Россия и Запад. От Рюрика до Екатерины II
Шрифт:
Что касается «ядовитой ненависти», то речь здесь идет о французском правительстве – яром противнике и Вольтера, и Екатерины.
Французский историк Альфред Рамбо по этому поводу пишет:
Все ее неприятности приходили к ней из Версаля, все ее утешения – из Парижа. Существуют две Франции, из которых одна является ее врагом, другая – союзником. Ее переписка с философами часто будет носить следы злопамятства против министерства.
Опыт «самолюбия» и самокритики
Читать екатерининскую прозу – а императрица была одним из самых плодовитых российских писателей своего времени – не менее поучительно, чем ее письма или законопроекты. Даже в сказках Екатерины II обнаруживаешь философию, тесно связанную с реальной политикой русской государыни.
Одна из таких сказок-притч, озаглавленная «Опыт самолюбия», рассказывает, например, о человеке, слепо влюбленном во все свое. Ему казался великолепным и старый дом, вросший в землю, «с наклонностью к падению», и жена-брюзга, и лошадь с бельмом на глазу, – «одним словом, все, что ему принадлежало: мамы, няни, бани, веники, собаки, огород, пиво, полпиво, повар – все ему казалось отменными качествами снабдено для того только, что ему принадлежало, и любил он себя и никого иного».
Карикатура на примитивный, доведенный до полного абсурда русский патриотизм, справедливо называемый в народе в насмешку квасным или ура-патриотизмом, столь узнаваема, что следует отдать должное писательнице. При этом фрагмент написан настолько эмоционально, что становится очевидным: в реальной жизни, в политической практике Екатерине пришлось не раз сталкиваться с подобными личностями.
Но тут же рядом, всего страницей ниже, уже новая притча о русском купце, который, наглядевшись на голландцев в Архангельске, «вздумал дочь воспитать на иностранный образец, для чего и отдал ее в какой-то пенсион, где обертки с две ума она получила». Мораль и здесь очевидна: живи своим умом, не гонись за модой, если уж берешь что у иностранцев, то бери с толком, а не всё подряд.
Собственно говоря, ничего нового, придуманного самой Екатериной, в такой философии нет. Все это петровские заповеди, и именно им она пыталась следовать в своей внутренней политике. К опыту самолюбия императрица предлагала своим подданным присоединить опыт самокритики.
Первый серьезный опыт самокритики русские приобрели в ходе работы над «Наказом» – проектом нового уложения, подготовленным лично Екатериной. Это был своего рода проект-идеал, куда вошли почти все достижения современной тогда западной философии и правоведческой мысли, причем даже те из них, что еще не стали нормой и в самой Европе. Правда, в центре всего документа оставалась незыблемой мысль о том, что единственно приемлемой формой правления для России является самодержавие, но его предлагалось облечь в самые цивилизованные, просвещенные и гуманные одежды.
«Наказ» был компиляцией, составленной из ряда западных источников. Прежде всего это книга Монтескье «Дух законов» и сочинение итальянского криминалиста Беккариа «О преступлениях и наказаниях». Из 655 статей «Наказа» 294, по подсчетам специалистов, заимствованы у Монтескье. Есть там заимствования и из французской Энциклопедии и из сочинений немецких публицистов того времени Бильфельда и Юсти. Сама Екатерина на авторство, впрочем, и не претендовала.
В одном из писем Фридриху II, говоря о «Наказе», она откровенно замечает:
…Я, как ворона в басне, нарядилась в павлиньи перья; в этом сочинении мне принадлежит лишь расположение материала да кое-где одна строчка, одно слово.
В плагиате она откровенно признается и в письме к Даламберу:
Вы увидите из «Наказа» как я на пользу моей империи обобрала президента Монтескье, не называя его. Надеюсь, что если б он с того света увидел меня работающею, то простил бы этот плагиат ради блага 20 миллионов людей, которое из того последует. Он слишком любил человечество, чтобы обидеться на это; его книга служит для меня молитвенником.
Для русских читателей Екатерина не сочла нужным указать источники, использованные ею в работе над документом. Таким образом, для депутатов, собранных Екатериной со всей страны для рассмотрения проекта уложения, «Наказ» являлся отражением воли и разума верховной российской власти и лично императрицы.
Сама комиссия по рассмотрению проекта уложения составлялась из представителей правительственных учреждений и из депутатов от различных разрядов или слоев населения. В результате набралось 564 депутата со всей страны. Статус депутата был высок необычайно, беспримерно для русской истории. Депутаты не только получали хорошее жалованье, но и пользовались иммунитетом.
Они находились под личной защитой императрицы, причем на всю жизнь, «в какое бы прегрешение ни впали». Депутаты освобождались от смертной казни, пыток и телесного наказания, имущество их могло быть конфисковано только за долги. Никто из российских подданных не пользовался тогда такими привилегиями. Иначе говоря, власть создала самые благоприятные условия, чтобы депутаты высказывали свое мнение откровенно, не боясь последствий. Сами выборы депутатов и организация работы комиссии были максимально приближены к европейскому парламентскому опыту.
Созыв депутатов на совещание сопровождался небывалым для России требованием – привезти с собой пожелания народа. Таким образом, опыт самокритики предельно расширялся. Пожеланий оказалось множество, тысячи. Если власть хотела получить объективную информацию к размышлению, то она ее получила в полном объеме. В пожеланиях и жалобах властям нашли отражение все главные российские болячки. Да и сам «Наказ» охватывал, как и положено проекту уложения, огромный массив вопросов, касался всех сторон жизни государства, а потому заставлял депутатов предпринять действительно серьезный анализ ситуации в стране.
Документ, подготовленный Екатериной, предлагал гражданам оглянуться вокруг. Власть им ничего не обещала, но уже готова была выслушать их мнение. Более того, получалось, что власть сама напрашивалась на критику, поскольку в «Наказе» поднимался вопрос об ответственности государства перед гражданами.
Наконец, документ призывал рассматривать все вопросы не вообще, а под вполне определенным, западноевропейским, углом. «Наказ» убеждал, что в реформировании общества идти необходимо не на Восток, а на Запад. Россия есть европейская держава, констатировал документ. Екатерина в «Наказе» писала: