Рота Шарпа
Шрифт:
Лоуфорд шагал рядом: плащ перекинут через руку, в золотом кружеве мелькают алые отблески. Полковник улыбнулся Шарпу – он выглядел, как показалось стрелку, совсем мальчишкой.
– Кажется, мы их удивим, Ричард.
Ответ пришел тут же: наверху, и слева, и справа, французские пушкари поднесли спички к запальным отверстиям, и пушки откатились на лафетах, выплюнув картечь. Укрепления вскипели огромными клубами дыма, прорезаемыми копьями света, раскинувшими свои пылающие языки со стены через ров до самого снежного склона.
Вслед за громом выстрелов, настолько близко, что отдельные звуки были уже неразличимы, пришел грохот рвущейся картечи. Каждый снаряд в металлическом цилиндре, заполненном мушкетными пулями, подрывался пороховым зарядом. Пули разлетались в стороны с убойной силой, снег пятнался красным.
Где-то слева послышались отдаленные крики, и Шарп понял, что легкая дивизия, атакующая меньшую брешь, перевалила через гласис в ров. Он поскользнулся, поднялся и заорал: «Вперед!»
Дым над гласисом медленно рассеивался, уносимый на юг ночным ветром, и тут же скрывал все обратно после очередного залпа. Снова взорвалась картечь, плотная масса людей двинулась быстрее, подгоняемая офицерами и сержантами вверх по склону, к сомнительной безопасности рва. Далеко сзади, за первой параллелью, играл оркестр, Шарп на мгновение уловил мелодию, а затем вдруг осознал, что склон кончился, а перед ним разверзлась черная пасть рва.
Было искушение отступить на пару шагов и кидать мешки наудачу, но Шарп давно приучил себя к тому, что пара шагов, которых боишься, самая важная. Он встал на гребне рядом с Лоуфордом и крикнул своим людям, чтобы поторапливались. Мешки с сеном мягко падали во тьму.
«Сюда! Сюда!» - он повел роту вправо, уходя от бреши: их работа была закончена, «Отчаянная надежда» уже прыгала в ров, и Шарпа кольнула зависть. «Ложись!» - он заставил своих людей распластаться на гребне, и пушки рявкнули выше, но так близко, что легкая рота почувствовала их горячее дыхание. Батальоны шли в атаку сразу за «Отчаянной надеждой». «Всем следить за стеной!» Все, чем теперь легкая рота могла помочь атаке – стрелять через ров, если увидят цель.
Вокруг была тьма. Со дна рва доносился перестук ботинок, звяканье байонетов, приглушенные чертыхания, затем скрежет шагов по камням, сказавший, что «Надежда» добралась до бреши и карабкалась теперь по накату из обломков стены. Вспышки мушкетных выстрелов осветили брешь, «Отчаянная надежда» встретила первое сопротивление, но огонь был не особенно плотным, и Шарп слышал, что люди продолжают взбираться к пролому.
«Пока все...» - начал Лоуфорд.
Сзади раздались крики, не дав ему закончить, и Шарп обернулся туда, где наступающие переваливали через гребень и прыгали в ров. Похоже, кто-то прыгнул мимо мешка с сеном или приземлился на своих же товарищей, но первые батальоны уже почти достигли цели, продолжая двигаться во тьме, и Шарп услышал рокот, памятный ему еще по Гавилгуру, раскатистый звук движения сотен людей в ограниченном пространстве, пытающихся протиснуться в узкую брешь – этот звук стихнет только тогда, когда исход битвы будет решен.
«Пока все идет хорошо!» - лицо Лоуфорда нервно подергивалось. Да, все шло как-то слишком хорошо. «Надежда» почти одолела долгий подъем, 45-й и 88-й полки наступали ей на пятки, а единственным ответом французов были несколько мушкетных выстрелов и шрапнель, рвущаяся далеко в тылу спешащих вперед резервов. Что-то должно было таиться в бреши.
