Россия накануне смутного времени
Шрифт:
«Дворовое» руководство раздирала взаимная вражда. Давний союз между Нагими, Вельскими и Годуновыми рухнул. После гибели старшего сына Грозный назначил своим преемником царевича Федора. Царь не питал иллюзий насчет способностей Федора к управлению и вверил слабоумного сына и семью попечению думных людей, имена которых он назвал в своем завещании. Он поступил так, как поступали московские князья, оставляя трон малолетним наследникам. Считают обычно, что в состав опекунского совета вошли два члена ближней, «дворовой» думы — Б. Я. Вельский и Б. Ф. Годунов. Критический разбор источников обнаруживает ошибочность такого мнения.
Через несколько месяцев после кончины Грозного его лейб-медик послал в Польшу сообщение о том, что царь назначил четырех правителей (Н. Р. Юрьева, И. Ф. Мстиславского и др.) [6] . Некоторые русские источники также упоминают о четырех душеприказчиках Грозного [7] . Осведомленным очевидцем событий был Д. Горсей. Деятельный участник придворных интриг, он нередко фальсифицировал известные ему факты. Так, Горсей в одном случае упомянул о назначении четырех душеприказчиков: Мстиславского,
6
Из донесения Болоньетти 24 августа 1584 г. — Historia Russia monumenta, t. II. СПб., 1841, с. 7.
7
Латухинская степенная книга. — ГПБ, ОР, Р. IV. 597, л. 402.
8
Горсей Д.Путешествия сэра Еремея Горсея. Пер. Ю. Толстого. — ЧОИДР, 1907, кн. 2 (221), отд. IV (далее — Горсей Д.Путешествия (II)), с. 41, прим. 1; с. 47.
Одна из ранних русских повестей начала XVII в. называет в качестве правителей, назначенных царем Иваном, князя И. П. Шуйского, князя И. Ф. Мстиславского и Н. Р. Юрьева [9] . Принадлежность их к регентскому совету не вызывает сомнений. Следовательно, из списка регентов надо исключить либо Б. Я. Вельского, либо Б. Ф. Годунова.
Прямой ответ на поставленный вопрос дает записка австрийского посла Н. Варкоча, составленная им в конце 80-х годов. Выполняя специальное поручение австрийского двора, посол потратил много времени на то, чтобы получить в Москве достоверные сведения о завещании Грозного Н. Варкоч писал в донесении: «Покойный великий князь Иван Васильевич перед кончиной составил духовное завещание, в котором назначил некоторых господ своими душеприказчиками и исполнителями своей воли. Но в означенном завещании он ни словом не упомянул Бориса Федоровича Годунова, родного брата нынешней великой княгини, и не назначил ему никакой должности, что того очень задело в душе». Неофициальная Псковская летопись подтверждает эти сведения. По словам ее автора, Годунов расправился с И. П. Шуйским и митрополитом Дионисием, «им же бе приказал царь Иван царьство и сына своего Федора хранить» [10] .
9
Буганов В. И., Корецкий В. И., Станиславский А. Л.«Повесть како отомсти» — памятник русской публицистики Смутного времени, — Исследования по истории русской литературы. — ТОДРЛ, л. XXVIII. А, 1974, с. 241.
10
Текст донесения Н. Варкоча цитируется по фотокопии, полученной из Венского архива (Haus-, Hof-und Staatsarchiv. Wien, Russland I, Fasz. 3, 1589 (далее — Реляция Н. Варкоча), fol. 02–64); Псковские летописи. Под ред. А. Н. Насонова, вып. 2. М. — Л., 1955, с. 264.
Пока был жив царевич Иван, отсутствие детей у второго сына, Федора, не огорчало царя. Бездетность удельного князя отвечала высшим государственным интересам. Когда Федор стал наследником, все переменилось. Желая предотвратить пресечение династии, Грозный стал требовать от Федора развода с бесплодной Ириной Годуновой [11] . После гибели царевича Ивана государь не решился поступить с младшим сыном столь же круто, и дело ограничилось одними уговорами. Возможно, что в завещании царь выразил свою волю по поводу брака Федора. Косвенным подтверждением догадки служит отсутствие среди опекунов «дворового» боярина Бориса Годунова. Царь желал лишить Бориса возможности помешать разводу Федора с Ириной Годуновой.
11
Масса И.Краткое известие о Московии начала XVI в. М., 1937, с. 34; Петрей П. История о Великом княжестве Московском. М., 1867, с. 158.
В «дворовой» иерархии самое высокое место занимал А. Ф. Нагой, дядя последней царицы — Марии Нагой. Знать ненавидела его не меньше Б. Я. Вельского. Нагой сделал карьеру благодаря доносам на главных земских бояр, которых он обвинил в предательских сношениях с Крымом. Но, безгранично доверяя своему любимцу, царь Иван не включил его в число опекунов Федора. Ввиду явной недееспособности Федора Нагие лелеяли надежду на передачу трона младенцу царевичу Дмитрию. Доверять им опекунство над Федором было опасно.
Грозный многие годы настойчиво пытался ограничить влияние боярской аристократии и утвердить самодержавную форму правления с помощью «двора». По иронии судьбы в регентском совете при его сыне знать получила видимый перевес. В полном соответствии с традицией главой совета стал удельный князь и первый земский боярин думы И. Ф. Мстиславский. Членами совета были «дворовый» боярин князь И. П. Шуйский, земский боярин Н. Р. Юрьев и «дворовый» оружничий Б. Я. Вельский. Формально «двор» и земщина получили равное представительство в регентском совете, но равновесие сил, которого так добивался Иван IV, оказалось призрачным.
