Россия и Запад на качелях истории. От Павла I до Александра II
Шрифт:
Миролюбивый и доброжелательный, он не выносил вражды… и старался удержать староверов и никониан в области богословской мысли, книжного спора, не допуская их до церковного раздора, устраивал в своем доме прения, на которых Аввакум бранился с «отступниками», особенно с Полоцким, до изнеможения, до опьянения.
Разумеется, перемирие каждый раз получалось временным и шатким, но других миротворцев, которые могли бы поддержать Ртищева, на русской земле тогда не было.
Ртищев умел говорить правду без обиды, никому не колол глаз личным превосходством, был совершенно чужд тщеславия, а потому нравился даже привыкшим к своеволию за времена Смуты казакам. Именно Ртищева за правдивость
Наконец, Ртищев был одним из первых, кто понял, какой несправедливостью и злом является крепостное право. Не в его силах было отменить это зло, однако есть свидетельства, как он заботился о своих крестьянах, поддерживал их ссудами, уменьшал оброки, а перед смертью отпустил на волю всех дворовых. И умолял своих наследников обращаться с теми, кто еще оставался в крепости, по-божески: «они нам братья».
Трудно сказать, задумывался ли советник царя о важности личного примера и гражданского поступка, без которых не может возникнуть и существовать нормальное гражданское общество, или действовал по наитию, в силу природных черт характера и своих религиозных убеждений. Как бы то ни было, факт остается фактом: Федор Ртищев, намного опередив время, стал одним из первых граждан России, почувствовавших свою личную ответственность за все, что происходит в стране.
Одной из самых ярких фигур того времени, наиболее близко по своим взглядам и психологии стоявшей к будущим сподвижникам Петра, был и первый русский канцлер Афанасий Ордин-Нащокин. Эта личность настолько предвосхитила Петровскую эпоху, что кажется чистой случайностью его служба отцу, а не сыну: он жил и работал во времена Алексея Михайловича, но столь же легко мог бы сделать карьеру и при Петре Алексеевиче.
Афанасий Ордин-Нащокин добился успеха благодаря своим талантам, а не происхождению. И этот факт биографии делает его похожим на ближайших соратников Петра. Среди дальних предков Ордина-Нащокина были и бояре, быстро, впрочем, обедневшие и скатившиеся по иерархической лестнице вниз. Будущий канцлер происходил уже из среды провинциальных дворян, обосновавшихся в окрестностях Пскова, и начал свою государственную службу с низших постов. В первый раз его имя упоминается в списке русского посольства, направленного для урегулирования пограничного вопроса со Швецией в 1642 году. Судя по всему, к этому моменту начальство уже заметило, что выходец из пограничных русских земель (Псков много ближе к Западу, чем к Москве) хорошо изучил и языки, и обычаи западных соседей. После успешной работы в первой загранкомандировке Ордин-Нащокин становится профессиональным дипломатом, специалистом по Западу.
Ордин-Нащокин был первым в истории России министром иностранных дел – канцлером. До этого внешняя политика страны определялась коллегиально – Боярской думой. После назначения Ордина-Нащокина канцлером он стал полновластным хозяином Посольского приказа и проводил самостоятельную внешнюю политику, согласовывая ее только с царем.
Стержнем доктрины первого русского канцлера стала идея добиться для Москвы выхода к Балтийскому морю. Ради этой цели он считал необходимым совершить во внешней политике России принципиальный и крутой поворот, поступиться многим, в частности Малороссией, как тогда называли Украину. По мнению канцлера, Малороссия не стоила тех усилий, что затрачивала на ее освобождение Россия. С другой стороны, выход к Балтике сулил не только огромную экономическую выгоду, но и открывал возможности всестороннего сближения с Западной Европой.
Для Ордина-Нащокина, последовательного сторонника европейской культуры, этот аргумент был не менее важен, чем
Близость взглядов канцлера с балтийской мечтой Петра очевидна, но далеко не только это их объединяет. Будучи государственным человеком, Ордин-Нащокин, прекрасно знавший западноевропейский политический и экономический строй, показал себя, как точно подмечает Сергей Платонов, «наиболее ранним насадителем в Москве понятий бюрократического абсолютизма и меркантилизма».
То есть, иначе говоря, и в своем менеджменте канцлер во многом предвосхитил Петровскую эпоху. Его политический кругозор выходил далеко за рамки внешнеполитических интересов, он с неменьшим энтузиазмом прорабатывал различные вопросы государственного управления, считал, что строгая управленческая система предполагает не только повышение ответственности за порученное дело, но и б'oльшую самостоятельность исполнителей. Нельзя везде действовать по указке сверху, утверждал канцлер, любой руководитель должен уметь правильно оценивать ситуацию, проявлять инициативу и брать на себя ответственность за решение.
Способность проявлять личную инициативу и деловую хватку Ордин-Нащокин называл промыслом. Умение мыслить самостоятельно он ставил очень высоко.
Лучше всякой силы промысл, дело в промысле, а не в том, что людей много; и много людей, да промышленника нет, так ничего не выйдет; вот швед всех соседних государей безлюднее, а промыслом над всеми верх берет; у него никто не смеет отнять воли у промышленника; половину рати продать да промышленника купить – и то будет выгоднее, -
писал он. И мысль, и стиль Петра Великого. Но вот сказано это задолго до него.
Ордин-Нащокин стал и первым государственным человеком в России, попытавшимся всерьез бороться со взяточничеством, кумовством и местничеством на службе, чем нажил себе, естественно, немало врагов.
Сохранилось несколько записок, поданных канцлером по этому поводу государю.
Не научились посольские дьяки при договорах на съездах государственные дела в высокой чести иметь, а на Москве живучи, бесстрашно мешают посольские дела в прибылях с четвертными и с кабацкими откупами, -
писал он царю. Или еще одно любопытное замечание, высказанное им:
У нас любят дело или ненавидят его, смотря не по делу, а по человеку, который его делает.
Сам Афанасий Ордин-Нащокин служил только государственному делу, и служил высокопрофессионально, не боясь учиться у других. Он первым из русских заметил, что «доброму не стыдно навыкать и со стороны, у чужих, даже у своих врагов». И в этом канцлер походил на Петра и его окружение. Вместе с тем безусловный западник, он всерьез задумывался, что следует заимствовать, а что нет, какие семена дадут всходы и полезные плоды, а какие прорастут на русской почве чертополохом.
Самостоятельный человек, Ордин-Нащокин сам принял решение и об отставке. Кажется, и здесь он стал первопроходцем, продемонстрировав своим поступком уважение к самому себе и к собственному делу. Когда в 1671 году ему приказали отправиться на новые переговоры с Польшей, в ходе которых он должен был нарушить договор, всего лишь за год до этого скрепленный его же собственной присягой, канцлер отказался исполнить поручение. В декабре 1671 года он подал в отставку, а уже в феврале 1672-го ушел в монастырь.