Рот, полный языков

Ди Филиппо Пол

— Ест? А что такое?

— Очень много. Даже мне столько не одолеть. И очищает все тарелки до последней крошки.

Друзья замолчали, размышляя о пикантной новости, нарушившей ежедневную рутину. Потом юркий остроносый человечек, похожий на хорька, который до сих пор лишь слушал, спросил елейным голосом:

— А известно ли об этом уважаемому сеньору Реймоа?

— Разве на свете существует что-нибудь, до чего не дотянутся жадные лапы Овида Реймоа? — процедил костлявый с кислой гримасой. — Ему непременно надо заграбастать всё, будь то вещи, золото или что-то иное. А если не дотянется сам, подберут его алчные сынки.

— Моты и бездельники, что один, что другой, — кивнул самый старший. — Овид, по крайней мере, сам заработал свои деньги,

а его сыновья… Даже не знаю, кого из них я презираю больше — Эрмето или Жетулио.

— Дочка даст фору им обоим.

— Уж это точно. Дарсиана хуже их всех, потому что прячет низкую натуру под привлекательной оболочкой.

Снова воцарилась тишина — очевидно, собеседники перебирали в уме грехи семейства Реймоа. Наконец представительный мужчина снова заговорил, вернувшись к прежней теме:

— Я слыхал, что любовница Кинкаса, хотя и не имеет чести быть уроженкой Баии, владеет нашим языком безупречно.

— О!

— Очко в её пользу!

— Мало кто из иностранцев чтит наш благородный язык.

— За это можно простить многое.

Удовлетворённые тем, что нашли хоть одно достоинство у подозрительной представительницы прекрасного пола, друзья откинулись в креслах и обратились к своим напиткам и носовым платкам, торопясь насладиться прохладой угасающего дня, пока вечерние заботы — обед, театр, свидание, ночная рыбалка или постель — не заставили их разойтись.

Лаковые деревянные панели, творение давно исчезнувших рук, изъеденные ржавчиной кованые петли с растительным орнаментом, дверные ручки из гранёного стекла, бронзовые цифры. Лёгкий душок плесени из щелей, ощутимый даже на фоне более сильных ароматов паркетной мастики, лаванды и инсектицидов…

Дойдя до двери с номером 334, Арлиндо Кинкас остановился. Единственной рукой поправил заколотый рукав накрахмаленной рубашки, пригладил напомаженные волосы и старательно втёр оставшееся на пальцах ароматное масло в густую щётку усов. Тихий и безлюдный в этот жаркий послеполуденный час, сумрачный коридор гостиницы, казалось, тянулся бесконечно в обе стороны, а потёртая ковровая дорожка напоминала реку без начала и конца. Морской бриз, пахнущий йодом, ласково шевелил кремовые шторы на распахнутых окнах.

Приведя себя в порядок, Кинкас робко постучал.

— Входи, Арлиндо. — ответил из-за двери уверенный женский голос.

Услышав своё имя, однорукий мужчина глубоко вздохнул, будто пытался справиться с обуревавшими его чувствами. Костяшки руки, сжавшей дверную ручку, побелели от напряжения. Шагнув внутрь и закрыв за собой дверь, он остановился у самого порога.

Богато обставленная спальня, наполненная странными резкими запахами, тонула в искусственном полумраке, словно гнездо феникса, сотканное из дымных нитей. Верховная владычица этого призрачного царства лежала обнажённая на широкой кровати, зажав между ног скомканное полотенце. Идеальные формы её тела тут же без остатка поглотили внимание Кинкаса. Женщина лишь чертами лица напоминала ту, которая десять дней назад пошла в гостиницу и прикоснулась к его руке, приблизив тем самым последующие невероятные события. В остальном это был совершенно другой человек. Из смуглой она стала белокожей, прибавила в весе и странным образом выросла — по крайней мере, на полголовы. Рыжие волосы стали почти чёрными и совершенно выпрямились. Кроме того, она их, видимо, подстригла, хотя ни ножниц, ни обрезанных концов Кинкас так и не нашёл.

Оранжевая ящерка с жёлтыми полосами скользнула по стене над кроватью, вкрадчиво шурша коготками по обоям.

— Как вы провели день, сеньорита Йемана? — почтительно осведомился Кинкас.

— Как всегда, Арлиндо. Изучала себя.

Кинкас вежливо кашлянул.

— Если верить философам, это занятие требует всей жизни.