Огненный шар вспыхнул на стене, прокатился со скоростью лесного пожара, поднялся в воздух и рухнул в ров. За ним еще один, еще, и брешь осветилась, как днем, ярким пламенем зажигательных снарядов – пропитанных маслом шаров из туго набитых соломой холщовых мешков, сброшенных в ров, чтобы защитники могли видеть цель. С французской стороны раздался крик, дерзкий, победный крик, и мушкетные пули ударили в «Отчаянную надежду», подобравшуюся уже совсем близко к пролому в стене, и ответный крик раздался со стороны 45-го и 88-го, когда батальоны рванули вперед, темная масса закопошилась в лабиринте рва, и атака показалась совсем легкой.
«Винтовки!» - крикнул Шарп. У него осталось одиннадцать стрелков, не считая Харпера и его самого – из тридцати человек, которых он провел через ужасы отступления из Ла-Коруньи три года назад. Они были костяком роты, мастера, «зеленые куртки», чьи новейшие винтовки Бейкера могли убивать за три сотни шагов, в то время как гладкоствольный мушкет, «Шатенка Бесс», был практически бесполезен на дистанции более полусотни. Он услышал характерный лязг затвора, более громкий, чем у мушкета, и увидел, как упал француз, пытавшийся спустить по склону еще один зажигательный снаряд. Шарп жалел, что винтовок так мало: он научил пользоваться ими нескольких красномундирников, но хотел, чтобы их было больше.
Он присел рядом с Лоуфордом. Французы сменили картечь на безгильзовую – эта разлеталась из ствола пушки, как дробь при охоте на уток. Он слышал свист пуль над головой, видел, как пламя ударило в ров, навстречу сгрудившимся батальонам, но в этом свете он видел также, что красные мундиры британцев уже прошли половину подъема. «Отчаянная надежда» была уже в считанных шагах от вершины, ощетинившись байонетами, а чуть ниже все пространство было заполнено темной массой наступающей колонны.
Лоуфорд тронул руку Шарпа: «Слишком легко!»
Мушкеты плюнули в наступающих, но слишком слабо, чтобы остановить атаку. Люди на дне рва чувствовали близкую победу, легкую, быструю, и колонна двинулась на брешь, как зверь, вырвавшийся из рва. До победы считанные секунды, и рокот, поднявшись вместе с колонной, перешел в рев.
Французы дали им подойти. Они пустили «Надежду» на гребень осыпавшейся стены, а только потом раскрыли ловушку. Два взрыва прогремели одновременно, оглушая и устрашая, и пламя заполнило весь пролом. Шарп поморщился. Победный рев прорезали крики боли, ухнула картечь, и он увидел, что французы спрятали два орудия в тайных казематах в толще стены по обе стороны бреши, два орудия, которые могли накрыть любое продвижение атакующих. И это были не маленькие полевые пушечки, а массивные монстры, чей огонь сметал все на сотню ярдов от бреши.
«Отчаянная надежда» перестала существовать, канула в лету, сметенная огнем и картечью, но орудийный огонь зацепил и голову колонны, с легкостью расчистив пространство. Рев прервался, перейдя в тревожные крики, и колонна отступила – но не от пушек, а от новой опасности.
Языки пламени появились среди руин, огненные змейки побежали по камням, брызнули искры, ртутью разбегаясь к минам, спрятанным внутри бреши. Взрывы разорвали каменный склон, люди и куски кладки взлетели в воздух, обращая победу в поражение. Мясорубка бреши закрутилась.
Рев еще был слышен. Парни из Коннахта и Ноттингемшира снова лезли в брешь по трупам товарищей, через черные дымящиеся ямы, где были спрятаны мины, а французы выкрикивали в их сторону оскорбления, называя их любителями мальчиков и слабаками, и сопровождали оскорбления зажигательными снарядами, бревнами и камнями, лавиной сходившими по склону и превращавшими людей в кровоточащее месиво. Мощные орудия в спрятанных казематах были уже перезаряжены и готовы к новым целям, и они шли, перебираясь через скользкий от крови накат, пока гром не грянул снова, пламя не заполнило брешь и мириады осколков картечи снова не очистили камни.