Россия как нарциссическое расстройство личности, Украина как нарциссическая травма

Чигиринская Ольга Александровна

И второй момент, который меня спас от «оватнения» — я видела, что единомышленники стремительно портятся или по каким-то причинам уже испорчены. В частности, на фоне разговоров о «соборности» о «коллективной душе православного мира» в них отчего-то неистребима тяга к мелкому подсиживанию и предательству. При этом они могут на голубом глазу поддерживать отношения с человеком, которого предают, зная, что он знает…

В общем, ну и шайка у этого Тома Сойера, одна шваль.

Ну и «задничное» ощущение бессодержательности, пустотности. Мой «внутренний хохол» раздражал меня примитивностью своих нужд: ничего возвышенного, весь о хлебе и желательно с маслом. Внутренний русский звал слиться в экстазе с другими русскими — но совершенно не знал ответа на вопрос «а что дальше»? Я на тот момент была уже не первый год замужем и знала, что семейная жизнь не из одних оргазмов состоит. «Мы русские, какой восторг!» — ну, восторг, а дальше что?

Я наивно полагала, что другие русские, более продвинутые, мне расскажут.

А вот нифига.

(Кстати, я думаю, что вот здесь и пролегает водораздел между ментальной Украиной и ментальными титушечными республиками: для русских, которые сейчас стоят за Единую Украину и даже сражаются за нее с оружием в руках, принципиален именно этот вопрос: что дальше? Ну, присоединились к России, набухались на радостях, протрезвели, дальше что будет? Ах, у вас нет четкого представления. Тогда чемодан-вокзал-нахер, я не хочу губить свое настоящее и будущее ради пятиминутки восторга).

Потом была Тузла и я с ужасом увидела, что это, собственно, и все. «Какой восторг», и в угаре этого восторга разрешать себе все и смотреть на всех свысока. Ничего больше.

Ты можешь быть русским с деда-прадеда, обожать Пушкина и Тургенева, говорить по-русски и писать без ошибок — но тебя никогда не признают своим, если ты не разделяешь этой тяги к сбиванию в кучу и не хочешь быть частью Империи. От Курбского до наших дней это остается непреложным. И наоборот: если ты иностранец, но стремишься в Империю — ты русский, гляньте на Жерара Депардье.

До смешного доходит. Некая русская патриотка проживает в Германии, она бывшая жена этнического немца, ее дети этнические немцы, она платит налоги в Германии, растит детей в германии (ибо хорошо знает, каково проблемным детям в России), она даже не православная, она римский католик. Но она опознается руспатами как «своя», потому что ругает запад и хвалит СССР.

И наоборот — Аркадий Бабченко живет в Москве, налоги платит в России, детей растит в России, дважды сражался за Россию в ее колониальных войнах — но стоило ему начать позитивно отзываться о Майдане и АТО, как он враг народа и русофоб, и бабушка еврейка…

Самая жестокая ирония тут состоит в том, что обычно именно патриоты — злейшие критики своей страны. Но мы помним из первой части про нарциссизм и критиков, так?

Я уже писала, что главная проблема с русским национализмом — в том, что это вообще не национализм. Национализм — это стремление сделать лучше своему народу. Даже такое ебанько, как Гитлер, озаботилось не только нарциссическими чаяниями немцев, но и дорогами. Если удержание Империи сделает нации хуже — обойдемся без Империи.

Но русский национализм — это именно удержание Империи любой ценой и расширение оной без оглядки на возможности и последствия. Это настолько не национализм, что в советские годы легко прокатывало за интернационализм. Только настоящий интернационализм — это «все нации хороши», а советский — «все нации хороши, пока они с нами и пока мы можем с ними делать что хотим».

Вот почему русское националистическое движение во все времена выглядело так жалко: с одной стороны, русский националист, если хоть немного мозга есть у него в голове, понимает, что Империя губит нацию, что она снова и снова использует ее как расходный материал в своих проектах — и что нужно против этой Империи что-то предпринять; но его «внутренний русский» при этом стремится слиться с Империей в экстазе. Как тут не профейлить эпически все дело.

Во времена перестройки казалось какое-то время, что нарциссический цикл сейчас Россия сломает. Люди окончательно поняли, что одновременно быть грандиозным и стоять в очереди за сахаром по талонам ни фига не выходит. К черту грандиозность, мы хотим достатка! Мы хотим нормальной еды, хорошей одежды, машин, которые ездят и сервиса, который обслуживает. Реальность победила.

А вот хрен. Оказалось, что тяги к достатку недостаточно. Не происходит чудодейственного преображения реальности, на которое нарцисс всегда рассчитывает. Нужна терапевтическая работа, нужно выкапывать и выковыривать из подсознания свое «ничтожное я», свои прососы и грехи.

У немцев это выкапывание и выковыривание приобрело буквальный характер: союзники гоняли их в концлагеря выкапывать трупы жертв и перезахоранивать на гражданских кладбищах. И как жаль, Господи, как жаль, что коммуняк не заставили раскапывать Бутово или Быковню или другие места массовых захоронений. Меньше было бы паскудных шуточек про «сорок миллионов, убитых лично Сталиным».

Вместо момента осознанности Перестройка стала очередным циклом нарциссического самоуничижения. За которым пошла новая перезагрузка — «поднятие с колен».

Самое плохое в нарциссическом расстройстве — то, что его непосредственный виновник, как правило, начинает страдать уже поле того, как заставил пострадать всех в воем окружении. То есть, оно не может поразить одну персону и на том остановиться — пораженная персона в ходе жизнедеятельности распространяет вокруг себя. Причем те, кто имел несчастье нарцисса полюбить, страдают больше всего.

Повреждения, которые нарцисс оставляет на психике окружающих, называются нарциссической травмой.

И Украина пострадала от нее тяжко.

Многобуков о нарциссической травме. Внешне она выглядит как проявления нарциссического характера в человеке, который сам по себе не нарцисс. Вот если в вашем кругу есть кто-то, кто нарциссом не был, но сочетался с нарциссом браком, вы начнете в его/ее поведении замечать нарциссические черты. Почему они проявляются? Потому что нарцисс стремится разрушить личность партнера и тот выстраивает защитные механизмы.

Начинается с идеализации. Нарцисс оголтело идеализирует партнера, друга, ребенка — потому что все, кто имеет к нему отношение, должны быть совершенны. Но никто не совершенен, так что эта фаза всегда коротка. Ну и нарцисс реально не может потерпеть рядом с собой кого-то превосходящего или хотя бы равного. Так что дальше начинается фаза обесценивания или фаза «ты можешь и получше»: каждое персональное достижение партнера/ребенка/друга либо присваивается нарциссом, либо обесценивается. Затем начинается фаза унижения: благополучно лишив жертву личных достижений, нарцисс внушает ей, что она полное ничтожество, а нарцисс — единственное светлое пятно в ее мизерной жизни. Дальше идет фаза прямого насилия: физического, психического, экономического.