Россия, которой не было: загадки, версии, гипотезы
Шрифт:
1767 г. Заговора нет, но долго ходили слухи, что во время поездки Екатерины в Москву на нее было совершено покушение.
1767 г. Капитан кавалергардского полка Панов и еще несколько гвардейских офицеров начинают толковать меж собой, что великий князь Павел Петрович уже вошел в совершеннолетие, а потому пора бы матушку свергнуть…
Все сосланы в Сибирь и на Камчатку.
1769 г. Восемнадцатилетний офицер из Нарвы Опочинин начал рассказывать, что он – сын Елизаветы и «аглицкого короля», а потому следует Екатерину захватить и посадить в крепость, а Орловых перебить без жалости.
Его и его сообщника корнета Батюшкова поначалу суд приговаривает к смертной казни, но Екатерина заменяет плаху Батюшкову пятилетней каторгой, а Опочинину (сыну не аглицкого короля, а русского генерал-майора) – ссылкой в Иртышский гарнизон.
1772 г. Накануне восемнадцатилетия Павла. Гвардейский солдат Исаков рассказал солдату Жихареву, что Павла Петровича хотят извести. Жихарев поделился новостью с солдатом Карповым. Тот – с капралом Оловенниковым. Оловенников
Самому старшему из этой компании было двадцать два года. Всех изобличили, драли кнутом и сослали в Сибирь…
Кто-то может сказать, что Опочинин, Оловенников и многие другие – попросту безответственные болтуны, а их затея – блажь сопляков. Не спорю. Гораздо интереснее тут другое: психология господ гвардейцев. Не то что капитаны и поручики, а даже рядовые не видят ничего необычного в том, чтобы, сойдясь кучкой, рассуждать, как бы им половчее свергнуть императрицу и возвести на трон кого-нибудь другого… Они ведь чувствуют себя вправе именно такие планы строить! Вот что примечательно! Они свято верят, что гвардии такое позволено! Вот она, психология Гвардейского Столетия в действии и полной наглядности! А сколько им лет, и пьяны они при этом или трезвы – дело десятое…
Ох уж этот совершеннолетний Павел, матушкина непреходящая головная боль…
Павел, между прочим, уже женат, жена его – опять-таки немецкая принцесса. История, знаете ли, имеет тенденцию повторяться, и не обязательно в виде фарса…
Из «Записок» М. А. Фонвизина: «Мой покойный отец рассказывал мне, что в 1773 или 1774 г., когда цесаревич Павел достиг совершеннолетия и женился на дармштадской принцессе, названной Натальей Алексеевной, граф Н. И. Панин, брат его фельдмаршал П. И. Панин, княгиня Е. Р. Дашкова, князь Н. В. Репнин, кто-то из архиереев, чуть ли не митрополит Гавриил и многие из тогдашних вельмож и гвардейских офицеров вступили в заговор с целью свергнуть с престола царствующую без права Екатерину II и вместо нее возвести совершеннолетнего ее сына. Павел Петрович знал об этом, согласился принять предложенную ему Паниным конституцию, утвердил ее своей подписью и дал присягу в том, что, воцарившись, не нарушит этого коренного государственного закона, ограничивающего самодержавие. Душою заговора была супруга Павла, в. к. Наталья Алексеевна, тогда беременная. При графе Панине были доверенными секретарями Д. И. Фонвизин и Бакунин (Петр Васильевич), оба участники в заговоре. Бакунин из честолюбивых, своекорыстных видов решился быть предателем. Он открыл любовнику императрицы Г. Г. Орлову все обстоятельства заговора и всех участников – стало быть, это сделалось известным и Екатерине. Она позвала к себе сына и гневно упрекала ему его участие в замыслах против нее. Павел испугался, принес матери повинную и список заговорщиков. Она сидела у камина и, взяв список, не взглянув на него, бросила бумагу в камин и сказала: „Я не хочу и знать, кто эти несчастные“. Она знала всех по доносу изменника Бакунина. Единственною жертвою заговора была великая княгиня. Полагали, что ее отравили или извели другим образом. Из заговорщиков никто не погиб. Екатерина никого из них не преследовала. Граф Панин был удален от Павла с благоволительным рескриптом… Брат его фельдмаршал и княгиня Дашкова оставили двор и переселились в Москву. Князь Репнин уехал в свое наместничество в Смоленск; а над прочими заговорщиками учинили тайный надзор…»
Если это правда – то здесь уже не болтовня безусых корнетов, все гораздо серьезнее… А собственно, почему бы этой истории и не быть правдой? Ничего невероятного в ней нет, наоборот, по меркам того столетия она буднична, тривиальна, скучна даже. И оттого вполне может оказаться правдой.
А кроме заговоров, у Екатерины была еще одна головная боль – муженек Петр Федорович.
