Россия, которой не было: загадки, версии, гипотезы
Шрифт:
И наконец, не все сановники были против Петра. Иные лелеяли другие планы. Датский дипломат Шумахер, с которым мы еще встретимся, оставил любопытное сообщение: «От меня не укрылись симпатии генерал-фельдцехмейстера (начальник всей русской артиллерии. – А. Б.) Петра Шувалова к этому государю. Я достаточно уверенно осмеливаюсь утверждать, что корпус в 30 000 человек, сформированный этим графом, названный его именем и подчинявшийся только его приказам (правда, почти уничтоженный в ходе последней войны, и в особенности в кровавой битве при Цорндорфе), был предназначен главным образом для того, чтобы обеспечить передачу российского трона великому князю Петру Федоровичу в случае, если кому-либо вздумается этому воспрепятствовать. Неудивительно,
Вскоре Елизавета умерла, кончилось долголетнее «бабье царство», и на престол законнейшим образом вступил Петр III Федорович, сын герцога Карла-Фридриха Голштейн-Готторпского и цесаревны Анны Петровны, родной внук Петра Великого.
СМЕРТЬ ИДЕАЛИСТА
Слишком все очевидно?
Когда заходит речь о Петре III, моментально сталкиваешься с удивительной вещью, какая встречается редко: в трогательном единомыслии сливаются те, кто обычно согласия достигнуть не способны ни в чем… Вот, скажем, числящийся среди либералов и демократов питерский историк Е. Анисимов и один из самых упрямых «национал-патриотов» москвич М. Лобанов поносят императора чуть ли не одинаковыми словами. «Недалекий», – рубит сплеча питерец. «Холуй Пруссии, враждебный всему русскому, – подхватывает москвич. – Слишком все очевидно».
Увы, недолгое царствование Петра III настолько оболгано и измазано черной краской, а его незаурядные реформы замолчаны либо приписаны другим, что чуть ли не двести лет наука вместо объективного подхода пробавляется главным образом сплетнями и анекдотами, а следом, задрав штаны, спешит и литература.
Причины ясны. Беспристрастные свидетели, те, кто находился рядом с Петром, либо предали его, переметнувшись к победителям, либо лет по тридцать просидели в своих имениях, не участвуя в столичной жизни. И вдобавок три главных создателя легенды о «дурачке» и «прусском холуе» были, надо признать, людьми в высшей степени незаурядными…
Это, во-первых, сама Екатерина II. Во-вторых, княгиня Екатерина Дашкова, филолог и писательница, директор Петербургской академии наук и президент основанной при ее прямом участии Российской академии (занимавшейся разработкой русского языка и литературы). И, в-третьих, Андрей Болотов – офицер, потом ученый и писатель, один из основоположников русской агрономической науки, автор классического труда «О разделении полей» и многотомных воспоминаний. Авторитет их в свое время был слишком велик. Настолько, что совершенно забытыми оказались другие мнения: мало кто помнит, что весьма положительную оценку Петру в бытность его и наследником, и императором дали столь видные деятели русской культуры, как В. Н. Татищев, М. В. Ломоносов, Я. Я. Штелин. Гаврила Державин назвал ликвидацию Петром жуткой Тайной канцелярии «монументом милосердия». Карамзин в 1797 г. решительно заявлял: «Обманутая Европа все это время судила об этом государе со слов его смертельных врагов или их подлых сторонников…»
Побудительные мотивы тройки критиков предельно ясны. Екатерина, свергнувшая супруга, захватившая трон, на который не имела никаких прав, молчаливо одобрившая убийство Петра кучкой гвардейской сволочи, более всех остальных нуждалась в том, чтобы создать образ полного кретина и предателя русских национальных интересов, от коего она просто-таки была обязана спасти страну. Дашкова – ее сподвижница по перевороту. Болотов… с ним непросто. Далее убедимся.
Шитые белыми нитками места их творений видны невооруженным глазом. Типичнейший пример: до своего вступления на престол Екатерина выражалась о муже следующим образом: «Тогда я впервые увидела великого князя, который был действительно красив, любезен и хорошо воспитан. Про одиннадцатилетнего мальчика рассказывали прямо-таки чудеса». Много лет спустя,
Дашкова, поддерживая всемерно легенду о глупости Петра, сама же приводит опровергающее это высказывание, с которым к ней однажды обратился Петр: «Дочь моя, помните, что благоразумнее и безопаснее иметь дело с такими простаками, как мы, чем с великими умами, которые, выжав весь сок из лимона, выбрасывают его вон».
Впоследствии именно так и случилось: использовав Дашкову, ее родственные связи со старой русской знатью и светские знакомства, Екатерина отбросила «наперсницу» как выжатый лимон.
Болотов, собравший немало анекдотов о «ничтожном монархе» и до конца дней своих отстаивавший версию о «всенародном возмущении императором», однажды допускает серьезнейший прокол: «Как вдруг получаем мы то важное и всех нас до крайности поразившее известие, что произошла у нас в Петербурге известная революция… Не могу и поныне забыть того, как много удивлялись все тогда такой великой и неожиданной перемене, как и была она всем поразительна…»
Прямо скажем, странные строки для человека, утверждавшего, что Петр «возбудил в народе ропот и неудовольствие», «сие народное неудовольствие было велико…» Но таких проколов у Болотова немало…
Ну что же, начнем по порядку, подробно рассмотрим главные обвинения против Петра – они же мифы.
Миф 1. «Петр: будучи наследником престола, не заботился о России, о государственных делах. Вместо этого он, будучи сущим младенцем по уму, пьянствовал со своими голштинцами, играл в солдатики и вешал крыс…»
В общем-то, тут есть своя сермяжная правда. Наследник и в самом деле, будучи вполне взрослым, играл в солдатики, однажды повесил крысу на игрушечной виселице, он, точно, пьянствовал с голштинскими офицерами (хотя, замечу в скобках, этим пирушкам было далеко до пиров Елизаветы и уж тем более – до непревзойденных никем по размаху и цинизму пьяных игрищ Петра Великого…)
Однако некоторая толика еврейской крови, текущая в жилах автора этих строк, побуждает по старой еврейской привычке ответить критиканам вопросом на вопрос:
– А чем еще было заниматься наследнику?
В самом деле, чем? Совершеннолетнего наследника престола Елизавета откровенно отстранила от каких бы то ни было государственных дел. Тут внесли свою лепту и сановники. Канцлер Бестужев, с самого начала ориентировавшийся не на Петра, а на Екатерину, как вспоминают современники, немало потрудился, внушая Елизавете мысль, что Петр, чего доброго, может, набравшись опыта, и захватить престол…
В этой связи возникает гипотеза: а не было ли «дело Батурина» опять-таки бестужевской провокацией?
И посему Бестужев «много способствовал его отстранению от участия в русских государственных делах и ограничил его деятельность управлением одной Голштинией».
Как видим, Петр бездельничал не по лености характера, а оттого, что его попросту отстранили от любых дел! А поскольку со скукой нужно как-то бороться, нет ничего удивительного и в пирушках с офицерами, и в игре в солдатики, и даже в казни крысы. Все это – от скуки… (Помнится, двадцать с лишним лет назад, когда наша геологическая партия оказалась на неделю без работы в отдаленной крохотной деревушке, и даже водку пить было скучно, ради развлечения несколько взрослых, психически здоровых мужиков хоронили старый ботинок – с траурным шествием, долгими речами над могилой, воздвижением монумента…)