в нашей стране.
Намного меньше российская общественность осведомлена о том, что и бывшие страны СЭВ, и бывшие республики СССР независимо от того, являются ли они уже членами ЕС или нет, имеют намного лучшие показатели социально-экономического расслоения. По данному краеугольному критерию социальности государств РФ выглядит в Европе белой вороной, даже если ориентироваться только на данные официальной статистики.
Таблица 1
СТЕПЕНЬ СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАССЛОЕНИЯ НАСЕЛЕНИЯ 25 (в %)
25
По всем странам, кроме России, Республики Беларусь, Республики Молдова и Украины – оценки Всемирного банка основаны на национальных данных обследований домашних хозяйств.
* Коэффициент Джини (индекс концентрации доходов / заработной платы) характеризует степень отклонения линии фактического распределения общего объема доходов / заработной платы от линии их равномерного распределения. При этом чем выше значение показателя, тем более неравномерно распределены доходы / заработная плата.
** Коэффициент фондов (коэффициент дифференциации доходов / заработной платы) характеризует степень социального расслоения и определяется как соотношение между средними уровнями доходов / заработной платы 10% населения с самыми высокими доходами и 10% населения с самыми низкими доходами / заработной платой. Необходимо отличать от децильного коэффициента (коэффициента дифференциации доходов), характеризующего степень социального расслоения и определяемого как отношение уровней доходов, выше и ниже которых расположены по 10% наиболее и наименее обеспеченного населения соответственно.
2) Распределение денежных доходов по 20%-ным группам населения, ранжированного в порядке возрастания среднедушевых денежных доходов. С 2012 г. – включая данные по Чеченской Республике.
3) Распределение потребительских расходов по 20%-ным группам населения, ранжированного в порядке возрастания среднедушевых потребительских расходов.
4) Распределение располагаемых ресурсов по 20%-ным группам населения, ранжированного в порядке возрастания среднедушевых располагаемых ресурсов.