Россия, которая могла быть
Шрифт:
Никакой Монгольский каганат не имеет места, да собственно – и название такое – Монголия, никогда не появится на страницах мировой истории. Лишь в позднейших трудах по этнографии, мало кому известных кроме специалистов, упоминается это племя, ничем не примечательное и не заслуживающее даже того внимания, которое уделяется, скажем, тем же кераитам с найманами – самому восточному форпосту христианства. И уж тем более никому не приходит в голову, что какое-то определяющее воздействие на мир могла бы оказать эта самая Монголия, раньше или позже поглощенная кем-то из соседей. Одним словом, все процессы в мире идут свои чередом, полностью подчиняясь историческим
Китай остается разделенным на царство Цинь на севере, занимавшее территорию от Приамурья и Уссури, до Хуанхэ, и царство Сунь в южно-китайских землях.
В Средней Азии и восточной части Ирана по прежнему господствует великая мусульманская держава – Хорезм – с его блестящей персоязычной культурой. В одном только Балхе насчитывалось 1200 мечетей и двести постоялых дворов Именно Хорезму, самому крупному и высокоразвитому государству исламского мира суждено было стать его лидером. Просто не нашлось бы силы, способной с ним соперничать. В дальнейшем он мог бы даже существенно потеснить сельджуков и подчинить себе также и земли Арабского халифата, вплоть до Средиземного моря. Одновременно, существенно ниже был бы ареал распространения тюркских языков, которые именно при ханах – потомках монгольских завоевателей вытеснили фарси.
Арабский халифат тоже пока продолжает существовать, пусть и съежившись до размеров нынешнего центрального Ирака и Сирии. Его столица-Багдад – по прежнему крупнейший город мира, и по прежнему является центром мусульманской цивилизации, наряду с Меккой и Мединой, и одним из центров мировой торговли.(13,121) За его стенами живет порядка миллиона человек; существуют множество библиотек и учебных заведений.
В Малой Азии возродившаяся Византия соперничает с Конийским султанатом, раздираемым сепаратизмом вельмож, и Киликией-православным армянским царством.
Но это тоже почти не касается русских земель – лишь в достаточно отдаленном будущем возможная война между русскими и хорезмийцами.
Но вот что важно для ее судеб – не считая того, что она избежит уничтожения ордами Батыя – так это то, что Великая Степь от предгорий Алтая, до низовий Дона и Волги, именуемая также Дешт-и-Кипчак, принадлежат многочисленному, хоть и разделенному на роды и племена народу кипчаков-половцев.
Большая их часть придерживается традиционных верований степняков – тенгрианства, хотя на западе некоторые исповедует православие, а на юге, у хорезмийских границ, вполне возможно – и ислам.
Кроме того, на северо-восточных рубежах русских княжеств по прежнему существует Волжская Булгария, населенная мусульманами, христианами и язычниками. Город Биляр – ее столица-превышает своими размерами и богатством современные ей европейские столицы, площадью вдвое превосходя даже Париж.
Конфликты, союзы, взаимодействие с этими ближайшими соседями и составляют главные внешнеполитические проблемы на Руси.
А что же внутренние дела?
Раздробленная на княжества и уделы Русская земля, тем не менее остается достаточно развитым регионом мира, опережая, скажем, ту же Польшу. Население ее составляет более семи миллионов, прирастая с каждым годом.
По прежнему на берегах Днепра процветает Киев, хотя и жестоко пострадавший от смут и междоусобиц, но все равно поражающий иноземцев величием и богатством. В нем четыреста одних только церквей и восемь рынков, он входит в число крупнейших городов Европы. О Киеве с восхищением говорят в Константинополе, в германских землях, в Италии и даже в весьма отдаленных арабских странах и Персии.
И до сих пор в нем можно увидеть Десятинную церковь, Золотые ворота и древнюю Лавру, превосходящую по величине и красоте нынешнюю. В неприкосновенности остались захоронения древних русских князей, княгини Ольги и ее внука – князя Владимира Равноапостольного, являющиеся предметом паломничества верующих со всей русской земли.
До наших дней сохранились множество летописных и литературных памятников и может быть, то были бы жемчужины, сравнимые с бессмертным «Словом о полку Игореве».
Точно так же, как дожили бы до XXI века многие памятники архитектуры, привлекающие восхищенных почитателей искусства и старины, погибшие в ходе нашествия – вспомнить хотя бы воздвигнутый в XII веке во владимирском Боголюбове великокняжеский дворец – великолепный образец древнерусского зодчества, с его искусной каменной резьбой, изразцовыми кладками и искусно спланированным ансамблем.
И до сего дня стоит на своем месте Старая Рязань и черниговский Вщиж-и не они одни.
По сию пору существует Старая Рязань, или случайно найденный археологами в семидесятые годы XX века на Житомирщине, довольно большой город, даже название которого осталось неизвестно историкам.(76,89)
И кто может знать – что выросло бы со временем из тех обращенных в прах городов и городков? Ведь тогдашняя Москва уступала многим из них…
А каковы были бы возможные пути дальнейшего развития нашей страны? Сохранилась (а быть может даже и еще усугубилась) на неопределенно долгое время феодальная раздробленность с ее княжескими междоусобицами, разорявшими русскую землю?
Или развитие пошло бы в соответствии с более-менее классическим для остальной Европы путем – оформление городов как особой, осознающей себя силы, враждебной княжеским междоусобицам, их противостояние феодалам и удельным князьям, и в последующем – опора на них возрождающейся центральной власти? Для подобного сценария тоже существовали предпосылки – ведь в течение XII–XIII веков, до самого монгольского нашествия города, несмотря даже на непрерывные войны и смуты, крепли и богатели, умножаясь в числе, сохраняя и развивая вечевой строй, и уже начался процесс их эмансипации от княжеской власти. Более того, весьма распространенной практикой – не только в Новгороде и Пскове, было заключение договора («ряда») между князем и пригласившим его городом, когда князь брал на себя определенные обязательства, в случае нарушения которых горожане могли призвать другого князя. И от этого – всего один шаг до того, чтобы, осознав губительность дальнейшего разделенного существования, обратиться за покровительством к кому-то одному, отказав в повиновении остальным…
Ведь, несмотря на феодальную раздробленность, продолжало существовать осознание исторического единства всех русских земель, и все жители на пространстве от Карпат и Волхова до Волги, говорили на одном языке (в то время, как французский язык еще два века спустя был понятен только жителям Иль-де-Франса, а в Германии еще при Бисмарке не все немцы понимали друг друга).(22,339)
При подобном сценарии грядущему объединению могло способствовать и то, что все князья были, по сути, члены одной разросшейся семьи, и даже общим законом для всех раздробленных уделов являлась «Русская правда» Ярослава Мудрого.