Покойник оказался очень беспокойным и ни за что не желал смирнехонько лежать в роскошной гробнице. Он бродил по стране, что ни год раздваиваясь, растраиваясь, размножаясь в вовсе уж невероятных количествах…
Я так и не выяснил, сколько же было всего Петров Федоровичей, объявлявшихся на просторах Российской империи. Бегло перелистав три-четыре книги по истории, с маху отыскал их десятка два в России и двоих на Балканах (это помимо Степана Малого и Лжестепана-Лжепетра). И махнул рукой. Петров Федоровичей было множество. Время от времени среди этой оравы промелькивали
Разумеется, большинство из них так и остались простыми болтунами, вроде пропившегося капитана Оренбургского гарнизона, заявлявшего честно: «Хочу сказаться государем Петром Федоровичем, может, какой дурак и поверит». Другие были чуточку посерьезнее – им удавалось собрать ватагу человек в сто, а то и триста. Все они никакой опасности для трона не представляли. Кроме одного единственного, которого вроде бы звали на самом деле Емельяном Ивановичем…
Некто Емельян
События, известные как «Пугачевский бунт», до сих пор таят множество загадок.
Сам размах этого предприятия уникален – ничего подобного на Руси прежде не бывало. Смута – другое дело, она была настоящей гражданской войной, а не мятежом. Между тем против Пугачева, по признанию самой Екатерины, была «наряжена такая армия, что едва ли не страшна соседям была». Лишь спешно заключив мир с Турцией и сняв с фронта регулярные части, удалось подавить мятеж… Впрочем, называть события «мятежом» как раз неправильно. Перед нами – что-то другое. В отличие от разинского бунта, представлявшего собой всего лишь буйство разросшейся до гигантских размеров разбойничьей шайки, не озабоченной ни в малейшей степени административными делами (да и не способной на таковые), войско Пугачева было строжайше организовано. Оно управлялось не «советом атаманов», а самой настоящей Военной коллегией, своего рода аналогом екатерининского военного министерства в миниатюре, обладавшей также судебными правами. При Пугачеве находилось довольно много якобы пленных офицеров – в том числе, столь примечательные личности, как родственник старинного недруга братьев Орловых Шванвича и Тимофей Падуров, бывший депутат созванного Екатериной народного собрания, в чем-то аналога старых Земских соборов. Официально это собрание [4] именовалось Комиссией Законоуложения и сыграло довольно важную роль в выработке российских законов.
4
Состоявшее из выборных делегатов от дворян, горожан, казаков, нерусских народов и государственных крестьян.
Интересно, что пугачевская артиллерия была… лучше той, которой располагали правительственные войска! Генерал Кар, самонадеянно решивший в одночасье разнести по кочкам «толпу мужичья» и сам этой «толпой» моментально разбитый (а ведь у него была тысяча триста опытных солдат!), доносил Военной коллегии: «Артиллериею своею чрезвычайно вредят, отбивать же ее атакою пехоты весьма трудно, да почти и нельзя, потому что они всегда стреляют из нее, имея для отводу готовых лошадей, и как скоро приближаться пехота станет, то они, отвезя ее лошадьми дальше на другую гору, опять стрелять начинают, что весьма проворно делают и стреляют не так, как бы от мужиков ожидать должно было». Принято считать, что у пушек стояли опытные в стрельбе мастеровые уральских заводов, но это лишь половина разгадки. Заводские мастеровые вряд ли были обучены умелому маневрированию орудиями на поле боя… Во время осады Оренбурга пугачевцы навесным огнем, что опять таки требует немалого мастерства, громили дома в центре города, и по сохранившимся подробным описаниям историки делают вывод, что действовали опытные артиллеристы.
Екатерина уверяла Вольтера в письмах, будто бы Пугачев предавал смерти всех офицеров и солдат, которые к нему попадались. Истине это нисколько не соответствует. Не только местные гарнизоны, но и присылавшиеся из Центральной России полки были ненадежны. Прибывший из Петербурга Владимирский гренадерский полк пришлось подвергнуть бдительному тайному надзору, открывшему, «что действительно меж рядовыми солдатами существует заговор положить во время сражения перед бунтовщиками ружья».
Но если бы только солдаты… Участвовавший в боевых действиях (и чудом избежавший однажды плена) Державин, как и генерал Бибиков, постарался опустить в своих воспоминаниях кое-какие щекотливые моменты. Но в том самом Саратове, откуда Державин спасся от пугачевцев только благодаря резвости хорошей лошади, при известии о приближении «Петра Федоровича» ему навстречу вышли со знаменами и местный пехотный гарнизон, и артиллерийская команда во главе со всеми офицерами и самим начальником гарнизона, секунд-майором – чин немалый. Именно эти артиллеристы потом отличились во время битвы под Царицыном с Михельсоном. А еще раньше, на Урале, Михельсон принял однажды издали пугачевцев за идущие к нему на соединение правительственные войска – настолько хороши были выправка и строй «мятежной толпы»…
Отдельный разговор – о духовенстве. После подавления восстания в Петербурге сгоряча решили расстричь всех священников примкнувших к самозванцу, но против этого вынужден был возразить даже усмиритель восстания П. И. Панин, писавший императрице, что «в тех здесь местах, где злодей сам проходил, и в который входили большие его отряды, не было из оного (духовенства) почти ни одного человека… который бы не встречал злодея с крестами, и не делал бы служения с произношением самозванца». Поэтому, чтобы не оставить без священников целые губернии, пришлось ограничиться наказанием только самых уж активных, причем рядовых священнослужителей. А ведь во главе крестных ходов к Пугачеву выходили и архимандриты крупных монастырей. Против казанского архиепископа Вениамина существовали серьезные и обширные улики, изобличавшие его в сношениях с Пугачевым, но дело решили замять…