Россия всегда права!
Шрифт:
И нужно найти что-то поесть.
Повесив винтовку на ремень за спину – оружие нельзя бросать на произвол судьбы, – Вадим поднялся несколькими этажами выше, нашел место, откуда хорошо смотреть на город, посмотрел и обомлел…
У городских властей проблемы были явно серьезнее, чем его поиски. Конечно, с того места, где он был, видно было не все – но он видел два места, где было зарево сильных пожаров. Он увидел взлетевшую в небо очередь трассеров – зеленые, североамериканские, в русской армии трассеры красного цвета. Увидел он и вертолеты над городом, хотя что они делали – было непонятно, они не обстреливали город, а просто висели над ним и светили куда-то прожекторами. Услышал он и перестук выстрелов – непрекращающийся.
Война,
Первое, о чем подумал Вадим, – это именно война. Он был русским и жил в Сибири, потом на Дальнем Востоке, в цивилизованном городе. Он знал, что на Востоке неспокойно – но там же арабы. В русских городах подобного не было уже много десятилетий – хотя из школьного курса истории Вадим знал, что коммунисты, желая разрушить Россию, устраивали нечто подобное в начале прошлого века. Но ведь это же начало прошлого века! А не нынешнего! Двадцать первого! Неужели в двадцать первом веке, в цивилизованной стране возможно такое?!
Судя по тому, что он видел, – очень даже возможно.
То, что происходит, для него это и хорошо и плохо. Хорошо тем, что сейчас ни полиции, ни контрразведке будет явно не до него. В таком бардаке нельзя сделать ни нормальное оцепление, ни прочесывание, а полицейские будут заняты чем угодно – только не его поисками. С другой стороны, он может запросто «попасть под замес» вместе со всеми, его могут убить бунтующие… да и мало ли что может случиться в городе, в котором антиправительственный бунт! Поэтому – надо действовать осторожно и пробираться к выходу из города прямо сейчас. Что делать потом – решим, когда выйдем из города, сейчас надо поесть и двигать отсюда. Может быть, угнать машину или что-то в этом роде…
Правая рука стала действовать, но плохо. Стрелять с нее было нельзя… да и рана может открыться. С двумя пистолетами и автоматом Вадим выбрался из строящегося здания, юркнул в темноту… его никто не видел. Карабин можно было бы и бросить… но, с другой стороны, он может из него стрелять и с одной руки, зажимая приклад локтем, в центре подготовки амфибийных сил был инструктор, который мог так стрелять из двух пулеметов одновременно. Перевесив винтовку на левое плечо, Вадим выглянул, нашел себе новое укрытие и перебежал туда – как под огнем противника. Его никто не видел…
Уже через полчаса он понял, что творится в городе…
Полный беспредел – иначе назвать происходящее было нельзя. Горят контейнеры с мусором, а где-то – и уличные машины, около них какие-то люди, кто-то с оружием, кто-то без. Греются, хотя и без этого тепло, некоторые стреляют в воздух. Бьют стекла. Грабят. По улицам на полной скорости проносятся машины, Вадим видел, как в одном месте белый вэн сбил человека и поехал дальше, вслед ему открыли огонь. В одном месте он увидел баррикаду, с нее стреляли и в нее стреляли. Баррикаду сделали, похоже, из какой-то мебели, защищали ее, видимо, белые, не желающие, чтобы их ограбили и убили. Стреляли беспорядочно и со всех сторон, один раз пуля чуть не попала в него – но он скрылся в темноте.
Потом он набрел на заправочную станцию, рядом с ней был маленький магазинчик. Витрины его были темными, но целыми.
Желудок громко заурчал, напомнив о себе.
В следующий момент Вадим был вынужден упасть на тротуар, потому что мимо пронеслись два пикапа, набитых непонятно кем, бандитами, наверное. Они мчались с включенным дальним светом, бухала музыка, в кузовах были люди, они ухали, гикали, что-то кричали, и с одной машины непонятно куда бухнули из ружья.