— Да нет, я уже разобралась.

Кинкас не нашёл

что ответить на такое необычное заявление. Он сморщил нос.

— Извините меня, но тут пахнет, как от львиной клетки в зоопарке. Вы позволите мне, наконец, убрать ваши грязные бинты или собираетесь и дальше их копить?

— Не беспокойся, я больше не теку. Мое тело в этом уже не нуждается.

Сеньорита Йемана села в постели, качнув грудями, похожими на спелые дыни, и вытащила кроваво-красный комок из тёплого гнезда. Немного помяла влажную ткань в руках, как месят тесто, добавила туда пенистый сгусток слюны, потом повернулась и просила в щель между кроватью и стеной, в общую кучу.

Кинкас украдкой перекрестился, шёпотом помянув нечистую силу.

— Не понимаю, почему это счастливое событие отменяет необходимость выбрасывать протухший мусор.

— Не забивай себе голову пустяками, Арлиндо. Иди ко мне. Сегодня ты, наконец, можешь попробовать меня всю. Или ты уже привык по-другому?

— Я… я не могу… — заикаясь, пробормотал Кинкас. От духоты лоб его покрылся капельками пота.

— Не можешь выбрать? Ещё бы. А зачем выбирать? Иди сюда.

Нетвёрдо ступая, он подошёл к кровати. Напряжённый член больно упёрся в туго натянутую ткань, преграждающую путь к новому витку удовольствий. Сверхъестественно ловкие пальцы сеньориты Йеманы едва коснулись пуговиц, и брюки упали, собравшись в кучу возле ног. Кинкас неловко переступил через них, цепляясь туфлями за штанины. Его осязаемое мужское достоинство гордо возвышалось над мускулистыми бёдрами, поросшими жёсткими волосами.

Женщина взяла член одной рукой. Головка покоилась на белоснежном запястье, пронизанном голубыми жилками, пальцы едва доставали до половины длины. Кинкас снова глубоко вздохнул и на всякий случай закрыл глаза, как привык делать всю последнюю неделю.

Придвинувшись поближе, сеньорита Йемана приоткрыла влажные блестящие губы. Во рту её уже расцветал новый фантастический цветок. Развернувшись в воздухе, как лепесток невиданной гигантской орхидеи, ярко-розовый бархатный язык лёг на мужской пенис и мгновенно обволок его, соединив свои края в тугую эластичную трубку. Кинкас испустил глухой стон. Женщина обхватила его бёдра и притянула к себе, втягивая язык в рот вместе с пленённым фаллосом. Её лицо прижалось к животу мужчины, губы погрузились в густые заросли волос. На этом все внешние движения прекратились, однако потное лицо Кинкаса с зажмуренными глазами выражало целую бурю эмоций. По щекам градом катился пот, он стонал и рычал от удовольствия. То, что происходило за сомкнутыми губами женщины, явно не шло ни в какое сравнение с обычной оральной стимуляцией. Не прошло и минуты, как он резко напрягся и кончил. Пока судорожные движения не прекратились, сеньорита Йемана не отпускала его, присосавшись к мужскому телу, словно рыба-прилипала. Потом, откинув голову, широко улыбнулась, продемонстрировав почти нормальный человеческий язык.

— Теперь ложись.

Кинкас открыл глаза, колени его тряслись.

— Но я не смогу так быстро снова…

— Делай, как я сказала.

Кинкас забрался на постель и перевернулся на спину. Быстро оседлав его, женщина подняла почти уже опавший член и подвела к входу во влагалище. Потом стала медленно опускаться. Казалось, что её партнёр прав, и надеяться на успех глупо. Внезапно бёдра мужчины, будто сами по себе, подались вверх, и втянутый какой-то сверхъестественной силой, пенис вошёл внутрь так глубоко, что из виду исчезла даже половина мошонки. Кинкасу пришлось опереться на локти, чтобы удержаться в неудобном положении. Время снова остановилось, тела замерли. Необыкновенный половой орган сеньориты Йеманы, не менее совершенный, чем рот, начал свою работу. На этот раз оргазм не наступал гораздо дольше, то ли из-за усталости партнёра, то ли по воле женщины, искусственно продлевавшей приятные ощущения. Минуты шли одна за другой, а однорукий любовник всё ещё стонал с перекошенным лицом, выгнувшись дугой, исступлённо отдаваясь подчинившей его сверхъестественной силе.