После смерти Грозного в Москве распространился слух, будто царя отравили его ближние «дворовые» советники. Толки об этом вряд ли имели какое-нибудь основание. Последние два года жизни Иван IV тяжело болел. Римский посол Антонио Поссевино писал: «…существуют некоторые предположения, что этот государь проживет очень недолго» [12] . Давний недуг обострился весной 1584 г. Отчаявшись в выздоровлении, царь Иван в начале марта послал в Кирилло-Белозерский монастырь наказ старцам молиться за него, чтобы бог его «окаянству отпущенье грехом даровал, и от настоящие смертныя болезни освободил, и здравье дал» [13] . Со дня на день больному становилось хуже. Все его тело страшно распухло. Он не мог передвигаться сам, и его носили на носилках. Подверженный суевериям, Иван пытался узнать у ворожей свою судьбу. 19 марта после полудня он пересмотрел завещание, а к вечеру скоропостижно скончался за шахматной доской.
12
Годовикова Л. Н.Исторические сочинения А. Поссевино о России XVI в. Канд. дисс. МГУ, 1970, прил., с. 127.
13
ДАИ, т. I. СПб., 1846, № 129, с. 185.
Смерть царя вызвала переполох в Кремлевском дворце. Опасаясь волнений, власти пытались скрыть от народа правду и приказали объявить повсюду, что есть еще надежда на выздоровление государя. Тем временем Богдан Вельский и другие руководители «дворовой» думы приказали запереть на засов все ворота Кремля, расставить стрельцов на стенах и приготовить пушки к стрельбе [14] .
Несмотря на старания правительства, весть о кончине царя вскоре распространилась по всему городу и вызвала волнения в народе. Страх перед назревавшим восстанием побудил «двор» поспешить с решением вопроса о преемнике Грозного. Глубокой ночью начальные бояре, а вслед за ними и вся прочая знать принесли присягу наследнику царевичу Федору. Вся церемония была закончена в течение шести-семи часов [15] . Возможно, что присяга Федору прошла не совсем гладко. Литовский посол Л. Сапега писал из Москвы, будто сторонники молодого царевича Дмитрия пытаются силой посадить его на престол, но «старший из двух сыновей Федор хочет удержаться на троне после отца» [16] . Информация, полученная послом, не отличалась точностью. Сапега считал сторонником Дмитрия Б. Вельского, на самом же деле за него стояли Нагие. По русским летописям, в ночь смерти Грозного Вельский и Годуновы распорядились взять под стражу Нагих, обвинив их в измене [17] . Раскол «дворовой» думы и падение А. Ф. Нагого, одного из столпов прежнего правительства, роковым образом сказались на судьбах всего «дворового» руководства.
14
Горсей Д.Путешествия (II), с. 40–41.
15
Там же, с. 47.
16
Kognowicki.Zycia Sapichow, t. 1. Wilna, 1790, р. 32.
17
ПСРЛ, т. XV. М., 1965, с 35.
Система централизации, основанная на противопоставлении «двора» и земщины, обнаружила свою непрочность. Правительству пришлось пожать плоды политики, в основе которой лежал принцип «разделяй и властвуй». Опекунский совет не мог осуществлять своих функций из-за нежелания «дворовых» чинов отказаться от власти. В свою очередь земская знать прибегла к местничеству, чтобы устранить худородных руководителей «двора». Окончательный разрыв наступил в связи с приемом в Кремле литовского посольства. «Дворовые» чины, не поделив мест с земцами, отказались допустить бояр в тронный зал, т. е. пошли на неслыханное нарушение традиции. В итоге иноземных послов встретили одни «дворовые» бояре — князь Ф. М. Трубецкой и Б. Ф. Годунов [18] .
18
ЦГАДА, ф. 79, кн. 15, л. 33.
Опрометчивые действия руководства «двора» имели свои причины. Могущественный временщик Б. Я. Вельский подвергся местническим нападкам со стороны казначея П. И. Головина, занимавшего далеко не первое место в земской иерархии [19] . Если бы Вельский проиграл тяжбу, его падение было бы неизбежным. Против него выступили самые влиятельные члены опекунского совета и думы: «боярин князь Иван Федорович Мстиславской с сыном со князем Федором да Шуйския, да Голицыны, Романовы да Шереметевы и Головины и иныя советники». На стороне Вельского стояли «Годуновы, Трубецкие, Щелкаловы и иные их советники». По существу в Кремле произошло решительное столкновение между «двором» и земщиной, хотя некоторые члены земской думы (впрочем, немногие) примкнули к «двору», а ряд «дворовых» чинов объединились с земскими. За Вельского вступились главные земские дьяки — братья Щелкаловы, которым знать не могла простить их редкого худородства. Вознесенные по милости Грозного, они боялись упустить влияние в случае решительной победы земской аристократии. Тяжба между Головиным и Вельским едва не закончилась кровопролитием. По русским летописям, во время «преки» в думе Вельского хотели убить до смерти, но он «утек к царе назад» [20] . Как писал английский посланник, на Вельского напали с таким остервенением, что он был вынужден спасаться в царских палатах [21] .
19
Посетивший в тот день Кремль литовский посол Л. Сапега писал, что между боярами произошло какое-то несогласие о местах и до его приезда они основательно между собой поспорили (Scriptores rerum polonicarum, t. VIII, р. 174).
20
Пискаревский летописец. — Материалы по истории СССР (XV–XVII вв.), вып. 2. М., 1955, с. 87.
21
Отчет о посольстве Е. Боуса. — ЧОИДР, 1884, кн. 4, с. 103.