Конкретный беспредел, совсем никаких краев нет…
Дождавшись, пока машины проедут дальше, Вадим вскочил и перебежал улицу, спрятался за магазином. Подергал дверь, через которую принимали товар, – заперто. Грабить не хотелось – но желудок требовал свое…
Дверь поддалась после первого же пистолетного выстрела, пригнувшись, он вошел внутрь. Темно… но на улице что-то горит, кое-что все же видно. Похоже, что никого нет – закрыли и ушли. Есть сигнализация – но у полиции хватает дел и без этого, приедут в лучшем случае через полчаса, а ему надо минут десять.
Полку с продукцией компании «Марс» он нашел у самой кассы, шоколадные батончики – это продукт спонтанной покупки, полки везде одинаковы, их предоставляет бесплатно компания. С одного батончика, первого, который попался под руку, он сорвал обертку и начал есть, торопливо и жадно, придерживая правой, почти не работающей рукой – а левой он начал сгребать другие батончики и совать по карманам, в чехол, в котором было оружие, просто под куртку. Передохни – сникерсни, в общем…
Перекусывая, он не заметил мелькнувший в темной витрине отблеск фар – думал, что с дороги. Понял, что дело неладно, только тогда, когда магазин залило светом фар и прожекторов на кабине, а таранный бампер лифтованного [50] пикапа был всего в паре футов от витрины…
50
Пикап с высокой подвеской. Иногда поднимают на полметра над землей и больше.
Он успел заскочить за прилавок как раз тогда, когда машина тяжело, всей своей массой ударила в витрину. Посыпались стекла, двигатель взревел на оборотах, машина проламывалась внутрь, уродуя магазин и снося полки с товаром. Все вокруг падало, хрустело, давилось, уступало напору грубой силы – железу и огню. Через рев мотора было слышно буханье низкочастотных сабвуферов, врубленных на полную мощность.
Просто удивительно было то, что творили в те дни мексиканцы: они не просто грабили – они сжигали, уродовали, разносили все в хлам, сшибали, портили. Казалось, им важно не столько нажиться, не столько отомстить белым, и черным, и всем остальным за свою нищету, униженность и убогость. Им важно было изуродовать среду обитания, искалечить то, что они видели перед собой, и сотворенное природой, и рукотворное. Только этим можно было объяснить, что группа мексиканцев ворвалась в зоопарк и начала расстреливать животных. Они приехали в чужую страну, здесь их воспринимали как чужих, как второй сорт, они видели, как живут другие люди, люди, которые давно живут в этой стране, и понимали, что вокруг все чужое и им никогда не удастся так жить. И сейчас они крушили, грабили и уродовали, приводя среду обитания в понятный и привычный им на родине вид. Они ненавидели все вокруг себя, все, что не их, – и вымещали на этом свою злобу. Это был триумф беззакония над законом, варварства над цивилизацией, зла над добром. Одна группа людей рушила выстроенный трудами поколений уютный мирок, силой загоняя остальных в свою реальность и заставляя смириться и признать свое существование [51] .
51
Что-то очень знакомое есть в описании этого побоища, не правда ли?
Вадим выхватил пистолет, пригибаясь, бросился к выходу, надеясь, что машина не пройдет внутрь дальше и что его не раздавит витриной или бампером машины.
Машина застряла. Двигатель снова взревел, развитые грунтозацепы шин пытались обрести опору, зацепиться за что-то, чтобы машина ехала, – но она не ехала.
Двигатель смолк. На улице раздались смех и крики, больше это было похоже на хохот шакалов…
Вадим, которого не придавило, с двумя пистолетами, автоматическим карабином и парой десятков шоколадных батончиков выскочил в заднюю дверь. Если бы у него была возможность уйти, он бы ушел, потому что предотвращенная битва – выигранная битва. Но уйти возможности не было, он не знал, что находится за забором, ограждающим заправочную станцию, он знал только то, что находится перед ней. Сами того не зная, бандиты поставили Вадима в положение загнанной в угол крысы – и теперь им предстояло жестоко поплатиться за это.